Я была умнее.

С теми коробками в ванной было то же, что и с безделушками в гостиной. Мне показалось, что лекарства перетряхнули, и я видела, что одна коробка, которая лежала внизу, оказалась наверху, но я не была уверена. Потому что я могла сделать это сама, когда… когда я была взволнованна.

Прошло два дня, и я уже почти решила не обращать на все это внимания. Но вот однажды я принесла тебе лекарство. Ты спал. Я нажала на дверную ручку, а она не поворачивалась. Потом все-таки повернулась, и я услышала, как внутри что-то щелкнуло. Ты начал вертеться, и я дала тебе лекарство, как обычно. Как будто я ничего не подозревала. Я умею притворяться, Пол. Потом я помогла тебе сесть в кресло, чтобы ты мог работать. И, пересаживая тебя, поняла, что ощущал апостол Павел на пути в Дамаск[30]. Мои глаза открылись. Я увидела, какой у тебя здоровый цвет лица. Увидела, что ты можешь двигать ногами. Пусть с трудом, пусть чуть-чуть, но ты ими двигал. И руки у тебя окрепли.

Я увидела, что ты снова почти здоров.

И тогда я начала понимать, что, если никто на свете ничего не заподозрит, мне все равно грозит опасность. Я посмотрела на тебя и подумала, что, может быть, не я одна умею притворяться.

Вечером я дала тебе лекарство посильнее и, когда убедилась, что тебя не разбудит даже разорвавшаяся над ухом граната, спустилась в погреб за инструментами и разобрала замок. Посмотри, что я нашла внутри!

Она достала из кармана своей мужского покроя рубашки небольшой темный предмет и вложила в онемевшую руку Пола. Он уставился на этот предмет, хлопая глазами. Это был погнутый обломок женской заколки.

Пол захихикал – не смог сдержаться.

– Что в этом смешного, Пол?

– В тот день, когда ты уехала платить налоги, мне опять понадобилось выйти. Кресло едва прошло в дверь, и там остались отпечатки. Я попробовал их стереть.

– Чтобы я не заметила.

– Да. Но ведь ты их уже заметила раньше?

– Что? После того как я нашла в замке свою заколку? – Энни тоже улыбнулась. – Можешь с кем угодно спорить на свои мужские причиндалы, – заметила она.

Пол кивнул и рассмеялся еще громче. Он так смеялся, что у него потекли слезы. Весь труд… все тревоги… все напрасно. Можно посмеяться от души.

Наконец он заговорил:

– Я боялся, что у меня будут неприятности из-за этого обломка… а ничего не случилось. Я даже ни разу не слышал, чтобы он там звякал. А он не случайно не звякал, как выяснилось. Он не звякал, потому что ты вытащила его. Ах, Энни, любишь же ты обманывать.

– Да, – подтвердила она, тонко улыбаясь. – Я люблю обманывать.

Она двинула ногой. И он опять услышал звук трения чего-то деревянного о половицу.

Сколько раз ты выходил?

Нож. О Боже, нож.

– Два. Нет, подожди. Вчера часов в пять я еще раз выходил. Чтобы набрать воды. – Он не солгал; он в самом деле наполнил кувшин. Но об истинной причине своей третьей экспедиции он умолчал. Истинная причина покоится под матрасом. Принцесса на горошине. Поли на ноже мясника. – Три раза, считая поход за водой.

– Говори правду, Пол.

– Клянусь тебе, всего три раза. И не для того, чтобы сбежать. Поверь ради Христа. Я как-никак пишу здесь книгу, ты, случайно, не забыла?

– Пол, не упоминай имя Спасителя всуе.

– Тогда перестань болтать чепуху. Первый раз мне было так больно, как будто мои ноги ниже колен побывали в аду.

Благодаря тебе, Энни.

– Заткнись, Пол!

– Во второй раз я хотел раздобыть еды и сделать небольшой запас на случай, если ты уехала надолго, – продолжал он, не обращая внимания на ее окрик. – Потом мне захотелось пить. Все. Нечего мне скрывать.

– И, надо полагать, ты ни разу не трогал телефон, и замки не рассматривал – ведь ты у нас такой хороший мальчик.

