– У меня все есть, – проговорил он. – Пожалуйста, Энни…

– И вы больше не будете выводить меня из себя?

– Нет. Больше никогда не выведу вас из себя.

– Если меня вывести из себя, то я уже не я. – Энни опустила глаза и увидела, что его ладони прижаты к коленям; он старательно прикрывал ими коробочки. Она долго смотрела на его руки и наконец мягко сказала: – Пол, почему вы так держите руки?

Он расплакался. Плакал он от сознания вины и страшно досадовал на себя за это: выходит, вдобавок ко всему, что сделала с ним эта чудовищная женщина, она еще и заставила его чувствовать себя виноватым. Он плакал от сознания вины… и просто от усталости, как плачут дети.

– Я хочу лекарство, – выговорил он, – и хочу в туалет. Я терпел все время, пока вас не было, но, Энни, я больше не могу терпеть и не хочу опять обмочиться.

Она лучезарно улыбнулась и откинула с его лба прядь волос:

– Бедняжка. Вам изрядно досталось от Энни, правда? Даже чересчур! Злая старуха Энни! Сейчас все принесу.

Он не решился бы прятать лекарство под ковриком, даже если бы у него было на это время до ее возвращения; капсулы хотя и маленькие, но все равно их очертания будут слишком заметны. Когда он услышал, как она вошла в ванную, то, превозмогая боль, схватил коробки, протянул руку за спину и засунул их сзади под трусы. Острые картонные углы врезались в ягодицы.

Она вернулась. В одной руке у нее было судно, в другой – две капсулы новрила и стакан воды. Судно, старая жестяная штуковина, было похоже на какую-то нелепую тарелку.

Эти две в дополнение к тем, что ты принял полчаса назад, могут ввести тебя в кому и убить, подумал он, а другой голос тут же ответил: Тем лучше для меня.

Он взял капсулы и проглотил их, запив водой.

Она протянула ему судно:

– Нужна моя помощь?

– Я сам справлюсь, – ответил он.

Она деликатно отвернулась, пока он пристраивал пенис к холодной трубке и мочился. Случайно взглянув на нее, когда струя мочи ударила по жести, он увидел, что она улыбается.

– Все? – спросила Энни через несколько секунд.

– Да. – Ему действительно необходимо было облегчиться, просто до сих пор некогда было подумать об этом.

Она взяла у него судно и осторожно поставила на пол.

– Теперь давайте-ка в постель, – сказала она. – Вы, наверное, устали… А ваши ноги, конечно, распевают арии.

Он кивнул, хотя правда заключалась в том, что он ничего не чувствовал; благодаря проглоченной в два приема дозе лекарства он с пугающей быстротой терял сознание и уже видел комнату сквозь серую пелену. Он ухватился за одну мысль: сейчас она поднимет его, чтобы уложить в кровать, и ей следует быть начисто лишенной зрения и осязания, чтобы не заметить, что под трусами у него что-то спрятано.

Она подкатила кресло к кровати:

– По-моему, Пол, еще чуть-чуть – и вы заснете.

Ему удалось выговорить:

– Энни, можно подождать пять минут?

Она взглянула на него, и зрачки ее сузились.

– Я думала, вам больно, сэр.

– Правда, – ответил он. – Больно… очень. Главное – колено. Там, куда вы… ну, когда вы потеряли терпение. Я еще не готов, чтобы меня поднимали. Можно подождать пять минут, пока… пока…

Он знал, что хочет сказать, но слова уплывали от него в серое облако. Он беспомощно посмотрел на нее.

– Пока лекарство не подействует? – спросила она, и он благодарно кивнул. – Ну конечно. Я пока уберу кое-что и сразу вернусь.

Как только она вышла из комнаты, он вытащил коробочки и засунул их по одной под матрас. Облако делалось все плотнее и становилось уже не серым, а черным.

Убирай подальше, тупо подумал он. Чтобы она не вытянула их вместе с нижней простыней, если будет перестилать постель. Чем дальше, тем… тем…

Он засунул под матрас последнюю, откинулся на спинку кресла и стал смотреть на потолок, где плясали три пьяные буквы «В».

Африка, подумал он.

Теперь надо прополоскать, подумал он.

В какое же неприятное положение я попал, подумал он.

Следы, подумал он. Я не оставил следов? Я не оставил…

Пол Шелдон потерял сознание. Проснулся он четырнадцать часов спустя. За окном снова шел снег.