Сел в машину и ещё раз задумчиво произнес:

— Очень хорошее место.

Перед «Дружбой» Рыжая кое-как протиснулась к двери — собралась выходить. Лешечка этого ждал — а чего, ясно же, баба на работу ездит, каждый день, только не всегда в одно время, видно, режим у неё свободный, ждал, и потому уже стоял у своей двери. Рыжая была, на Лешечкин вкус, сильно тощая, но главное — коротышка, и не спускать с неё глаз в набитом вагоне было трудновато. Потому Лешечка заклинивался в уголочке у самой двери в конце вагона: хоть какая толпа, но на выходе не упустишь.

На эскалаторе он ехал ступенек на десять ниже Рыжей, приостановился возле журнального лотка в подземном переходе, вроде бы разглядывая обложку «Пентхауза», убедился, что объект следует обычным маршрутом, неспешно двинулся следом. Рыжая, как каждый день, вышла из подземного перехода на Дзержинскую… тю, на Грушевскую, голову как у коня иметь надо все новые названия помнить, кто такой этот Грушевский, интересно знать, наверно, тоже сука порядочная, только не коммуняка, а бандера… дотопала до тридцать седьмого номера, зашла в подъезд. Все нормально, сейчас поднимется на второй этаж, позвонит в пятую квартиру… точно, звонок такой, аж сюда слышно… так, минут восемь есть, можно покурить.

Лешечка прошел ещё вперед, присел на лавочке в стеклянной трамвайной ожидалке, облепленной рекламой «мальборо», закурил. Засек время.

Сегодня Рыжая, видать, торопилась: вышла уже через шесть минут и резво-резво пошлепала в арку — а там двинет через проходной двор, через дырку в заборе, через Жмуриков парк, вынырнет на Репинскую возле ментовки на углу, после свернет на Искру и во двор напротив пожарки… Нудная работа, за три дня все расписание стало ясно, ездит баба на работу в фирму «Асдюк» — вот кликухи люди своим фирмам выдумывают, на задницу не натянешь…

Рыжая прошла через двор в свою контору, Лешечка устроился на детских качелях за мусоркой, вытащил мобильник.

— Але, Вэ-Вэ! Это Леха. Я тут девушку провожал на работу, так сразу не мог позвонить… — начал он вроде бы невинный разговор, как учил Виктор-второй, но сразу же забыл о конспирации и пошел шпарить в открытую: — Я ж тебе говорю, вход в подъезд только со двора, не, с улицы забито, зато двор трое ворот имеет — на Искру, на Добролюбова и на Белинскую, прямо к ментовке… какой-какой, на углу Репинской и Белинской! Столичный райотдел! С улицы не уследишь, а посреди двора мне маячить не с руки, возле каждого подъезда бабки сидят. Слышь, а тут кругом гаражики, ну, так я вот думаю, может, пригнать какую-нибудь тачку, я её вроде чинить буду… Давай, подумай. Не, Кучерявого ещё не видел. Хромой? А вон, топает, только он сегодня молоток, почти не хромает. Дипломат несет… Может, пощупать?.. Че-че? Да ты что, вот этот тощак Мюллера положил? Ничего себе, сказал я себе!.. Понял, жду, гуляю, освободится девушка — провожу. Ну лады, до вечера!

КамАЗ-самосвал с высокой кучей желто-рыжего песка в кузове медленно перевалил через рельсы подъездного пути, проехал ещё немного, выполз на обочину и, пшикнув тормозами, остановился по соседству с «Зеленой жабой» излюбленной шоферской кормушкой на Кацаповке. Щеголеватый смуглый водитель аккуратно запер дверцу, пнул мимоходом левый задний баллон и прошел в кафе. Взял гуляш с гречкой, две порции оладьев со сметаной, два компота и щедрую горку хлеба. Занял столик в углу, сел лицом к выходу, отпил полстакана компота и врубился в гуляш.

Минуты через три напротив него опустился темноволосый человек лет сорока с бутылочкой «пепси».

Армянин, отметил про себя водитель. А что удивляться, в Чураеве кого угодно можно встретить, всегда кавказцев много было, а за последние годы ещё прибавилось — Спитак, Карабах, Абхазия, Осетия, Чечня, жить людям где-то надо, и детей растить не под пулями…

— Слушай, это твой КамАЗ 13–20 там стоит?