– Телефон я, конечно, трогал. И на замки, ясное дело, смотрел… Хотя на улице сейчас такой потоп, что недалеко бы я уехал, будь даже все двери распахнуты настежь. – Сон все сильнее накатывал на него, и ему очень хотелось, чтобы она наконец умолкла и ушла. Она напичкала его наркотиком настолько, что он сказал правду; вероятно, в свое время он за это еще заплатит. Но прежде всего ему хотелось спать.

– Сколько раз ты выходил?

– Я же сказал…

– Сколько раз? – Она повысила голос. – Говори правду!

– Это правда! Три раза!

– Сколько раз, черт тебя подери?

Теперь Пол испугался, несмотря на то, что Энни впрыснула ему лошадиную дозу наркотика.

Если она что-то сделает со мной, будет по крайней мере не так больно… и она хочет, чтобы я закончил книгу… она сама говорила…

– Ты пытаешься обмануть меня, как дурочку.

Он заметил, что ее кожа блестит, как натянутая на камень целлофановая пленка. На лице как будто не было ни единой поры.

– Энни, я клянусь…

– О, лжецы умеют клясться! Они любят клясться! Ну-ну, давай, говори со мной, как с дурой, если тебе так нравится. Очень хорошо. Но ты быстро доиграешься. Всегда выходит боком, когда говоришь с умной женщиной как с дурой. Запомни, пожалуйста, Пол: я по всему дому приклеила скотчем волосы, и многие из них оказались не на месте или вообще исчезли. Просто пропали… пуф – и нет их. Они не только в книге были, но и в коридоре, и в платяных шкафах наверху… в пристройке… везде.

Энни, ну как я мог попасть в пристройку, когда на двери три замка? – хотел спросить он, но не успел, она снова говорила:

– А теперь валяй, говори мне, мистер Умник, что ты выходил всего три раза, и ты увидишь, кто из нас дурак.

Он смотрел на нее, полусонный, но перепуганный. Он не знал, что ответить. Это же безумие… бред параноика…

Внезапно он позабыл про пристройку. Боже мой, подумал он, наверху? Она сказала НАВЕРХУ?

– Энни, ну скажи мне ради Бога, как я мог попасть наверх?

– О ДА! – Голос ее сорвался. – КОНЕЧНО! Несколько дней назад я вошла сюда и увидела, что ты самостоятельно забрался в кресло! Если ты смог забраться в кресло, ты мог и подняться наверх! Ты мог ползти!

– Ну да, с переломанными ногами и раздробленным коленом.

Снова черная яма вместо лица; темный провал под лесной лужайкой. Энни Уилкс не было. Явилась Богиня Пчел Бурка.

– Ты упорно не желаешь поумнеть, Пол, – прошептала она.

– Верно, Энни, один из нас должен хотя бы постараться поумнеть, а ты не очень стараешься. Ну пойми хотя бы: думать, что я полз, – это безу…

– Сколько раз?

– Три.

– Первый раз – за лекарством?

– Да. Новрил.

– Второй раз – чтобы поесть.

– Правильно.

– Третий раз – за водой.

– Да. Энни, у меня кружится…

– Ты наполнил кувшин в ванной.

– Да…

– Один раз – лекарство, один раз – еда, один раз – вода.

– Да, говорю тебе! – хотел крикнуть он, но из его горла вырвался только безжизненный хрип.

Она снова сунула руку в карман юбки и извлекла оттуда нож мясника. Его острое лезвие сверкало при свете утреннего солнца. Вдруг она повернулась и швырнула нож в стену. Уверенное, неосознанно-изящное движение профессионала. Лезвие ударилось в штукатурку под Триумфальной аркой и дрожа застряло в стене.

– Я немножко пошарила у тебя под матрасом, прежде чем подготовить тебя к операции. Я думала, что найду капсулы. Нож оказался сюрпризом. Я чуть не порезалась. Но это же не ты положил его туда, правда, Пол?

Он не ответил. Мысли с бешеной скоростью носились по кругу, беспорядочно ныряли вниз и взлетали вверх, как на чертовом колесе. Подготовить к операции? Ему это не послышалось? К операции? К нему вдруг пришла твердая уверенность, что сейчас она вынет нож из стены и приступит к кастрации.

– Нет, ты его туда не клал. Ты раз выходил за лекарством, раз за едой и раз за водой. А этот нож… он, наверное, сам прилетел сюда и заполз к тебе под матрас. Вот что, надо полагать, произошло! – Пронзительный иронический смех.