Мантос не верил своим глазам.
– Как будто попал в сафари-парк Фьюмичино.
– Это еще что! Сейчас такое увидите! – самодовольно улыбнулся Антонио.
Справа за рощей каменных дубов они заметили нечто вроде электростанции в миниатюре. Громадные трансформаторы, выкрашенные в зеленый цвет, глухо гудя, сливались с окружающей растительностью. Разноцветные трубы выступали из стенки и уходили в землю.
– Эта штука питает током весь парк, – объяснил Антонио. – Кьятти сам производит электричество, используя газ. Это выгоднее, чем покупать энергию у государства, учитывая, сколько киловатт ему нужно для электроограждения, освещения, компьютерного центра…
Дорогу перегородили десяток зебр с парой жеребят. Сильвиетта пришла в экстаз:
– Гляньте на малышей! Какие сладкие…
Они подождали, когда стадо пройдет, и продолжили путь.
Саверио безразличным тоном спросил кузена:
– Ларита-то приехала?
Антонио пожал плечами.
– Думаю, Кьятти приготовил для нее апартаменты на Королевской вилле, больше мне ничего не известно.
Вскоре между макушками деревьев показалось старое трехэтажное здание с двумя башенками и балконом наверху.
– Вот и Королевская вилла.
Они въехали на задний двор, скрытый за самшитовой живой изгородью. Здесь в пыли, поднимаемой колесами фургонов, пикапов и “лендроверов”, лихорадочно носились туда-сюда люди и машины. Бригады рабочих в зеленой форме под начальством людей в черном, оравших так, словно тут военная тюрьма, разгружали продукты, ящики с бутылками, скатерти, бокалы, приборы и столы. Под навесом, сидя на корточках в пыли, чернокожие загонщики в набедренных повязках хлебали из солдатских котелков бульон с тортеллини.
От стоящей в углу тары с горячими полуфабрикатами исходил аппетитный запах.
– Здесь кухни. Скоро приедет Золтан Патрович проверить, как все продвигается. Я вас очень прошу. – Лицо Антонио посерьезнело. – Чтоб не было такого, что вы слоняетесь без дела.
– Кто этот Золтан Патрович? – обеспокоенно сглотнула Сильвиетта.
– Сразу видно, что вы из Ориоло. Это знаменитый болгарский шеф-повар. Очень строгий, так что делайте вашу работу как следует.
Четверка вылезла из машины.
Антонио показал на человека в черном:
– Сейчас идите к нему и спросите, что вам делать. Увидимся позже… И ради бога, без глупостей.
26
Фабрицио Чиба за рулем своей “веспы”, плюющейся темным дымом, стоял на светофоре на пересечении виа Салариа и бульвара Королевы Маргериты. Ему удалось разыскать и починить мотороллер.
Рядом встал скутер с парочкой юных девиц, из-под джинсов с низкой талией выглядывали трусики и попки. Они задержали на нем взгляд и восторженно взвизгнули, а потом сидящая сзади девица спросила:
– Извини, ты не Чиба? Писатель с телевидения?
Фабрицио сделал фирменную ироничную улыбку, обнажив отбеленные зубы.
– Да, но никому об этом ни слова. Я на секретной операции.
Светленькая спросила:
– Неужто едешь на праздник на виллу Ада?
Писатель пожал плечами, словно говоря: “Приходится, ничего не поделаешь”.
Вторая девица, с резинкой во рту, стала проситься:
– Можешь нас провести, а? Ну, пожалуйста… Умоляю… Там все будут…
– Я бы с радостью, но, увы, никак нельзя. Жаль, вы составили бы мне чудесную компанию.
Загорелся зеленый. Писатель включил первую передачу, и “веспа” тронулась с места. Чиба успел увидеть свое отражение в витрине бутика. По такому случаю он надел светло-коричневые полотняные штаны, светло-голубую рубашку “оксфорд”, синий потертый галстук “кембридж”, принадлежавший еще его дедушке, и пиджак на трех пуговицах из хлопка “мадрас” от Дж. Крю, в серо-белую полосочку. Все надлежащим образом измятое.
Чем ближе была вилла Ада, тем медленнее двигались машины. Бригады регулировщиков пытались отвести часть потока на виа Кьяна и виа Панама. Сверху кружил вертолет корпуса карабинеров. На тротуаре по обеим сторонам улицы, напирая на временные ограждения, шумела толпа, которую сдерживало полицейское оцепление в шлемах и бронежилетах. Было много диссидентской молодежи из социальных центров, выступавшей против приватизации виллы Ада. С балконов свешивались транспаранты. “КЬЯТТИ МАФИОЗИ! ВЕРНИ НАМ НАШ ПАРК!” “ГОРОДСКОЕ СОБРАНИЕ – ШАЙКА ВОРОВ!” И еще: “ВИЛЛА АДА ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ К ГОРОЖАНАМ!”
