Ведущий вскинул руки, словно давая отмашку для шквала аплодисментов. Из зала раздались вялые хлопки, напоминающие ружейную пальбу в пехотной цепи.
— Встречаем! — выкрикнул что было сил ведущий и убежал в темноту.
Тяжело ударила музыка. Свет померк. Сцена начала заполняться голубоватым дымом, с шипением вырывавшимся из скрытых по углам аппаратов. Обиходов начал волноваться за Заморокина. В такой темноте и под такую музыку можно спокойно перебить пол-зала. Когда снова вспыхнул свет, Обиходов с облегчением перевел дух — Заморокин спокойно пил шампанское и наблюдал за действием. На сцене в клубах дыма возник человек с модной эспаньолкой на пухлом не по- испански круглом лице и с массивными серьгами в обоих ушах. Одет он был в черный длиннополый сюртук, который можно было назвать строгим, если бы не знаки Зодиака, нашитые на нем в разных местах. Грудь его украшала золотая цепь с крупным медальоном. Сильно выпирающий живот был стянут парчовым кушаком. Некоторое время Обиходов гадал, кто это, дух невинно убиенного мэтра, воплотившийся в опереточного сутенера, или же это сам паранормальный кутюрье Гудзенко?
Загадочный незнакомец медленно развел в стороны руки, поднял глаза к потолку, словно проверяя, не идет ли дождь, потом опустил голову и исподлобья посмотрел в зал:
— Мне нужна ваша энергия! — произнес он густым басом. — Дайте мне вашу энергию! — он протянул руки и начал шевелить растопыренными пальцами, будто хотел выманить энергию из зала, как кошку из-под дивана.
Зрители сохраняли полное спокойствие, пили и закусывали, с любопытством поглядывая на сцену. Темп музыки постепенно увеличивался. Человек на сцене начал содрогаться.
— Я ее чувствую, уже чувствую! Я чувствую вашу энергию! — сообщил он залу, дергаясь в конвульсиях. — Мэтр Версаче! — громко завопил он, вскинув голову к потолку. — Снизойдите к нам!
«Ага! — подумал про себя Обиходов. — Значит, это все-таки Гудзенко, а не Версаче. Слава Богу!»
— Он идет! — обрадованно воскликнул паранормальный кутюрье. — Я слышу его шаги! А вы слышите?
Музыка сжалась до одной тревожной ноты и все присутствующие при медитации услышали шаги. Звук их, многократно усиленный динамиками, нарастал. Дым на сцене сгустился так, что кутюрье было уже не видно.
— Мэтр приближается! — доносился его голос из искусственного тумана.
Ослапительно-яркий луч света ударил в левую часть сцены, скрытую драпировкой. Занавес откинулся и перед затаившими дыхание зрителями предстала девушка, конкурсантка под номером «один», замотанная в кусок прозрачной розоватой ткани.
— Мэтр Версаче! — завопил Гудзенко, указывая в сторону девушки. Зрители старательно вытягивали шеи, однако, никакого мэтра рядом с нею видно не было.
Возникшее непонимание устранил сам паранормальный кутюрье. Он выскочил из тумана с криком:
— Это Красота! — и с ходу припал девушке к ручке. Конкурсантка вздрогнула от неожиданности и хотела отдернуть руку, но Гудзенко ловко поймал ее и впился в нее губами.
— Я — Красота, — продекламировала девушка срывающимся от волнения голосом. — Я — одна из ипостасей мэтра Версаче. При жизни он щедро дарил меня людям. А когда его не стало, я не исчезла. Я осталась в его творениях, которые бессмертны.
Девушка на подрагивающих ногах прошла по подиуму, сделала разворот и застыла с неестественно широкой улыбкой на лице.
— Поприветствуем Красоту! Первую ипостась мэтра Версаче! — захлопал в ладоши паранормальный кутюрье.
Зал ответил дружными аплодисментами. Публике такой неожиданное сценическое решение понравилось. Обиходов с одобрением цокнул языком и проинес:
— Ловко придумал, прохвост!
Занавес откликнулся второй раз и на сцене появилась участница под номером «два» в наберенной повязке из блестящих ниточек и с пышной короной из перьев на голове.
— Это Любовь! — представил ее публике кутюрье Гудзенко.
Любовь держалась более уверенно. Она выставила вперед ногу, затянутую в ажурный чулок, и кокетливо двинула бюстом.
— Я — Любовь, — последовал текст. — Вторая ипостась великого мэтра. Во мне он черпал свое вдохновение. Я наполняла его жизнь до края. Свое творчество мэтр посвятил всем влюбленным мира.
