Гущин задрал брови повыше, очки сдвинул на нос пониже.

— Может быть, сначала проконсультируемся с доктором Вишневской?

Вишневская Лидия Викторовна — местный психиатр. Блондинка, Мэрилин Монро, пятый размер. Ей бы в реанимации работать, она мумию из саркофага поднимет.

— Нет, Сергей Саныч, от доктора Вишневской держите меня подальше. Я теперь человек несвободный, а во внешних стимуляторах пока не нуждаюсь.

Гущин тонко усмехнулся в рыжие с проседью усы:

— Как же, как же, видел и одобрил…

Да, мы, постоянный контингент, для здешних медиков — вроде членов семьи, все они про нас знают, все примечают.

— Но что за безумная идея с катетером, Дима?

— Ох, Саныч, достает меня один клиент — придет сегодня проведывать. Он подозревает, что я в больницу лег, лишь бы его заказ не выполнять, так мне ему надо убедительно показать, что я действительно и активно лечусь.

— А вы его просто пошлите — мало ли на свете клиентов?

— Нельзя. Он денежный, злопамятный и со связями. Да и заказ его нам нужен.

— Ну-ну…

Гущин закатил глаза к небу, выпятил губы, посопел в усы.

— Но вас, полагаю, устроит и надводная часть айсберга, без настоящего прокола?

— Ну естественно, я о том и говорю!

Пока шли в манипуляционную, я ему рассказал, что видел в газетке прелестную опечатку:

Гущин усадил меня на кушетку и, бормоча себе под нос что-то о пацанячьих выхватках, перебрал несколько прозрачных пакетиков с катетерами, нашел один, как ему показалось, похуже, отрезал хирургическими ножницами верхушку сантиметров в семь и прилепил мне на шею марлей с клеолом. Посидел, покурил, рассказал, что с неким Ленькой Айсбергом учился в школе с третьего класса, а недавно того выставили из автодорожного на пенсию, потому что надо было освободить место для одного хмыря, папаша которого заведует в городе отправкой вузовских ученых в зарубежные командировки. Потрогал наклейку пальцем, убедился, что высохла, забинтовал шею, оставив катетер торчать наружу, и буркнул:

— Иди, артист. В следующий раз могу тебе для убедительности изобразить выпадение прямой кишки…

Немного меня познабливало. То ли после капельницы, то ли застудился слегка. Я надел куртку, неторопливо спустился со своего второго этажа во двор и занял оговоренную скамеечку. Теплое осеннее солнышко просвечивало через остатки листвы на клене. Сидеть было удобно. Вот только курить не хотелось — или в самом деле заболеваю, или начали действовать лекарства.

На крышке канализационного люка дремала, свернувшись калачиком, трехцветная больничная кошка Дарья Ивановна. Я от Аськи заразился примечаю кошек и собак. Раньше они меня как-то мало занимали… Да и я их тоже — помнится, первый раз ко мне кошка подсела, когда дожидался Асю возле Серегиного дома. Было это на третий… нет, на четвертый день нашего знакомства, Ася тогда уже начала раскапывать историю с живым товаром…

Вот к чему может привести добросовестное выполнение служебных обязанностей! Я ведь в Асину лавочку пришел не просто так, а по заданию Ивана Иваныча. Слон ему заказал расследовать делишки фирмы «Татьяна», и мы с ним прикинули, что напрямую туда влезть не так просто, а вот через брачную контору, подразделение «Татьяны», — в самый раз…

Впрочем, я тогда о Слоне не знал. Иван Иваныч сумел мне внушить, что наша контора СИАМИ — глубоко законспирированный отдел МВД, и старался я не за страх, а за совесть, рвался раскрывать преступность и коррупцию со всем усердием новоиспеченного юриста. Правда, между окончанием юракадемии и приходом в СИАМИ успел я покрутиться в поисках работы, успел поторговать квартирами в недоброй памяти «Крове», который прогорел со скандалом…

