– То есть дети-колясочники могут учиться только в коррекционных, специальных заведениях?

– Если у них нет нарушения интеллекта, можно говорить об инклюзии, то есть о совместном обучении со здоровыми детьми. Но школа, в которую они пойдут, должна быть оборудована хотя бы минимумом необходимых средств, а главное – педагоги должны быть обучены обращению и методике преподавания, работая с такими детьми. В начальной школе проще, там всего два-три учителя, а дальше уже огромную массу людей надо обучить общению с этим ребёнком: и учителей, и одноклассников, и всех, с кем он встречается в школе. Учреждений инклюзивного образования у нас сейчас 110.

– Какие ещё возможны для инвалидов варианты реализации конституционного права на образование?

– Иногда дети с ДЦП имеют настолько тяжёлые нарушения, что не могут выходить из квартиры. При этом интеллект бывает сохранён. С 2003 года у нас существует центр образования «Технологии обучения». В нём учатся около 800 детей. Ребёнку проводят Интернет, дают во временное пользование оборудование – всё это оплачивает правительство – и делают всё, чтобы он освоил программу. Даже мышки специальные для таких детей сконструированы. Кому-то учёба удаётся, у кого-то из-за проблем со здоровьем – заболевание-то развивается – процесс усвоения программы затягивается. Но что интересно – чем больше ребёнок занимается с педагогом, тем больше ему хочется общаться. У центра образования есть микроавтобусы, на которых они могут привозить этих ребят к себе, и они общаются друг с другом, участвуют в разных конкурсах, фестивалях. Я была однажды на концерте в санаторно-лесной школе: там были одновременно и слепые дети, и дети с ДЦП, и дети с множеством других нарушений. И вот, выйдя на поклоны после выступления, ребята не захотели, чтобы мальчик-колясочник сидел в инвалидном кресле, – они держали его под руки. Это тоже преодоление болезни, тоже реабилитация, включение инвалида в общую жизнь и проявление своего отношения к нему.

– Лесные школы – это тоже коррекционные учреждения?

– Это школы-интернаты, где созданы исключительные возможности для оздоровления детей: массаж, бассейн, сухая сауна, есть специальные велосипеды для детей, которые не могут двигаться, есть даже коляски, на которых можно заниматься… бальными танцами. В одном из учреждений развивается и используется иппотерапия. Всё это и многое другое входит в систему реабилитации детей.

– Чем отличаются школы так называемого восьмого вида?

– Это школы для детей с умственной отсталостью – там работают по своей, облегчённой программе, исходя из особенностей развития таких ребят. Для самых тяжёлых, с очень серьёзными нарушениями интеллекта, есть центры реабилитации и коррекции, интернаты. В центре «Детская личность», например, даже создали службу спасения: детям даются чёткие и прочные навыки, как оказывать помощь в экстремальных ситуациях – в случае пожара или если у кого-то приступ эпилепсии. Они точно знают, что надо делать, куда идти, если пожар, скажем, на третьем этаже, – до автоматизма отрабатываются действия.

– Какие перспективы у выпускников коррекционных учреждений?

– Для них есть места в ряде вузов – для слепых и слабовидящих, для слабослышащих и глухих, для других категорий. Есть различные колледжи с множеством специальностей. Учащиеся там получают различные специальности, кто-то осваивает рукоделие – создаёт работы в стиле пэчворк, ткёт коврики; кто-то керамикой увлекается, рисует. Последними видами любят и занимаются дети с синдромом Дауна, аутисты – у них свой внутренний мир, они в нём живут. И часто мы это видим и даже чувствуем, когда соприкасаемся с их работами. Вот видите, эту кружку мне подарили там.

На белой керамической кружке нарисован человечек вверх ногами и написано: «Хорошо, что я такой, а не коко-нибудь-другой».

– Эти дети не подлежат инклюзивной системе?

– Знаете, лучше всего инклюзия происходит в дошкольном учреждении. Маленькие дети ладят (или не ладят!) друг с другом независимо от здоровья и даже уровня интеллекта. Они просто видят, что их друг – такой, знают, в чём ему нужно помочь, как с ним можно играть. Я видела в детском саду: сидит девочка, на руках у неё – другая, с синдромом Дауна. Они веселятся, играют, отлично чувствуют себя вместе – дети с синдромом Дауна вообще очень дружелюбны. Если в группе аутист – ему нужно место, где он мог бы быть один, мог бы играть самостоятельно. В коллектив он придёт, когда захочет общаться. Конечно, в таких учреждениях педагоги должны быть подготовлены соответствующим образом. А детям после этого легче будет воспринять инклюзивное обучение в школе – и здоровым, и инвалидам.

– Татьяна Николаевна, надо ли готовить обычных детей к появлению одноклассников с различными нарушениями?

– У нас в школах всегда проходили «Уроки доброты». Раньше они были направлены на воспитание и формирование доброго отношения к пожилым людям, к маме-папе, к животным, наконец. Сейчас нацелены и на формирование толерантного отношения к детям и в целом к людям с проблемами здоровья. Ещё 8 лет назад региональная организация «Перспектива» начала проводить такие уроки. Их ведут молодые люди с ограниченными возможностями. Я была на таком уроке: дети сели в кружок, а слепой молодой человек и девушка-колясочница отвечали на вопросы, рассказывали, как они общаются с людьми, чем трудна их жизнь, в чём они нуждаются, чем можно им помочь, а чем они готовы помочь своим собеседникам. Это самодостаточные молодые люди, с чувством собственного достоинства, интеллектуально и душевно развитые. Это помогает нам учить детей не уходить от проблем инвалидов, не бояться их, а нацеливает на понимание и помощь. Ведь инвалиды, как и все люди, разные – кто-то будет благодарен, если ему подержат дверь или возьмут под руку, кто-то обидится. Поэтому, если хочешь помочь, надо знать, как.

Первое задание «Урока доброты» – пересказать дома всё, что ты услышал. А потом рассказать в школе, как это восприняли родители. Такая обратная связь.

– А родители возьмут и скажут: «В стране кризис, денег нет, а вы хотите тратить их на этих…» Может ведь быть такое?

– Это позиция не человека. Раз дано было такому ребёнку родиться – надо сделать всё, чтобы он жил, чтобы облегчить ему жизнь. Никто от рождения больного ребёнка не застрахован.

– Как вы относитесь к информации: рост количества инвалидов – следствие достижений медицины, она слишком хорошо выхаживает нежизнеспособных детей?

– Тридцать–сорок лет назад рождались 30 процентов детей из группы риска, то есть те, у которых могут развиться тяжёлые заболевания. Сейчас эта группа риска – 70 процентов. В чём тут причина? Наследственность? Болезни родителей? Сложности при родах?

Наследственность – может быть. Но в немалой степени на это воздействуют экология, стрессы, образ жизни, а главное – инфекции, заболевания, перенесённые во время беременности, а иногда и до. Любовь ведь у нас теперь начинается рано – уже в старших классах надо вводить грамотность для будущих мам. Не в женской консультации, а уже при подростковых кабинетах в поликлинике должны лежать специальные листовки на эту тему: как предотвратить рождение больного ребёнка. А у нас на это денег не хватает.

– Сколько инвалидов находятся сейчас в системе инклюзивного образовании?