Номер «второй», покачивая бедрами, прошлась по подиуму.
— Приветствуем Любовь! — закричал Гудзенко.
У третьей ипостаси Версаче — Страсти обнаружился отчетливый украинский акцент, хотя одета она была в турецкий тюрбан и атласные шаровары.
— Мэтр схорел в моем охне, — поведала Страсть. При этом обнаженный животик ее трепетно вздымался и опускался, вызывая у публики желание немедленно последовать за пламенным мучеником.
За Страстью последовала Надежда, потом Вера, потом Преданность, потом Искушение. Мэтр Версаче стараниями кутюрье Гудзенко оказался удивительно многогранной личностью.
— Как-то по-другому я представлял себе конкурсы красоты, — признался Обиходов. — Совсем отстал от жизни. Интересно, где тут у них туалет?
Он осмотрелся по сторонам, потом отодвинул тарелку и поднялся из-за стола.
— Я сейчас вернусь!
Парад «ипостасей» закончился. Конкурсантки, сбившиеся в тесное стадо в центре светового пятна, повинуясь неслышной команде дружно повернули налево и удалились за кулисы. Гудзенко долго еще раскланивался у края сцены и слал в зал воздушные поцелуи. Ведущий объявил перерыв.
В зале началось оживление. Раздавался звон бокалов, смех, хлопки открываемых бутылок шампанского.
— Ну что, пойду я! — сказал Заморокин и окинул многозначительным взглядом своих компаньонов, угрюмого и молчаливого Волка и еще двух похожих друг на друга здоровых молодцов, по прозвищу Болек и Лелек. За неразлучность и похожесть все их считали братьями, хотя братьями они не были.
Волк с серьезным выражением лица извлек откуда-то из-под стола букет лилий и протянул шефу.
— Какой хоть номер-то? — живо поинтересовался Болек.
— Загадка! — произнес Заморокин и, склонившись над цветами, шумно втянул носом воздух. — Пахнут-то как!
— Загадка? — Болек почесал затылок. — Это восьмой что ли?
— Восьмой, — кивнул Заморокин.
— Ну… — протянул Лелек. — Что там этот восьмой… Худовата! Вот третий в самый раз! Которая в тюрбане. Кто уж там она, забыл… Ипохондрия, что ли?
— Сам ты Ипохондрия! — передразнил Лелека Заморокин. — Понимал бы что! Ладно, — сказал он, поднимаясь. — Ждите меня здесь! Проверим, что там за Загадка, а то и вправду, может, «третий» лучше?
Заморокин с букетом в руках поднялся на сцену по боковым ступенькам и скрылся за кулисами.
Он оказался в длинном сумеречном коридоре, заставленном и завешанном всевозможным реквизитом. Пахло пылью, потом и дешевыми духами. Заморокин взглянул на свое отражение в лежащем на коробке медном геликоне и бережно поправил прическу.
— Вам кого? — услышал он строгий голос сбоку.
Заморокин оглянулся и увидел перед собой высокого малого в синей форменной куртке с надписью «security». Вместо ответа Заморокин достал из нагрудного кармана пиджака сотенную купюру и сунул ее в карман куртки охранника.
— Принцесса номер восемь, — сказал Заморокин. — Пару слов наедине.
Труженик безопасности быстро посмотрел по сторонам и произнес негромко:
— Еще сотку и все устроим.
— Без вопросов.
Еще одна купюра проделала короткий путь из кармана пиджака в карман синей куртки.
— Давай сюда! — охранник указал на неприметную дверь в стене. — Я ее сейчас приведу.
Заморокин открыл дверь и шагнул в темноту. В ту же самую секунду он почувствовал болезненный тычок в нос чем-то твердым и холодным. Слезы брызнули из глаз. Заморокин моментально сообразил, что в ноздре у него дуло пистолета.
— Ни звука, падла! — услышал он голос.
Сильные руки подхватили его и втащили в комнату. Дверь захлопнулась. Заморокин получил удар по голове и обмяк.
Когда он очнулся, в комнате горел свет. Руки и ноги были неестественно заломаны и сильно болели. Заморокин с удивлением обнаружил себя привязанным к бутафорской колонне. Удивление быстро перешло в ужас. Такой изыск не сулил ничего хорошего. Если с ним хотели поговорить — привязали бы к стулу, если хотели просто убить — то уже убили бы. Ртом дышать было невозможно, он был залеплен скотчем. Заморокин с трудом поднял голову и осмотрелся.