Юрий Авдеич Воронин никак не ожидал встретить мукомолом на своей бывшей их мельнице кого-то из тех, кто бы признал его: откуда такому взяться?.. И то, что там оказался дед Галибихин, повергло его в изуќмление. С ним, тоже бывшим, поосмелел. И по уговору его пошел к Игнатьичу в дом, тоже никак не ожидая, что он председатель Моховского колхоза. Раз Игнатьич уцелел, так к кому же идти?.. Дом Кориных, по высказу Антона был самым казистым в Мохове. И он был рад, что дед Галибихин повел их в него.
4
Каждый раз, когда Дмитрий Данилович, главный инженер МТС, приезжал по праздникам в Мохово, к дедушке Данилу в сарайчик-мастерскую тянулись старики и мужики постарше посидеть за разговорами о жизни. Хотелось поразведать новости от человека, состоявшего при важной должности. Колхозному деревенскому миру постоянно ждались перемены на послабления о своем "проживании" Та и говорили "приживали", а не жизни. Все постоянно чего-то решалось и изменялось, и всегда не в лучшую сторону для мужика-колхозника. Вроде бы что-то тяжелое переволачивалось с одного боку на другой, чтобы не дать вчерашнему превратиться в прах.
На этот раз мужики и бабы Чехова и многие из Сухерки и даже Больќшого села, пришли к дедушке в сарайчик-мастерскую, чтобы повидатьќся с лишенцем, сыном моховского мельника Авдея Воронина, Юркой Воќроной, явившегося, можно сказать, чуть ли не с того света, живым и невредимыл. Еще и мальчишку, сына с собой привез.
На лето, как всегда, приезжал в свое Мохово и художник, Андрей Семенович Поляков. Он хорошо помнил ребятишек Ворониных, и самого Ворону, несколькими годами младше его самого. И ему особо хотелось поговорить с Юркой Вороной и его сыном. Мужики с каким-то особым веселием называли сына мельника Юркой Вороной, говорили о его пояќвлении в Мохове как о знаке благих перемен поворота в ихней жизни. Пришел и Старик Соколов Яков Филиппович. Прасковья Кирилловна, считавшаяся невестой старшего сына мельника, опечалилась, что он погиб на фронте.
Юрий Авдеевич — Юрка Ворона, воскресил в памяти моховцев ту надеянную пору, называемую НЭПом, когда, деревне почудилась своя земля, и померещилась настоящая воля, суленая крестьянину самим Лениным. Из сбивчивых, с каким-то стережением, разговоров нынешних колхозниќков об их прежней жизни, возникало ощущение, будто в каждом мохов-це, старом и молодом, держится в глуби души тот, ушедший уже от них мир. И ожидается затаенно в непрестанном претерпении ожидание его. Вернее не его, а уже другого мира, в отличии от их сегодняшнего. И по воле их он для них настанет. Но этого никто высказать не мог, не решился из-за какого-то страха. Одно было на уме у стариков, чтобы земля у крестьянина была своя. Без своей земли они так и буќдут неприкаянно ютится в "двумирье", вроде как у самих себя в наемќниках. Нынешний их мир, открытый их глазу, для одного лишь вида, как наряд на госте. Но как не странно, они с ним свыклись, и кажутся друг другу пришлыми, поневоле пожаловавшие для выказа себя подданым. Подлинной-то мужицкий мир тихий и нутряной, обращен к небу взывно и в низком поклоне Божьей земле. Он у каждого свой и в сеќбе. И нет вот ему выхода на вольную волю, как и раньше не было. И привычка ждать смиряет нынешнего мужика-колхозника со всеми порядќками, которые ему преподносят.
Этот сокрытый мир в себе и привел Юрия Авдеича Воронина — Ворону, с сыном Антоном в свое Мохово. Там, куда его выслали для проживаќния, он был лишен своего неба, под коим ему означено жить и длить жизнь в праведном труде рода Ворониных.
Но обо всем этом не говорилось в голос в сарайчике-мастерской у дедушки Данила — Моховского председателя колхоза. Мужики лишь спраќшивали неожиданно появившегося мельника моховского, как там жизнь, куда его отправили. Юрий Авдеич отвечал, что живут, и спрашивал сам о тех, кого знал и помнил. И шла беседа с той сокрытой в кажќдом скорбью, что и нет вот и тех, и других. И отрадно вспоминалось, как было у них тогда в ребячьем Мохове. Что-то вот от того и ныне осталось, оно и держит мужикову силу как вот скотину на привязи. А как дальше все пойдет — это уже в себе, без высказов словами, тоќлько в грустном молчании.
