— Эту ферму, старушку, все же надо Данило Игнатьич, переводить отќсюда. И эту и Сухеровскую. А сюда лучше откормочников…

"Вот и все, — подумала Анна, — не будет у тебя черно-белых ярославок, выхоженных самими". Паша глянула на дедушку чуть ли не плача. Ему-то они верили и надеялись. Но и он как может противиться, если установки?..

— Не будем загадывать наперед, Павел Семеныч, — сказал дедушка… пуќгать наших хозяек… Ферму оставим, — оттолкнул слегка коровью морду, пошел по коровнику, расправляя усы большим и указательным пальцами левой руки. Анна знала этот жест дедушки; прятал волнение, переживал на них за доярок, что они расстроены. И за коров безответных и беззащитных. За коров, может, больше.

Дедушка был в коричневой шубе, сшитой Яковом Филипповичем, в барашќковой шапке его же работы, чесанках с галошами. Глядя на него, думаќлось и Анне и Паше, где тут мужику против набора должностного лица устоять, хотя вот и пытается, пока что словом. А если до дела коснется??. Но в этом надежда оставалось. Вот он все же пресек высказом посягания эмтеэсовского в зоотехника и этим вылизал свой характер неќ уступчивости… Зоотехник от неожиданности застыл остолбенело на меќсте. Но, секунда помедля, тут же пошел следом за дедушкой.

Фамилия зоотехника Сысоев, в колхозе было знакома по бумажкам, и у доярок была на слуху. Поругивали его за разную указною нелепицу. Анне подумалось, что он попал к ним сюда не по доброй воле. Может за какую оплошность сослали в МТС. Он и сердился, не отстав еще от привычек ваќжного областного чина.

Зоотехник шел по коровнику, упираясь глазами в затылок дедушке, Корню, как о нем ему говорили. Не понимает вот человек его, зоотехника, специалиста, высокие намерения. Сжатые губы ухмылялись, как думалось Анне, с презрением на мужицкую бестолковость. Дедушка был в его представлеќнии моховским чудаком, прикидывался чего-то непонимающим, для того чтоќбы сделать все по-своему. Знамо, его наставляли, когда посылали в колќхоз быть покруче с таким председателем. И вот, похоже первая стычќка. "Господи, — вырвалось мысленно у Анны, — как же с ним дедушке быть-то?.."

Дедушка, слыша за собой шаги зоотехника, обернулся, сказал как старший младшему, что редко с ним бывало:

— Это племенная ферма, Павел Семеныч. Тут, в Мохово ей и быть, — когќда говорил, смотрел прямо в лицо парню. Зоотехник своих глаз не опустил. Потом дедушка обернулся к дояркам, посмотрел на них и сказал зоќотехнику: — Прежде чем решать такие дела, надо вот и их спросить. Не саќми же по себе на Большесельском комплексе коровы будут доиться. Колхозники-то, как им не командуй, не солдаты. И не военное положение у нас, чтобы все в борьбе да в борьбе делать…

Павел Семенович промолчал. Разговор с ним еще будет у дедушки. Может вызовут куда надо… То, что вызовут, если зоотехник наговорит, в этом Анна была уверена. "А может и одумается, — почему-то понадеялась она… И так-то покоя нет, а тут еще это. Неужто по-правде-то никак уж нельзя… И так уж мы без правды живем.

1

Когда Павлу Семеновичу пришлось держать прямой ответ за животноводство в колхозе, он не то что растерялся, а как бы заосторожничал, попритих со своими категорическими указаниями, стал неторопливо ко всему приглядываться. Навести сходу порядок в животноводческом деќле колхоза, как он возмечтался, снизойдя с высокой должности в облаќстной конторе до рядового практика, ему оказалось не под силу. Дедушка на то и рассчитывал, что парня образуют "рога и копыта". Все указания, которые он сам когда-то спускал "в низы", теперь ему, колхозќному зоотехнику были не только не нужны, но и абсурдно-нелепы. Он убедился, что лучше хорошо кормить сто моховских коров, получать от них по пять-шесть тысяч молока в год, чем пятьсот большесельских и надаивать от каждой меньше, чем от блудливой козы. Разумней откармливать летом и осенью на зеленке с добавлением концентратов тех же сто бычков и иметь дневные привесы по килограќмму с головы и больше, чем предерживать зиму на гнилой соломе те же четыреста-пятьсот животин. Зоотехнику в областной конторе не ваќжно, что принимают бычков от колхозов не тогда, когда это установќлено природой, а когда удобно заготскоту. Теперь из слова "заготскот" у него возникало чудище перед глазами, которое механически заглатывает полуживую животину.

