– Дома? – В голосе Катерины слышался ужас.

– Нет, в Доме на Каме. Это что-то вроде лечебницы.

– А такие... значит, есть? – тихо спросила Катерина.

– Сейчас есть все. Но за деньги. Или за очень большие деньги. – Она произнесла расхожую фразу, но Катерина испытала странное облегчение. Значит, в том, что с матерью, нет ничего нового?

– Ты занимаешься химией? – спросила Ольга Петровна. – Тебе и карты в руки – поищи и найди препарат. – Она протянула руку и похлопала ее по плечу.

– Шутите, – усмехнулась Катерина.

– Ничуть. Личная заинтересованность – главный двигатель успеха. Войдешь в круг людей, которые занимаются лекарствами, уже польза. Лечение Ксении тебе обойдется дешевле, чем другим. – Заметив, как переменилось лицо Катерины, Ольга Петровна попыталась успокоить: – Но ты же понимаешь, похожие симптомы – еще не факт. Говорят, если читать медицинскую энциклопедию, то самый старый мужик определит у себя родильную горячку. – Она рассмеялась бородатой шутке. Заметив, что Катерина даже не переменилась в лице, Ольга Петровна сказала: – Я дам тебе телефон и адрес. Доктора зовут Василий Кириллович Верхотин. Он держит так называемый Дом на Каме.

– Ваш свекор жил там долго?

– Три года.

Катерина вздрогнула, словно кто-то мог узнать, какое облегчение она испытала от этой новости.

– Не жди царских палат, – предупредила Ольга Петровна. – Но там есть все, что нужно для жизни.

– Но что я могу сделать для матери здесь? – в отчаянии спрашивала Катерина.

– Ничего, – строго сказала Ольга Петровна.

На самом деле – что? Она все делала, пока состояние матери было терпимым. Но болезнь развивалась, теперь матери нужна сиделка, а ей – платить. Но чем?

– Кто ухаживает за ними? – спросила Катерина.

– Монашки, – ответила Ольга Петровна.

– Там близко монастырь?

– Да, старинный, – сказала Ольга Петровна.

– Значит, место хорошее, – заметила Катерина.

– В каком смысле? – не поняла Ольга Петровна.

– Дядя Миша говорил, что первый признак места силы – монастырь или церковь.

– Ах ты вот о чем. – Ольга Петровна кивнула. – Я забыла. Хотя твоя бабушка рассказывала о его изысканиях. Погоди, а он доделал свою карту? Успел?

Катерина фыркнула:

– Если бы Михаил Александрович Соломин задержался в этом мире еще на одну жизнь, ему не хватило бы времени. Работа над картой бесконечна.

– Но она у тебя? – не отступала Ольга Петровна. – Она у тебя в доме? Ты можешь посмотреть?

– Конечно. Но если вы говорите, что там монастырь, смотреть незачем. Монастыри и церкви строили только в местах силы.

– Какие грамотные были люди, – заметила Ольга Петровна. – Мы-то считаем себя такими образованными, такими умными. – Она усмехнулась. – А на самом деле чем занимаемся? Только и делаем, что потихоньку ищем уже когда-то найденное. Выдаем за свое. – Катерина хмыкнула и кивнула. – Возьми растения. Я сама что делаю? Сижу в библиотеке, листаю старые книги, списываю оттуда все о давно открытых полезных свойствах. У меня такая картотека...

– А что вы скажете о хозяине? – перебила ее Катерина. – Хозяине лечебницы, о докторе? Он какой?

– Он-то? – Ольга Петровна засмеялась. – Как сам говорит, пудов шесть мужской красоты. – Она фыркнула. – Седой ежик и борода по грудь.

– Красавец, – улыбнулась Катерина.

– Монашки глаз на него не поднимают, – заметила Ольга Петровна.

– Почему? – удивилась Катерина.

– Смущает, а ты как думала? В общем, мой свекор прожил там столько, сколько не прожил бы в Москве.

– Большой дом? – спросила Катерина.

– Был большой, а стал еще больше. Но странной конструкции. Точнее, необычной. Похож на корабль. Вокруг старого дома Верхотин построил галерею. Даже речку прихватил. Воду качают в краны прямо из русла.

Конечно, Катерине было страшно увозить мать так далеко, на север. К истокам реки Камы. Она опасалась, что мать заупрямится. Она и до болезни отличалась своенравным характером, а теперь...

