— Он спросил, ездишь ли ты верхом, — перевела она.

Обиходов развел руками. Все посмотрели на него с сочувствием.

— Скажи, что я могу помочь разжигать костер.

— Ты правда это хочешь? — спросила Анечка.

— А чем же я могу еще помочь!?

— Вообще-то, это необязательно, ты — гость.

— Не хочу быть гостем, скажи им, что я буду отвечать за костер.

Анечка перевела.

— Э бьен, — коротко кивнул Кристоф.

Все собравшиеся продолжили обсуждение предстоящего клеймения. Обиходов невольно залюбовался этими людьми. В их речи, в их позах и жестах удивительно сочетались простота, непринужденность, достоинство и особый чисто французский шик. Яркие рубашки, щегольские шейные платки. Вместо, казалось бы, само собой напрашивающихся ковбойских шляп — кепки, которые будто говорили: не надо путать, здесь вам не «страна Марльборо», здесь страна «Житан» и «Голуаз». Разговаривали не по-южному спокойно, без восклицаний, без характерного махания руками. Львиный прайд буднично и деловито готовился к охоте, роли давно распределены, оставалось лишь уточнить некоторые детали.

Анечка объяснила Обиходову диспозицию:

— Сейчас мы погоним стадо. Гнать будем по частям, в несколько приемов. Молодых бычков будут вылавливать и подтаскивать к костру. Твоя задача поддерживать огонь и нагревать прутья с клеймами. Горячие клейма всегда должны быть наготове, под рукой.

— Не извольте беспокоиться — кивнул Обиходов.

Вся компания направилась к навесу, под которым стояли лошади. Мужчины и женщины с одинаковой легкостью взлетели в седла. Застоявшиеся лошади в предчувствии хорошей скачки устроили веселую топотню, крутились на месте и вставали на дыбы. Через минуту семейство Кристофа с гиканьем и свистом, поднимая клубы пыли, унеслось вдаль, в бескрайнюю степь, туда, где Обиходов только сейчас заметил чернеющее на горизонте огромное бычье стадо. Обиходов, не отрывая глаз, следил за Анечкой. Ее ярко-красная рубашка оказалась в самой гуще всадников. Несмотря на бешенный темп скачки, в седле Анечка держалась легко и весело, так же как водила машину, как разговаривала, как смеялась. Когда поднявшаяся пыль совершенно скрыла всадников из виду, Обиходов направился к костру. Хорошенько расшевелил угли, накидал в огонь досок от ящиков и аккуратно выложил над языками пламени три длинных металлических прута с клеймами в виде королевской лилии — скромным опознавательным знаком фермы Кристофа.

Через несколько минут вдали снова поднялось облако пыли. По направлению к ферме неслась кавалькада. Всадники гнали перед собой десяток быков. Приближаясь к ферме, люди стали лошадьми теснить молодых бычков, отделяя их от взрослых животных. Дальше в ход шли лассо. Запутавшийся бычок на полном скаку валился в пыль. Люди соскакивали с лошадей и тащили его, отчаянно упиравшегося к костру. У костра на обезумевшего от страха бедолагу наваливались сразу три-четыре человека. Кто держал голову, кто ноги, а один заносил над его бедром, покрытым черной жесткой щетиной, раскаленное докрасна клеймо. Решительный тычок. Шипение. Клуб белого дыма. Запах паленого мяса. Пронзительный вопль. По команде люди дружно расступались, и страдалец, смешно подбрасывая ноги, улепетывал вслед за стадом.

На подходе была уже следующая партия, и все повторялось. Лихие племянники Кристофа, войдя в раж, ловили бычков не веревкой, а прямо из седла на полном скаку хватали их за рога, спрыгивали с лошади и заваливали на землю.

Обиходов тоже вошел в раж. Он решил не ограничиваться лишь подачей шеста с клеймом, теперь он участвовал и в удержании бычка. Как человеку менее подготовленному, и одетому не по форме ему предоставляли держать не ноги, а голову.

— Ну, ну, успокойся, дурашка! — ласково шептал Обиходов в мохнатое ухо, обеими руками обнимая тяжелую голову и заглядывая в черные, огромные, наполненные ужасом, детские глаза. — Будет немножко больно. Ну и что? Это ерунда.

Бычок истово ревел молодым срывающимся фальцетом и яростно трепыхался.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — уговаривал Обиходов бычка и тут же кричал одному из племянников. — Ногу хватай! Ногу! Да я держу, ты ногу хватай!

Племянник кричал ему в ответ по-французски. Оба прекрасно понимали друг друга.