Павла Семоныча прежде само дело не заботило. Он состоял штатным подчиненным у беззвучньх бумаг. Об обеспечении поголовья кормами судия по сводкам. А то, что числившееся в стогах и скирдах сено — не сено, а навоз, этого знать не хотел. И что не столько в колхоќзах этих "грубых кормов" и "сочных", сколько в сводки вписано, а порой на половину меньше. А из того, что есть, еще немало растеряется при перевозках. Такое ему и совсем в голову не приходило. Хоќтя и не скажешь, что совсем не знал ничего. Но — "нать" опасно!.. Тут негласная установка уже самих чиновников для себя. При "незнании" — спроса нет. Теперь он испытывал обидное недоверие к себе вчерашнему. Убеждался и в том, что конторских, деляг" — не больно чтят на месте, подсмеиваются, как над балаболами. И в то же время опасаются их, лицемерят и летят им. И в то же время остерегаются. И между собой судят: "С прежними царевыми чинами и у нынешних манера одна: в небо глядят, а землю чернят, не народу служат, а его гужат". Такие речения при мирной беседы иногда и Павлу Семеновичу приходилось слышать от стариков, у которых уж "страха" нет. Может так и луч-ше свой век кончать.

Главным для областного чиновника от животноводства, того же Паќвла Семеновича, было количество стойломест и "хвостов" в них. И он тренировался в составлении инструкций и разных распоряжений. Не приходило в голову, что бумага "создает" обманную видимость: все вроде бы благополучно!.. Но вот для кого?.. Бумажные "крепости" поддерживаются самым крупным калибром: комитетами всех мастей, совещаниями, пленумами. Попробуй возрази неверием. Редко кто "там" и прочитывает такие бумаги. Торжествует "парад" официальных отчетов. И вот Павлу Семенычу как-то всуе вспомнилось высказанное известным академиком: "Никто так не врет, как статистика, а точнее — конто-рский люд. И это как бы уже по закону".

Дедушка не осуждал Павла Семеновича за прошлую его деятельность. Он — как и все!.. Но вот человек "из царства божия" опустился на грешную землю и мечется, конторы не изведутся сами по себе и не прекратиться их деятельность летописная, когда они под оком высќшим, живущим "снами на небеси". И "просвещенного моховской наукой" Павла Семеновича как колхозного зоотехника втянут снова в бумажќную круговерть "заправдашней жизни".

Для дедушки все еще оставалось загадкой разберется Павел Семеќнович "в этой заправдашней жизни" или только повозмущается и скќлонится "к роли чинуши от мяса-молока". Моховских доярок он все же остерегался: не торопился камушки бросать в человека, дайте и ему притерпеться к нашим порядкам, разобраться в самом себе.

На других термах, особенно на Большесельской, Павла Семеновича и похваливали. Заботиться о кормах, о чистоте в коровниках. Ругнут раќзве иногда за "придирчивость". Но это и в заслугу ставилось: "Как иначе-то с нами, что греха таить, свыклись с худом".

2

Перед сенокосом, вечером, на обратном пути с моховской фермы Павел Семенович зашел к дедушке. За чаем проговорили до сумерек. И не о деќле речь шла, не о скотине. Больше о красоте здешних мест. Сам Павел Семенович с Волги, степняк. И все еще приноравливался к новым местам. На этот раз с каким-то любопытством оглядел коринский дом. И подивился, как он сказал, усадебному уюту. Раньше замыкался в себе, обесќпокоенный разными неудачами. А тут пришел освобожденным от казенных: мыслей… А может оттого, что стояли теплый чарующие дни, располаќгающие к душевному излиянию. Зелень, цветение трав и блаженная чисќтота выси небесной.