Кстати, хотя угольные ТЭЦ дают много выбросов в атмосферу, их вовсе незачем ликвидировать. Их надо модернизировать, оснастить более совершенными пылеуловителями. Но если говорить о проблеме изменения климата в целом, то главное – комплексный подход. Что может произойти в том случае, если из общего контекста вырывают лишь один пункт, показывая пример хладонов.

Неслучайно между российскими и западными подходами к проблемам изменения климата существуют определённые различия. Конечно, понимание угрозы, исходящей от антропогенного потепления, у всех общее. Но что касается конкретных подходов, различия есть. Европейские страны делают упор на уменьшение выбросов в атмосферу. Россия поддерживает этот подход, однако считает, что надо использовать и так называемые адаптационные методы, иначе говоря, постепенно адаптировать инфраструктуру человечества к новым условиям. В частности, на наших Северах подтаивает вечная мерзлота и пора приспосабливаться к новым принципам строительства. Зато расчистится Севморпуть, и это требует обновления Морфлота. В других странах, которым угрожает засуха, адаптации должна подвергнуться ирригационная система.

Поэтому, по мнению российских экспертов, в Копенгагене не следовало бы принимать единый документ, охватывающий сразу все грани проблемы, – ведь готовится 200-страничная резолюция, включающая 2000 (!) вопросов. Может быть, целесообразнее принять «дорожную карту» и ряд конкретных документов по различным аспектам проблемы, в том числе по адаптации? Ибо адаптационные технологии заметно отличаются от технологий по сокращению выбросов.

Кроме того, развивающиеся страны не без оснований считают, что позиция Запада несёт в себе угрозу для их развития, требуя не просто отказа от традиционного пути, но и стремительного по историческим меркам перехода к новым принципам экономики. А где деньги, Зин? Поэтому развивающиеся страны хотят получить у Запада, во-первых, новые технологии, а во-вторых, средства на их внедрение. И немалые. По расчётам экспертов, необходимо вкладывать по 500 миллиардов долларов ежегодно. Но сегодня вся официальная западная помощь развитию гораздо меньше. Вдобавок на дворе кризис. Кстати, Китай оценил свои потребности по части борьбы с изменением климата в 408 миллиардов долларов ежегодно. Кто их даст?

И ещё одно «кстати». В рамках Киотского протокола возникает рынок торговли воздухом. Сертификаты и деривативы, создаваемые на основе квот, могут сформировать рынок фиктивного капитала, жить своей жизнью, надувая новый финансовый пузырь.

Итоги деятельности по Киотскому протоколу должны быть подведены в 2012 году. А копенгагенские решения вступят в силу в 2013-м. Но сегодня, перед Копенгагеном, развитые страны в основном говорят о видах на будущее. В частности, ставится задача к 2020 году повысить энергоэффективность экономики на 40 процентов. При этом все как-то «по-тихому» уходят от обсуждения «киотских итогов». А они неутешительны. Скажем, Испания обязалась снизить выбросы на 8 процентов. А на деле они возросли на 40 процентов. Германии удалось уменьшить выбросы только за счёт реструктуризации промышленности бывшей ГДР. Польша выбросы не сократила, ибо её основной энергоноситель – уголь… Что касается России, то мы взяли на себя здравые обязательства: к 2020 году сократить выбросы на 10–15 процентов по сравнению с 1990 годом. Но следует иметь в виду, что Россия – это «лёгкие» планеты, наши колоссальные лесные массивы поглощают парниковый газ. И мы стремимся повысить влияние фактора лесов в будущем договоре.

На Копенгагенской конференции любое соглашение должно носить универсальный характер, быть равнозначным для развитых и развивающихся стран. Нужны гибкие решения, учитывающие национальные планы развития каждой страны. Важную роль должно играть международное признание национальных усилий по борьбе с изменением климата. Скажем, увеличение лесопосадок, эффективность землепользования и т.д. Очень осторожно надо подходить к механизму санкций – во всяком случае, говорить о новых санкциях можно лишь после подведения итогов деятельности по Киотскому протоколу.

И хотя в Копенгагене предстоят острые дискуссии, лобовых столкновений, видимо, не будет, все понимают особую важность вопроса для судеб человечества. Но пока нет единства даже в экспертных оценках факторов угрозы. В частности, на Западе главным загрязнителем атмосферы называют углекислый газ. Но наши специалисты парниковым «газом» считают и пар. Это весьма важное различие. В общем, проблем немало. Но все надеются, что соображения эгоистические, конкурентные на сей раз уступят место общим принципиальным подходам.

Анатолий САЛУЦКИЙ, НЬЮ-ЙОРК

03.12.2009 12:35:04 - Татьяна Яковлева пишет:

САМЫЙ СИЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ НОМЕРА.

Панорама

«Я, русский офицер, честь имею…»

КНИЖНЫЙ РЯД

Морихин В.Е. Традиции офицерского корпуса Русской армии : Научно-историческое исследование. – М.: Кучково поле, 2010. – 624 с.: ил.

Подчёркивая предназначение офицера, Л.Н. Толстой писал: «Верьте, русские офицеры, в великое ваше призвание. Не сомневайтесь в его величии, потому что всякое сомнение – начало гибели. Вы призваны служить благу России через армию, и через служение и воспитание ея, благу всего мира, если вы любите вашу страну и верите в неё и в себя».

Офицеры… Как много оттенков в восприятии значения этого слова! Как зависит оно, это восприятие, от времени, от событий, переживаемых страной и народом! Для многих из нас образ офицера олицетворяет собой мужество, порядочность и честь, благородство, аккуратность и выправку. Вместе со всеми они несли тяжесть выпавшего на их долю бремени в годы лихолетий XX–XXI веков, суровых испытаний и «великих экспериментов». Автор подробно исследует появление и развитие командного состава Вооружённых сил России с начала возникновения самого Древнерусского государства до наших дней. Впервые слово «офицер» (от лат. Offcium – должность) встречается в официальных бумагах французского двора XVI века как название лиц, занимавших некоторые государственные должности. С конца этого же столетия офицерами стали называться исключительно представители командного состава армии и флота. В России первым русским офицером правомерно считать Ивана Бутурлина. В самом первом офицерском списке Преображенского полка 1687 г. он числился майором. Звание получил как человек «более ретивый и более принимавший сердцу занятия Петра».

Численность офицерского корпуса в последующем колебалась в зависимости от военно-политической обстановки и экономических возможностей государства. Если в середине 50-х годов XVIII века в сухопутной армии насчитывалось около 9 тыс. офицеров, то к началу Первой мировой войны офицерский корпус увеличился до 80 тыс. человек, а на 1 марта 1917 г. в действующей армии числилось более 190 тыс. офицеров.