Пока кофейный аппарат утробно урчал и булькал, распространяя по кухне острый бодрящий аромат, Таточка взяла телефон и набрала номер:

— Алло, мам, это я. — Да, проснулась. Давно уже. — Да, одна. Он на работе, где же ему еще быть? — Да, у нас все хорошо. — Да, хорошо. — Мама, никакой он не бандит! Иннокентий — бизнесмен. Я тебе уже миллион раз говорила! — Нет, мама, он зарабатывает деньги. — Да, так теперь зарабатывают деньги! — Мама, умоляю тебя, не начинай! Мало ли что пишут в газетах!? Они все врут! Ты поменьше читай эти газеты. — Он очень добрый. И ласковый. — Да, ласковый! — Ну, разумеется, люблю. — И он меня любит. — Ну, разумеется, счастлива.

Кофейный аппарат мелодично зазвонил, сообщая, что кофе готов.

— Подожди, мама, — Таточка зажала трубку между ухом и плечом и налила себе кофе. — Что ты там говоришь? — спросила она, закуривая сигарету. — О, господи! Опять двадцать пять! — Таточка закатила глаза и выпустила струйку дыма. — Ну, вот ты, мама, вышла замуж за военного, и что ты видела в этой жизни? Сплошные гарнизоны! Вода в колонке, удобства во дворе. — Нет, мама. Военные — это уже не актуально. — Не актуально, говорю. — Мама, я тебе русским языком повторяю, Иннокентий — бизнесмен. Деловой человек, понимаешь? — Почему дома не бывает? Потому что он работает. — Да, и по ночам тоже. Папа, между прочим, тоже дома не ночевал, когда у него наряды были, или как их там. — И я тоже работаю, да. — Это такая работа. Иногда приходится и по ночам. — Я прекрасно знаю, что мне нужно учиться. Иннокентий обещал устроить меня в школу дизайна. — Ладно, мам, давай не будем спорить, мне нужно собираться. — По делам, мама. У меня очень много дел. — Ну, все, целую.

Таточка положила трубку.

— Что уставился? — сказала он Родригесу.

Пекинес деликатно покосился на голубую миску.

— У тебя одно на уме, противный мачо, — Таточка достала из шкафа коробку и насыпала в миску сухого собачьего корма.

В это время в дверь позвонили. Звонок был долгий и настойчивый. Случайные люди так не звонят.

Таточка тихо подошла к двери и заглянула в глазок. Она увидела совершенно потрясающий букет алых роз. Такой мог стоить долларов сто, никак не меньше. Кроме букета ничего видно не было.

— Кто там? — мелодично пропела Таточка.

За дверью не ответили. Девушка догадалась, что имеет дело с приятным сюрпризом. Морис, художник-дизайнер, прежний бой-френд, был большим мастером по таким штукам. Ее новый муж, Иннокентий Васконян, хоть и не устраивал пока ничего подобного, Таточке почему-то казалось, что он тоже должен быть способен на нечто этакое. Морис или Иннокентий, и то и другое было одинаково занятно. Поэтому Таточка, заранее придав своему личику выражение простодушного удивления, открыла дверь. Впрочем, старалась она напрасно. То, что она увидела, повергло ее в удивление несравненно более глубокое, и отрепетированная гримаска оказалась совершенно неуместной. Перед Таточкой с букетом в руках стояла Аделаида Заморокина.

— Вы? — изумленно произнесла девушка после непродолжительной немой сцены.

Аделаиду Заморокину она видела до этого пару раз мельком на каких-то светских мероприятиях. И запомнила только благодаря ее слишком вычурному, как казалось Таточке, имени, нелепость которого подчеркивалась внешностью отставной амазонки.

— Ты? — как искаженное эхо откликнулась Аделаида Степановна.

Она была удивлена не меньше Таточки. Обманутая женщина никак не ожидала, что неисповедимые маршруты ее кобеля- мужа приведут ее в дом к его бывшему другу, а ныне злостному конкуренту. Таточку она тоже запомнила по нескольким мимолетным встречам, и успела составить о ней впечатление как об абсолютной пустышке, одной из сотен и сотен безмозглых куколок, готовых прыгнуть в постель к любому, кто поманит их набитым кошельком, накачанными мышцами, иностранным акцентом, или просто кивком головы. Теперь это ее первое впечатление подтверждалось со всей своей неприглядной очевидностью.

