– Да кто тут умничает? Я сказал тебе, что буду держать рот на замке. Так я и поступил. Я хочу закончить книгу в относительно спокойной обстановке. Хочу закончить эту книгу для тебя.

Она неуверенно смотрела на него; ей хотелось поверить, она боялась верить… и в конце концов поверила. И правильно сделала, так как Пол говорил правду.

– Тогда принимайся за работу, – мягко сказала она. – Немедленно. Ты же видел, как они на меня смотрели.

Два дня жизнь продолжалась так же, как и до появления Дуэйна Кашнера; Пол почти поверил, что Дуэйн Кашнер не появлялся вообще. Пол писал почти без перерывов. Он отказался от пишущей машинки, и Энни молча поставила ее на каминную полку под фотографию Триумфальной арки. За эти два дня Пол исписал три блокнота. Остался последний блокнот. Когда он будет исписан, Пол начнет писать в тетрадях. Энни точила для него шесть карандашей «Черный воин», они тупились, и Энни снова чинила их. Карандаши становились все короче, а Пол все так же сидел, склонившись над блокнотом, у окна, время от времени рассеянно почесывая большим пальцем правой ноги то место, где когда-то была левая подошва, и смотрел на лист бумаги, смотрел в открытую настежь дверь. Книга ракетой неслась вперед к развязке, как это бывает с лучшими произведениями. Пол совершенно отчетливо видел все… Три команды, разыскивающие Мизери в многочисленных коридорах внутри головы идола, две группы людей, желающих убить ее, и одна – Йен, Джеффри и Езекия, – спешащая ей на выручку. А поселение бурка сгорело, и все, кто не погиб в огне, караулили у единственного выхода, у левого уха идола, поклявшись убить всех, кто выберется оттуда живым.

Состояние гипнотической сосредоточенности было поколеблено, но не нарушено на третий день после визита Давида и Голиафа, когда к дому Энни подъехал «форд» кремового цвета с эмблемой местной телестанции. «Форд» был битком набит оборудованием для видеосъемки.

– О Боже! – пробормотал Пол. Чувства его застыли где-то между скепсисом, радостным возбуждением и ужасом. – Чтоб тебя, это что за явление?

Едва фургон затормозил, как задняя его дверца распахнулась и на дорожку выпрыгнул парень в защитного цвета брюках и майке с надписью «Deadhead». В одной руке он держал нечто, напоминающее очертаниями большой пистолет, и Пол даже подумал было, что сейчас он выпустит облако слезоточивого газа. Парень поднял черный предмет к плечу и направил его на дом, и Пол понял, что это видеокамера. С переднего пассажирского сиденья спрыгнула молодая девушка, распушила волосы, кинула взгляд в зеркальце заднего вида, чтобы убедиться, что макияж в порядке, и встала рядом с оператором.

Внешний мир, несколько лет не смотревший в сторону Дракона в юбке, явился теперь, чтобы наверстать упущенное.

Пол поспешно откатился от окна, надеясь, что его не успели заметить.

Успели или не успели – можешь узнать из шестичасовых новостей, подумал он и зажал рот ладонями, чтобы сдержать хихиканье.

Хлопнула дверь.

– Убирайтесь отсюда к чертовой бабушке! – закричала Энни. – К чертовой бабушке из моих владений!

Глухой голос:

– Мисс Уилкс, если бы вы позволили…

– Я позволю себе засунуть динамит в ваши гребаные задницы, если немедленно не уберетесь!

– Мисс Уилкс, я Гленна Робертс с телеви…

– Может, ты Джон Смит Иисус Говнодав Христос с планеты Марс! Мне плевать! Вон из моих владений, или вы ПОКОЙНИКИ!

– Но…

ГРОХ!

Энни Боже мой Энни убила этих придурков…

Он подкатился к окну и выглянул. У него нет выбора – он должен увидеть. Волна облегчения накрыла его. Энни стреляла в воздух. И этого оказалось достаточно. Гленна Робертс во всю прыть неслась к фургону. Оператор навел объектив на Энни; Энни навела дуло ружья на оператора; оператор решил, что ему больше хочется остаться в живых и еще раз побывать на концерте «Грейтфул дэд», нежели заснять на пленку Дракона в юбке, и плюхнулся на заднее сиденье. Он еще не успел захлопнуть дверцу, а фургон уже дал задний ход.