Бывает так, что вызывает, к примеру, человека его начальник и говорит какую-нибудь пустяковую фразу. Например, «Где отчет по продажам за прошлый месяц?». Человек отвечает привычно, что отчет будет в среду, а сам тем временем испытывает неясное ощущение, что все это уже с ним было, и начальник его уже когда-то так вызывал и вопрос этот, слово в слово, задавал. И дело даже не в вопросе. Странным образом совпадают самые ничтожные мелочи. Чашка кофе на столе, крошки печенья, работающий вентилятор, стопка бумаг. Больше того, человеку начинает казаться, что коль скоро все это уже было, он сможет предугадать, хотя бы за полсекунды, следующее действие. Он думает: «Сейчас начальник должен раздраженно передвинуть на столе письменный прибор». И действительно, начальник раздраженно двигает письменный прибор. Никакой мистики в этом нет. Просто небольшой сбой в передаче информации, неизбежный, увы, в любой сложной системе, будь то мозг или компьютер.

То, что видел сейчас перед собой Обиходов тоже напоминало дежа-вю. Но только особого рода.

Ветреный день на море. Мощные волны, накатывающие на пустынный пляж, мотающиеся в воздухе чайки, большой ярко-желтый зонт, воткнутый в песок, накренившийся под порывами ветра. Пляжная кафешка со стойкой, залепленной фотографиями из журналов. Пластиковое меню, придавленное камнем, чтобы не улетело. Песня «On the beach» Криса Ри из забитых песком стареньких хрипящих динамиков. Красивая девушка, выходящая из воды, с улыбкой поправляющая мокрые волосы.

Обиходов не видел этого раньше. По отдельности, разрозненными кусками было. Но так, чтобы все вместе — никогда. Но Обиходов точно знал, уже давно, быть может с ранней юности, что когда-нибудь он обязательно увидит и услышит вот это все, именно вот это, вплоть до мельчайших деталей, чтобы и волны, ветер, и пляж обязательно безлюдный, и красивая, очень красивая девушка, легко ступая по песку, идет к нему. Он знал, что обязательно это увидит. Когда-нибудь.

Анечка подошла, Обиходов подал ей полотенце. Она промокнула им лицо и волосы. Обиходов наблюдал за ее движениями сквозь солнцезащитные очки.

— Хорошо здесь, правда? — сказала она.

— Хорошо, — откликнулся Обиходов, а сам подумал: «Хорошо?! Всего лишь хорошо? Ясноглазая моя! Да не придумано еще таких слов, чтобы высказать, как это хорошо».

Анечка легла рядом с Обиходовым на припорошенное песком покрывало и вздохнула, легко и безмятежно, как ребенок. Обиходов почувствовал запах ее духов, смешанный с запахом моря и ветра. Он даже, будто невзначай, легонько коснулся ее кожи, мокрой и прохладной после купания. Они лежали молча, прищурив глаза на неяркое солнце, скрытое за перистыми облаками, слушая грохот волн, свист ветра и нервные крики чаек. Обиходов подумал, что если рай существует, наверное, организован он не так, как принято думать. Мириады праведников не толкутся в райских кущах, не поглощают нектар и амброзию под пение райских птиц. В конце концов, такая программа даже очень терпимому человеку надоест через месяц, не говоря уж о вечности. Рай должен быть устроен более персонально. Было бы справедливо, если бы человеку, заслужившему вечное блаженство, предлагалось выбрать из собственной жизни один день, самый лучший, чтобы проживать его раз за разом. Как в фильме «День сурка». Только в фильме герой Билла Мюррея этот день не выбирал, он в нем случайно застрял. Идея же Обиходова заключалась именно в том, чтобы самому выбрать свой день. И Обиходов вдруг подумал, что такой день в его жизни уже есть. Сегодняшний день (включая вторую половину прошедшей ночи). Совершенный, безукоризненно счастливый день. С утра была ферма, он познакомился с очаровательными людьми, Кристофом, и всем его семейством. Потом он, Обиходов, клеймил молодых бычков. Замечательное мужское занятие. Потом во дворе фермы, в тени большого дерева накрыли длинный стол и устроили пир с молодым вином, свежим сыром, зеленью и деликатесной камаргской говядиной. Обиходов произносил пышные кавказские тосты и пел русские песни, чем, кажется, совершенно очаровал женскую половину семейства Кристофа. Потом они с Анечкой поехали на море. Такими огромными порциями счастье должно отпускаться человеку только в детстве. Но оказалось, что не только. И ведь этот день еще не закончился.