Аделаида Степановна сумела быстрее справится с удивлением. Сказался больший опыт семейной жизни.

— Он здесь? — спросила мощная дама и тряхнула головой уже вполне готовая к бою.

— Кто? — не поняла Таточка.

— А ну, пусти! — Аделаида Степановна решительно рванула на себя дверь, хоккейным движением бедра отстранила хрупкую девушку и вошла в прихожую. — Где он!?

На ее громогласный возглас из кухни пришлепал любопытствующий Родригес. Пекинес и не думал лаять или каким-то другим образом выказывать свою приверженность к шаблонам собачьего поведения. Он тихонько сел у стены и, наклонив голову, принялся наблюдать за происходящим.

— Что вам здесь нужно? — возмутилась Таточка.

— «Морячок скучает по своей кошечке»! — едва сдерживая ярость, сквозь зубы процитировала Аделаида Степановна коротенькое содержание похабной открытки.

— Какой еще морячок? О чем вы? — Таточка окончательно запуталась. Ее не очень натруженный мозг не справлялся со свалившейся на него работой.

— Какой морячок? — переспросила Аделаида Степановна. — А вот какой морячок! — и она наотмашь хлестнула бедную девушку букетом по лицу. — Ах, ты дрянь! Проститутка! Чертова кукла! — Каждое свое слово разгневанная женщина подкрепляла новым ударом. Роскошный букет, быстро потеряв свое стодолларовое великолепие, превратился в связку колючих розог.

— Ай-яй-яй! — пронзительно завопила Таточка, совершенно опешив от обрушившегося на нее града ударов. К чести девушки надо заметить, что ее замешательство длилось недолго. Очень скоро она поняла, что пассивная оборона — не лучшая тактика в такой ситуации.

— Сдурела что ли, старая карга!? — выкрикнула она непонятно откуда прорезавшимся басом, и улучшив момент вцепилась в пирамидальную прическу Аделаиды Степановны.

Пекинес Родригес при виде такого поворота событий неодобрительно тявкнул. Ему показалось, что бурно выясняющие отношения женщины производят слишком уж много шума.

День этот выдался сложным и для Иннокентия Васконяна. На работу он приехал не в настроении. Его расстроила вчерашняя публикация в мелко пакостнической газетенке «Вечерний маяк». Самое обидное, что статья была даже не про него, про какого-то чинушу из городской администрации, погрязшего во взятках, которого Васконян едва знал и разок другой отстегнул ему пару тысяч долларов для решения каких-то текущих мелких вопросов. Васконяну в этой статейке был посвящен всего один абзац, где он был назван «сомнительной личностью» и «криминальным авторитетом районного разлива». «Районного разлива»! Слова-то какие нашли!

Иннокентий Васконян опять, в какой уж раз, затосковал по настоящей работе, по большим масштабам. Он был вовсе не против, чтобы о нем писали в газетах, даже наоборот, он был всей душой за. Но только, разумеется, не так, не в таком тоне, не такими словами. Он хотел бы увидеть в газетах свой портрет, где он в галстуке, в строгом официальном костюме выступает с трибуны. И подпись «Известный московский предприниматель Иннокентий Васконян в своей речи затронул некоторые аспекты развития малого и среднего бизнеса в России». Хотя бы так. Или как он опять-таки в строгом костюме перерезает ленточку на какой-нибудь международной выставке, обменивается рукопожатием с мэром, или с французским послом, дает интервью толпящимся вокруг него журналистам.

Иннокентию Васконяну вдруг мучительно захотелось полной легальности. Он даже готов был платить налоги. Не все, конечно. Какую-то часть. Об этом, в конце концов, можно было договориться.

Тяжелым взглядом он обвел свой новый, только что обставленный кабинет. Для кого вся эта роскошь? Для кого этот выписанный из Италии рабочий стол красного дерева, для кого эти напольные часы прошлого века, для кого эта чистого золота статуэтка Меркурия бегущего куда-то в одних лишь сандалиях и в шлеме? Кто, кроме лихих ребят из РУОПа, может оценить все это?

Васконян раздраженно ткнул в панель селектора. Без разбору, в первую попавшуюся кнопку.