Водитель поднял голову от тарелки.

— Ну?

— Тормоза слабые.

— А их, считай, вообще нет. Сзади только среднее левое и берет.

— А дизель?

— Дизель — зверь!

Темноволосый покивал, отхлебнул из горлышка.

— Ты — Валера из Гагры, ущелье Дзхерва одиннадцать жил?

— Жил. Только я тебя не помню.

— Мы не встречались. Мне про тебя Сурик говорил. Просил, если увижу, привет от Руслана передать.

Шофер дожевал, проглотил, положил вилку.

— Спасибо. Я не забыл, какой человек Руслан, как он мне помог, когда надо было семью вывезти. И не забыл, как Сурик здесь помог.

Темноволосый снова покивал, заметил:

— Говорят, кто красное вино пьет и много чеснока ест, у всех хорошая память…

Темноволосый встал, подошел к стойке, взял ещё бутылочку «пепси». На обратном пути словно нечаянно осмотрел зал. Сел на прежнее место, широко расставил локти на столе. Не спеша полез во внутренний карман пиджака, вытащил бумажник, вынул зеленую сотенную, протянул водителю.

— Без тормозов, Валера, нельзя ездить. Убьешься — кто твоих детей кормить будет? Автобазу три семерки знаешь? Заедь, спроси Алика Газеева, он самый лучший камазовский тормозник в городе. Скажи, тебя Ричард направил, деньги отдай. Сделает тебе тормоза лучше, чем у «вольво».

— Спасибо за совет и за помощь, Ричард.

— Не мне спасибо — Руслан тебя помнит. Может, и ты ему как-нибудь поможешь.

У водителя чуть вытянулось лицо, опустились уголки рта. Но ответил он твердо:

— Обязательно помогу. Скажи Руслану, у Валеры Костылина есть память и есть совесть.

Октябрь в этом году стоит на диво теплый. Обычно числа с десятого начинаются дожди. А сегодня уже двадцать четвертое, но солнышко ещё светит вовсю. Хорошо, не душно. Даже листья всерьез не начали облетать. Редкие желтые красавцы неторопливо планируют и еле-еле шелестят под ногами.

Теперь мне до офиса ехать ближе, чем раньше, в ИФЦ, незабвенный свахин-офис, и пересадка всего одна, зато от метро идти дальше — но сейчас я не боюсь опоздать, никто не обругает, сама хозяйка, можно неторопливо пройтись через парк, полюбоваться осенним городом. К восьми не бегу, высыпаюсь как белый человек, и лишние пятнадцать минут прогулки мне только на пользу. Лето идиотское получилось, без отпуска, а все равно чувствую поздоровела. Неужели приключения молодят?

А вот Колесников у меня поскрипывать начал: то голову у него прихватывает, то ногу выкручивает. Сначала я пугалась, все хотела врача вызывать. А он только усмехается:

— Не дрейфь, Алиса. Бывает.

Через несколько дней — все сначала. Но Димка, оказалось, давным-давно к этому привык.

— Чернобыль, Рыжая, ничего не поделаешь.

Осеннее обострение. И так каждый год — весной и осенью грызут болячки моего Димку, и сделать ничего нельзя. А он терпит, бегает по делам и вроде даже не реагирует. Только когда посторонних рядом нет, иногда позволяет себе покряхтеть.

Поэтому я чаще всего одна по дачам и по делам мотаюсь. Димка на машине, а я — ножками. А ещё больше языком — офис наш посетители стороной не обходят, не часто мне представляется случай вырваться из уютных стен родного шпионского заведения.

Кажется, вроде не сильно я свою деятельность и сменила: опять офис, звонки, клиенты. Только теперь они жениться не желают. Теперь желания у них очень секретные — в смысле, им хочется знать секреты, причем обычно не свои, а чужие. Нынешний наш клиент приходит к нам по рекомендации другого нашего клиента. Это как правило. Хотя мы все-таки дали о себе рекламу, по-честному. Небольшую такую, скромненькую. Почти как у нас на вывеске в офисе:

(АСДИК — это Димка придумал: во-первых, так называется по-английски гидролокатор, которым подводные лодки выискивают, во-вторых — «АСя и ДИма Колесниковы»; положим, пока что — Ася Иващенко и Дима Колесников, а там поживем, увидим). И телефончик мы в рекламе указали.