Как все в последние годы «завертелось, закружилось и помчалось колесом»! С ног на голову встало — или с головы на ноги? Это, как говорят оптимисты медики, вскрытие покажет. Переменилось, короче. Мог ли я пятнадцать лет назад предполагать, что меня ждет такая жизнь? Собирался быть военным, окончил училище химзащиты, служил в учебке и горя не знал… Но вдруг грянул Чернобыль, и пришлось мне свои знания и умения применять на практике. И применял — пока не угодил в госпиталь… Ох, будь оно неладно, теперь до конца дней своих не расстаться мне с медициной. Да ладно, что ныть, биографию обратно не пролистаешь и ничего в ней не перепишешь. Живой — и слава Богу. Все-таки подлатали, уже почти не инвалид. Сумел гражданскую профессию получить. Понимал, после чернобыльских приобретений о занятиях химией думать не приходится, вот и подался в юристы, где окружающая среда поздоровее…

И, как говорится, из огня да в полымя — в Чернобыле в меня по крайней мере не стреляли. Впрочем, до дела «Татьяны» я никак не ожидал, что работа в СИАМИ окажется опасной, и на выданный «макаров» смотрел с юморком… В самом деле, какой там пистолет — идет человек в брачную контору с честными-благородными матримониальными планами. И, между прочим, нашел кандидатуру, правда, не в каталогах невест, а среди персонала. А главное, намерения, придуманные для легенды, оказались самыми что ни на есть серьезными.

Как с этими делами неожиданно у меня обернулось… напуганный прежним грустным опытом, и не думал, и не мечтал — а вот поди ж ты, встретил! Не знаю, побоялась бы Ася жизни в глухом гарнизонном городке, но уж бандюг она не испугалась: одного чуть на тот свет не отправила изящным каблучком… в давние времена, рассказывали, такой назывался «контесс» — графиня, значит. Вот такая досталась мне графиня — толковая, отважная и рыжая. Да ладно, чего дразниться, так-таки рыжая! Коричневато-золотистая, по строгому разбору. Без глупой светлокожести, но, конечно, с конопушками…

Да, негаданно-нечаянно — и сразу, обвалом! В первый день просто интерес возник, во второй укрепился, на третий та-ак потянуло… А на четвертый — все, решил. Но вот чем её взял — сам не понимаю!

Тем более, ей тогда не до лирики было, она все глубже влезала в историю с Ириной: девчонка позарилась на богатого заграничного жениха, а угодила в публичный дом; год маялась, все-таки сумела сбежать, добралась до нашего посольства, оттуда кое-как домой отправили. Я случайно об этом узнал — и сразу смекнул, что из-за каких-то таких дел меня Иван Иваныч в «Татьяну» и заслал. Осторожно намекнул я Асе, она в кухне своей лавочки покопалась и выкопала кое-какие потрошки смердючие. А дальше пошло-поехало: пикантная новость попала в прессу (Иркина мамаша расстаралась, кретинка), и манохинские гориллы прикончили журналиста. Ирку мы успели спрятать, да не совсем чисто сработали, и Мюллер взял след. Еле-еле поспел я Асю выручить но тут уж они на нас двоих насели, и неизвестно, где бы мы с ней сейчас были, если бы не Слон и его охрана под руководством бригадира Алексея.

Собственно, к тому времени Ася через своих подружек сумела на удивление много вызнать о моем заведении, СИАМИ, будь оно проклято, обозвала меня шпионом поганым и выгнала из дому. Между нами, по делу: заведение-то оказалась сугубо частной лавочкой, укомплектованной бывшими кагэбэшниками, и за хорошие деньги занималось экономическим шпионажем по заказам отечественных младокапиталистов. Что говорить, противно было терять иллюзии и такую женщину одновременно, но хватило ума не забиваться в темный угол со своими обидами — только потому и сумел Мюллеру дорожку перебежать и Аську у него из-под носа выхватить.

А после разборки со стрельбой привезли нас пред светлые очи заказчика — он же спаситель, он же Слон, как выяснилось. Сейчас-то я понимаю, что и в разговоре с ним нам крепко повезло, очень по-разному та беседа могла закончиться. В самом деле, материалы для Слона у нас с собой были. Долго ли их изъять, нас с пристрастием допросить, а после отправить вслед за Мюллером? Совершенно не обязательно всяким посторонним знать, что в нужный момент тихий и скромный господин Дубов может выставить взвод автоматчиков… Видно, в тот вечер сумели мы нахально ухватиться за подол Фортуны, а может, после стрельбы море было по колено — но доказали, что глубокоуважаемому Борису Олеговичу полезнее и выгоднее оставить нас на этом свете и иметь в качестве верных слуг. Немалую роль сыграла и фамилия Кучумова, которую мы ему преподнесли с должной подачей и за которую были щедро вознаграждены.