Фабрицио решил сделать остановку и взвесить аспект, который он не принял во внимание. Участие на приеме у Кьятти негативно отразится на его имидже интеллектуала “с убеждениями”. Ведь он писатель левой ориентации. Он открывал Национальный конгресс Демократической партии, требуя срочных мер по спасению агонизирующей итальянской культуры. Он не уклонялся ни от одной презентации в “Леонкавалло” или “Бранкалеоне” [14].
“Я еще могу спокойно вернуться домой, никто меня не видел…”
– Эй, педр-р-рила!
Фабрицио обернулся. Из окошка притормозившего рядом “порше-кайен” весело выглядывал Паоло Бокки.
“О нет!”
– Слышь, писатель, брось уже этот драндулет и садись в машину! Въедешь на виллу как белый человек.
– Езжай, езжай, мне надо позвонить, увидимся там, – соврал Фабрицио.
Хирург показал на стайку молодежи в арафатках.
– А этим гаврикам чего тут надо? – И тронулся, гудками разгоняя толпу.
Что же делать? Если смываться, то прямо сейчас, не мешкая. Фотографы и телерепортеры рыскали вокруг, охотясь за гостями.
Глядя на активистов из социальных центров, которые кричали полицейским: “Вы дерьмо и дерьмом останетесь”, Фабрицио сказал себе то, о чем время от времени непостижимым образом забывал: “Я писатель. Я рассказываю жизнь как она есть. Как когда-то я обличал вырубку тысячелетних лесов в Финляндии, так теперь я смешаю с грязью эту банду мафиозных толстосумов. Крепкая статейка в разделе культуры в газете “Репубблика”, и мало им не покажется. Я не такой, как они. – Он оглядел свой мятый костюм. – Меня не купите! Я вам задам жару!” – Он сел на мотороллер, завел его и смело двинулся навстречу толпе.
Состав зрителей за оцеплением менялся. Теперь это были в основном девчонки-подростки и целые семьи, которые защелкали сотовыми и закричали ему вдогонку, чтобы он остановился.
Наконец он подъехал к входу, у которого дежурило десятка два сотрудниц службы регистрации и патруль частной охраны. Светловолосая девушка в элегантном облегающем костюме шагнула ему навстречу.
– Добрый день, рада видеть вас здесь. Не получив от вас подтверждения, мы не были уверены в вашем присутствии.
Фабрицио снял Ray Ban и поднял на нее глаза.
– Вы правы, я страшно виноват. Как мне заслужить прощение?
Девушка улыбнулась:
– Вам не за что извиняться… Мне достаточно получить ваше приглашение. – И протянула руку.
Фабрицио достал конверт. Внутри, помимо приглашения, лежала магнитная карта. Он отдал ее сотруднице, та провела ею по считывающему устройству.
– Все в порядке, доктор Чиба. Мотороллер вам лучше оставить здесь слева и пройтись пешком. Желаю вам приятно провести время.
– Спасибо, – ответил писатель и завел мотор. С красного ковра, ведущего к входу на виллу, он свернул влево, где были припаркованы БМВ, “мерседесы”, “хаммеры” и “феррари”. Он поставил мотороллер на подножку, снял шлем и растрепал руками шевелюру. В тот самый момент, когда он для верности посмотрелся в зеркальце, из-за ограждения послышался сдавленный крик:
– Лживая рожа!
Не успел он даже понять, что происходит, как что-то увесистое шмякнулось ему на левое плечо. Мелькнула мысль, что это кидаются булыжником анархисты из “Черного блока”. Побелев лицом, Чиба спрятался за ближайшим джипом. Затем, глотая воздух, взглянул на пострадавшее плечо. Сицилийский рисовый крокет с гороховой начинкой взорвался у него на пиджаке и теперь медленно стекал по груди, оставляя масляный след из моцареллы и горячего соуса. Фабрицио брезгливо, словно зараженную пиявку, снял с плеча крокет и швырнул на землю. Оскорбленный, осмеянный и униженный, он обернулся к толпе. Три человека с курчавыми волосами и бородами, в пиджаках и галстуках, смотрели на него с ненавистью, будто он Муссолини (арестованный, ко всему прочему, именно на вилле Ада). Показывая на него пальцами, они кричали в три голоса: