Борис Олегович не прекращал монолога — а сам решал сложную этически-производственную задачу. С одной стороны, пигалица ему была ясна, как на ладони: собеседник ей не по вкусу, разговорподдерживает на профессиональной выучке, на обострения не идет, явные предложения развития подчеркнуто игнорирует и ловко обходит.

С другой стороны — а почему? Настолько увлечена своим партнером? Борис Олегович прекрасно знал, что они в браке не состоят, это проверили между делом, когда выясняли так называемые объективные данные. Возможно, причина именно в этом — партнер к ней ничем не привязан, в любой момент может и исчезнуть, так что надо удерживать. Состояние рыбака, который подсек крупную рыбу на легкую снасть и старательно вываживает — ему сейчас наплевать, что рядом плавает рыба куда крупнее… Что ж, нужно обратить внимание рыбака, что не одна на свете, так сказать, рыжая корова… Борис Олегович усмехнулся — ему нравилось играть словами, нравилось смешивать идиомы и образы, иногда получается забавно…

А может, напрямик, нахрапом, кавалерийским наскоком?.. Тут же внутренний голос решительно воспротивился — и Дубов замер. Он считал себя человеком творческим (именно тем и объяснял собственные успехи и достижения). Творчество же, как убедительно показано в специальных трудах, процесс слабо формализуемый, протекающий «en masse» за рамками логики. Творческие решения в широком смысле — плоды интуиции и озарений. И хоть говорят, что «информация — мать интуиции», но кроме матери время от времени нужен и отец. И потому Борис Олегович был чуток к подсказкам внутреннего голоса.

Итак, напор противопоказан. Тем не менее… Нет. В конце концов, есть ведь и производственная сторона, так можно делу повредить. Отчего же повредить? Личные симпатии только подстегнут служебное рвение… И тут до Дубова дошло: пока что он столкнулся только с личными антипатиями! А почему?

Господи, да потому, что дамочка-то воспитана в старых нравах! На моральном кодексе строителя коммунизма!.. А деловую и прожженную только разыгрывает — начала в тот вечер, когда надо было спасать жизнь, и теперь вынуждена поддерживать образ. Сама же — существо благородное и альтруистичное. Неужели в наше время можно быть такой наивной?..

Слон улыбнулся — с удовлетворением и облегчением. Когда объект точно классифицирован, уже не требуется прозрений и озарений. Настает черед отработанных технологических рецептов.

Слон вдруг переменился. Вздохнул, выпрямился в кресле, мягко, даже застенчиво как-то улыбнулся, и проговорил совсем другим тоном:

— Эх, Анна Георгиевна, приятно все-таки иногда отпустить вожжи. Надеюсь, вы понимаете, что я ни в малейшей степени не посягал на вашу… э-э… женскую честь. Просто общество привлекательной дамы и весь антураж… пробудились старые рефлексы… В конце концов, надо иногда хоть чем-то отвлечься от забот, снять стресс… А сам процесс ухаживания несет в себе не меньше радостей, чем его, так сказать, номинальная цель, не случайно в рыцарские времена… Не обижайтесь, если я в чем-то показался вам бестактным. И не смотрите на часы — не напоминайте о прозаических заботах…

Он снял очки в черепаховой оправе, двумя пальцами потер глаза — и в первый раз за все время знакомства я увидела в нем живого человека… И, признаюсь честно, на одну крохотную минуточку мне стало жаль, что этот человек не посягает на мою… э-э… женскую честь.

Очки снова вернулись на место, но глаза за ними уже не были ни ироничными, ни маслеными. В них светилась озабоченность и сосредоточенность.

— Анна Георгиевна, все внимание — на Арсланова. Это очень опасная фигура. Рэкет, проституция, наркотики дают ему втрое больше дохода, чем легальные источники — банк и торговля. Пока что ему не удается довести свою организацию до уровня мафии — он не сумел купить людей на достаточно высоких постах. Но, как говорится, panta rhei — все течет… Все меняется… Я с ужасом думаю, куда может привести нас с вами и весь город какое-либо внезапное изменение, случайное или нет…

Его тревога была мне вполне понятна — я даже на миг ощутила к нему сочувствие. Но тут же во мне взвился трезвый наблюдатель. Слушай его больше, до манохинских наркотиков, между прочим, не Арсланов добирался, а этот мудрый, усталый и озабоченный!

И я мысленно погладила себя по головке, что отказалась отспиртного и за всю трапезу ничего крепче сока не выпила.

Бригадир Алексей поставил машину на Боровиковской, между магазином «Сделай сам» и отелем «Метрополис», носом к Хазарской. Отсюда ему отлично будет виден «вольво» возле «Калинки», когда приедет хозяин. Встреча с госпожой Иващенко у него в тринадцать, значит, появится без двух минут. Хозяин опаздывает, только когда надо поставить клиента на место. И все равно предупредил бы — охрана должна знать.

Иващенко с утра находится в здании НИИ ОП, в фирме «Арахна», у своей знакомой Чуевой, телефон 30-40-50. Должна вот-вот показаться, идти будет пешком, ходу пятнадцать минут, а машину она берет редко.

В 12.47 Алексей заметил в зеркале заднего вида знакомую фигуру. Ветер трепал рыжеватые волосы. Шла Анна Георгиевна легко, хотя в обеих руках несла сумки. Вечно женщины что-то таскают. Им не так важно, чтобы в любую минуту руки были свободны для дела.

Лера шла метров на тридцать позади. Тоже пакет (конечно, в левой руке), батон выглядывает, сумка через плечо. Четко работает. На улице её просто не видно. В трамвае будет рядом с объектом сидеть, а объект её и не вспомнит через минуту. Молодец девушка. Надо будет хозяину похвалить.

На углу Иващенко вдруг свернула правее, перешла улицу наискосок и исчезла из поля зрения. По-видимому, пошла на квартиру Колесникова — она тут уже двое суток ночует, с того дня, как Колесников лег в клинику.

Лера свернула вслед за объектом. Появилась через две минуты, собралась перейти улицу перед машиной Алексея, остановилась на секунду, поглядела налево, приподняла на миг большой палец левой руки — порядок, мол. Значит, Иващенко действительно пошла домой. Лера перешла на другую сторону, остановилась у киоска, поставила пакет на асфальт — отдыхает, витрину разглядывает.

В 12.58, точно по расписанию, возле «Калинки» затормозил «вольво». Антон за рулем, хозяин трубкой дымит. Алик-Живчик на «опеле-рекорде» остановился подальше, у жилого дома напротив Дворца бракосочетания. Один старик говорил, во время оккупации в этом доме был не то штаб немецкий, не то гестапо. Подходящее здание — шесть этажей с лифтом, коридорная система… Саша-Е вышел из «рекорда», закурил.

В 13.05 из-за угла появилась Иващенко — без груза, только сумочка дамская, волосы собраны и подколоты, но одежда та же. Женщины могут сильно изменять внешность — причешется иначе, одежду сменит, а то парик напялит. Была когда-то повальная мода на парики, очень мешала наружному наблюдению. Хорошо, сейчас сошла.

Алексей завел двигатель, оставил на холостых, прогреть. Лера подняла свой пакет с батоном, медленно двинулась вперед. Усталой походкой.

Иващенко процокала мимо Алексея, на машину не глянула даже. Учить вас и учить, в нашей профессии все нужно видеть… Впрочем, это пока неясно надо учить или наоборот…

Подошла к нерегулируемому перекрестку возле Дворца. Переходить здесь непросто, а она, конечно, кинулась через дорогу в самый глупый момент и чуть не попала под «Запорожец» последнего срока службы. Некоторые объекты ведут себя так, словно о правилах дорожного движения в жизни не слышали. В основном по глупости, но есть и хитрые, специально, чтобы выявить наблюдателя, если сдуру кинется следом. Лера не кинулась — видела Алексея, видела ребят в «рекорде».

Антон встретил Иващенко, посадил в машину, вернулся за руль, плавно тронул с места — в левую сторону, на север. Саша-Е бросил окурок в урну (хозяин долго приучал быть аккуратными даже в мелочах), сел в автомобиль, но тут перед носом у «рекорда» дорогу перешла Лера, и Живчик с места не тронулся.