Но однажды, в минуту светлого покоя, мать взяла Катерину за руку, крепко сжала ее, отчего у Катерины навернулись на глаза слезы, и сказала:

– Я все понимаю. Сейчас... Запомни, я доверяю тебе. Поступай так, как считаешь нужным.

Но все-таки она не решалась отвезти мать на Каму. Катерина устроила ее в клинику по протекции профессора Назарова. Лечение оказалось дорогим, платил Игорь. Катерина смотрела на его недовольное лицо, чего-то ждала. От него? От себя? Она не сказала бы точно. Она вообще не могла ничего точно формулировать в те дни.

А потом все решилось само собой. Когда Катерина вспоминала о том времени, в ушах возникали голоса. Один, особенно поразивший ее, был голос Игоря. Они привезли мать домой. Стало ясно, что она серьезно больна, а Федор слишком мал. Его нельзя оставить без каждодневного попечения. Игорь сказал:

– Выбирай, Катерина. Они или я.

– Они? – переспросила Катерина.

– Ну да. Твоя мать и твой брат. Или я.

Внезапно ясность мысли вернулась. Катерина увидела перед собой совершенно чужого человека. Это не ее мужчина. Точно.

– Они, – ответила Катерина.

В тот же вечер Катерина съездила за вещами к Игорю, собрала их и переехала на Островитянова. Он не удерживал ее.

Сидя в вагоне метро, думала: а его первая жена ушла вот так же? Игорю надо жениться на сироте.

Потом Катерина удивлялась самой себе – об Игоре она почти не вспоминала. Дело не только в том, что не было свободной минуты: мать, брат, учеба, работа в клинике, куда устроил ее друг дяди Миши, профессор Назаров. Другое – да был ли он? Или это всплеск волны на Красном море?

Она отвезла мать на Каму зимой. Накануне позвонила доктору.

– Привозите, – сказал тогда доктор. – Мне уже звонили. – Он помолчал, потом добавил: – Только один вопрос. Она не буйная?

– Нет, – сказала она.

– Обманете – сами себя накажете. – Она услышала в его голосе усталость. Катерина поняла: уже привозили буйных и увозили обратно. Сами себя наказывали.

– Спасибо.

Вагон проплывал мимо елок и сосен, засыпанных снегом до середины стволов. По рассказам Ольги Петровны, село должно появиться за поворотом. Тепловозный дым, который взвился в окне, сообщил об этом – поезд входил в поворот. Она протянула руку к сумке, сжала ее, собираясь поднять. Но поезд не сбавлял скорость, значит, это ветер подгоняет дым.

Она взглянула на мать, на секунду усомнилась: да больна ли она? Взгляд включенный, ясный.

– Мама, ты как?

– Замечательно. Я мысленно там, где мне было так хорошо. Там тоже всегда снег. Ах, моя дорогая, я желаю и тебе тоже испытать то, что я. Без этого жизнь женщины пуста.

Катерина почувствовала, как напряглись бедра.

– Теперь, когда я буду здесь, ты можешь позволить себе все. Я не хочу обременять тебя собой.

– Но, мама, ты здесь побудешь, я доведу лекарство до нормы, и ты вернешься.

Мать покачала головой:

– Катерина, я буду здесь... с ним.

Катерина почувствовала, как жар обжигает тело.

– Мама, с кем – с ним? Ты понимаешь или нет...

– Конечно, – усмехнулась мать. – Но почему ты так реагируешь? Я буду с ним, – повторила она. – С доктором. Под его присмотром. Ты имеешь что-то против?

Катерина смотрела в ее блестящие глаза. Смеется.

Она тоже засмеялась.

– Мне иногда кажется, что ты дурачишь меня.

Мать протянула к ней руку.

– Нисколько. Просто я то впадаю в себя, то выпадаю. Знаешь, чтобы ты преуспела с лекарством, тебе надо пройти курс по медицине. Только не говори, что у тебя нет времени. У нас у всех его нет.

Они вышли на этой станции одни. Едва ступили на снег, белый, словно сахарная пудра на пончиках, Катерине показалось, что она ощутила сладкий запах.

Из труб вились дымки, серые на синем небе. В центре села стояла расписная деревянная башенка. К чему бы это?

Да к тому, что Масленица. Значит, этот сладкий запах она не придумала? В селе пекут блины.

Они шла по набитой валенками тропе к большому северному дому. Напряжение пропало, его сменило любопытное ожидание – что там?