Старик Соколов Яков Филиппович, сохеровский председатель, не подаќвал своего голоса, молчком слушал выспросы и высказы мужиков и госќтя. Андрей Семенович, моховский художник, как его все называли, тоќже придерживал в себе свои мысли. Зорко вглядывался в собеседников, улавливая за словами их недосказанное. В притворном веселии мужики хвастались, что скоро вот и деревень не будет, вознесутся города, и они, колхозники, заживут так, как там, в нынешних городах. На раќботу выходить и вовремя домой возвращаться. Трактористы землю вспаќшут, и мы будем туда приходить, чтобы колоски, оброненные за машиной подобрать. Вроде бы и ждалась такая жизнь, но вот принесет ли она лад, это уже опять за высказами, за ухмылками мужицкими, к которым они приучились во спасение свое.
Наговорившись, как бы нехотя расходились из сарайчика-мастерской, облегчив в разговорах и овеселив душу.
Бабушка Анисья крикнула к чаю. Дедушка пригласил почаевничать Стаќрика Соколова Якова Филипповича и художника. Юрий Авдеич с сыном пошли к деду Галибихину в Большое село. Он принял их как своих дорогих гостей.
В доме Кориных за самоваром возник уже иной разговор, рассудочный. Кто вот в этой их нынешней жизни есть ты сам?.. Самовар, видевший виды, как бы что-то и подсказывал шумом своим таинственным, исходившем из утробы чего-то живого, сущего не в этом мире. Прежде всего, разговор зашел о мельниках Ворониных. Они своей мельницей деќржали деревенский мир в постоянной ладности. Крылья мельницы своиќми взмахами, как вот и кузница Акима Галибихина за деревней у большака стуком молотков, живили жизнь. Это высказал художник, Андрей Семенович. А Старик Соколов Яков Филиппович, будто по подсказу тайќному неизреченному, вспомнил, что вещал ему, бойцу особого отряда, затылоглазый прорицатель. И эту вот встречу с сосланным Ворониным напророчил, сказав, что они, разоренные миром, вести добрые ему принесут. Так и сказал "вести добрые", повторил Яков Филиппович. И художник, Андќреи Семенович, с особой заинтересованностью стал расспрашивать его о том затылоглазом человеке-провидце, хотя вроде бы уже и все знал о нем, но в чем-то вот хотелось удостовериться.
Дмитрий Данилович как бы в назидание им сегодняшним и вспомнил разговор двух председателей колхозов — Старика Соколова Якова Филипповича и дедушки с городским человеком, художником Андреем Семеновичем. Разговор о предсказаниях будущей деревенской жизни начался с высказа о их теперешнем житье-бытье. Вроде бы и не мужики-пахари рассуждали о себе, не крестьяне, а как люди, поставленную на казенную службу. Есть вот председатели, бригадиры, счетоводы, кладовщики, и другие при всяких разных должностях. А мужика пахаря-сеятеля уже и нет. Он чужой при своей земле. Она, созданная для него Творцом — ничейная. Изначало порушено и лад ушел от деревенского жителя. Но ду-ша-то мужикова просит одного — лада с землей.
Художник, Андрей Семенович, по роду моховец, печалился. Это беда, если земля без пригляда и любования ее пахарем, сирота она тоќгда и в обиде. Пахарю, коли он отстранен от нее, как с ней непраќвде обойтись. Яков Филиппович как бы урезонил эти слова художника, что мы вот, бывшие мужики-пахари, уже и не колхозниками зовемся, а новое название нам дано — сельскохозяйственный рабочий. Нас вот уже и в "города" намерены переселить, села и деревни как бы лиќквидировать. Во и живем в постоянном жданье чего-то нам суленого.
Но придуманное для нас, как и разные барские украшения на празднике, тут же и теряются — забываются. Время этого как приходит, так и уходит. Иссохшее дерево сжигают, или само оно истлевает. Так же вот отомрет и все то, что мужику и самой земле не по разуму насы-лается… И вот предвещенное на своей земле тем, коих не по разуму с нее согнали, а за усердие их на ней, и сулит приход времен правеќдных. Старики-то не доживут, но вот молодые, кому они память о себе оставят и заветят. Но тоже ведь враз и им не одолеть то, что нам, названным вот пролетариями, в плоть и кровь неволей вошло. Быќло о том нам знаменья предсказания, но им не вняли мы, соблазнилиќсь хульным. Вот все и приходят на память слова вещуна затылоглазого, с коим мне наречено было свидеться. А другим, другие являлись прорицатели. Но за грехи наши Творец дал волю злу творить над нами нелад. Худо как бы само на тебя нашло и прилепило теќбя к пустому. А теперь от худа к хорошему через беду, как через бурелом лесной, пробирайся. Так вот наша греховная жизнь и устроеќна. Сначала дано перестрадать в претерпении, а там через это придти к разуму и добру, что тебе сулено от роду. И мы вот в вечной схватке за добро со злом. Но где зло враз победить, коли корысть берет в