Энни с ружьем в одной руке проследила за отъездом телевизионщиков, затем медленно возвратилась в дом. Пол услышал, как она кладет ружье на стол. Затем она вошла к нему в комнату. Выглядела она хуже, чем когда-либо на его памяти. Бледное, измученное лицо, глаза мечут молнии.

– Они вернулись, – прошептала она.

– Успокойся.

– Я знала, что все эти щенки когда-нибудь вернутся. И вот они вернулись.

– Энни, они ушли. Ты их прогнала.

– Они никогда не уходят. Они узнали, что пропавший полицейский навестил Дракона в юбке. И вот они здесь.

– Энни…

– Знаешь, что им нужно? – выкрикнула она.

– Конечно. Я имел дело с журналистами. Им всегда нужны всего две вещи: чтобы ты смотрела телевизор и материлась и чтобы кто-нибудь угостил их мартини за удачный сюжет. Тебе, Энни, надо успоко…

– Вот это им нужно, – сказала она и поднесла руку со скрюченными пальцами ко лбу. Внезапно она резко царапнула кожу, оставив на лбу четыре кровавые дорожки. Кровь залила брови, потекла вниз по щекам, вдоль носа.

– Энни! Прекрати!

– И это! – Левой рукой она ударила себя по щеке с такой силой, что остался красный отпечаток. – И это! – И по правой щеке, с еще большей силой; там, где ногти соприкоснулись с кожей, брызнули капельки крови.

– ПРЕКРАТИ! – завопил он.

– Вот это им нужно! – завопила она в ответ. Ладонями она зажала раны на лбу, унимая кровотечение, потом продемонстрировала ему окровавленные ладони. И вышла из комнаты тяжелыми шагами.

Прошло много, много времени, и Пол вернулся к книге. Сначала работа двигалась медленно, ее прерывала возвращающаяся картинка – Энни, раздирающая ногтями кожу на лбу, и Пол уже решил, что ничего хорошего у него не выйдет, лучше отложить на другой день, а потом книга захватила его и он прошел сквозь дверь в бумажном листе.

И, как всегда, испытал блаженное облегчение.

На следующий день опять приехала полиция. На сей раз – деревенские парни из местных. И с ними – костлявый человек с чемоданчиком, в котором могла находиться только электронная стенографическая машина. Энни вышла к ним с пустым лицом. Затем провела их в кухню.

Пол тихо сидел у себя с большой тетрадью на коленях (последняя страница последнего блокнота была исписана накануне вечером) и слушал, как Энни делает заявление, то есть повторяет то, что рассказывала Давиду и Голиафу четыре дня назад. В сущности, подумал Пол, ее заявление состоит по большей части из невразумительного мычания. С удивлением и страхом он обнаружил, что чуть-чуть жалеет Энни Уилкс.

Полицейский из Сайдвиндера, который в основном задавал вопросы, начал с того, что Энни может отказаться отвечать до прибытия ее адвоката. Энни отказалась от вызова адвоката и просто повторила свой рассказ. Пол не заметил каких-либо отклонений.

Они провели в кухне полчаса. В конце один из полицейских поинтересовался, откуда у нее эти ужасные шрамы на лбу.

– Расцарапала во сне, – объяснила она. – Мне приснился плохой сон.

– Какой сон? – спросил полицейский.

– Мне приснилось, что люди вспомнили обо мне спустя столько лет и опять стали таскаться сюда.

Когда они ушли, Энни пришла к Полу. Ее лицо, отрешенное, больное, было как будто вылеплено из теста.

– Этот дом превращается в отель «Гран Централь», – пошутил Пол.

Она не улыбнулась.

– Сколько еще?

Он помолчал, посмотрел на стопку машинописных страниц, на исписанные от руки листы, потом – снова на Энни.

– Два дня, – сказал он. – Возможно, три.

– В следующий раз они приедут с ордером на обыск, – заметила она и вышла, не дав ему времени ответить.

Примерно без четверти двенадцать она вошла и сказала:

– Пол, ты должен был лечь спать час назад.

Он поднял голову; она вырвала его из сонного царства его романа. Джеффри – сделавшийся главным героем этой книги – только что встретился с царицей пчел, с которой должен был схватиться не на жизнь, а на смерть ради спасения Мизери.