Деться решительно было некуда. Обочины как таковой не было, справа располагалась густая посадка с торчащими кривыми осиновыми стволами-кольями, слева тянулся длиннющий кирпичный забор, выкрашенный белой краской. Бен инстинктивно (считай, бессознательно) вывернул руль влево. «Губчатый» наискосок пересек дорожное полотно и врезался в забор. Почему-то Бен решил, что прошибет его насквозь.

Дальше случилось нечто такое, что не смогли внести даже в бесстрастный милицейский протокол. Вместо удара разудалый влажный сосущий поцелуй, колеса запульсировали, на мгновение потеряв округлость и став угловатыми. Нос машины вместо того, чтобы расплющиться о стену, за которой, кстати, располагался бульдозерный парк на девять гусеничных мастодонтов, так что даже если Бену удалось бы пробить стену, дальше бульдозерного ковша он все равно бы не уехал, нос машины задрался вверх. Кузов наоборот царапнул землю, и через секунду «губчатый» ехал по забору параллельно грунту.

Бен открыл зажмуренные глаза, услышав характерный прилипчивый звук, как если бы машина ехала по свежему битуму. В зеркале заднего вида просматривалась белая дорога, на которой шины грузовика оставляли две полосы. Деревья оказались над головой. Среди деревьев суетились ноги в милицейских галифе и сапогах.

Милиционеры настолько опешили при виде едущей по стене машине, что и стрелять стали не сразу, а когда стали, то патронов никто не жалел. Пули выбили фонтаны кирпичной крошки, и Бен, не зная защищенность машины, задергал рулем. «Губчатый» пошел юзом по стене!

Его занесло к верхней кромке забора, и левое колесо сорвалось, завертевшись с огромной скоростью. Потеряв одну из опор «губчатый» сместился влево и провалился всем передком. Машина кувыркнулась на противоположную сторону, и Бен даже успел заорать, потому что до момента врезания в ближайший бульдозер оставалась целая секунда.

Машина сначала проехала по борту бульдозера, оказавшегося на пути первым, на такой высоте, что Бен мог коснуться земли, высунув руку в окно. Следом она въехала в мощный зад грейдера и поползла вертикально вверх. Кабина мастодонта давно кончилась, но задние ведущие колеса продолжали выталкивать «губчатого» вверх. Вскоре кабину с Беном внутри задрало на десятиметровую высоту. Задние колеса поднаперли и вытолкнули «губчатого» над трактором. Грузовик заскакал по небольшому пятачку внутри автобазы, нашел какие-то ворота, снес их и выскочил на грунтовку, донельзя разбитую тракторами. Однако вездесущий «губчатый» даже не притормозил, устремившись напрямик, оставляя за собой новую колею поперек старой.

На некоторое время стал слышен только шум обтекающего кабину ветра. Погоня отстала. То есть она где- то была, менты уточняли направление и свои дальнейшие действия, но все это отдалилось и стало не существенным.

Существенным стали его дальнейшие действия. Что делать с Верой Хан?

Напрашивалось решение ее вернуть. Но куда? К кинотеатру? Домой? И самое главное, — каким образом? Высадить ее прямо здесь? И в этот основополагающий момент Бен не нашел ничего лучше, как повести себя по-идиотски.

В аккуратной последовательности он совершил ряд роковых ошибок. Во-первых: он остановился. «Губчатый» потерял остойчивость и тяжело осел в грязь. В холостом бормотании мотора чудился укор. Что ж ты братец гнал, гнал, а теперь время теряешь? Бен и сам чудесно понимал, что стоять нельзя. В милиции ребята шустрые, теперь они знают о способностях машины ездить по плоскостям и скорректируют свои действия.

Остановив машину, Бен продолжал терять драгоценные минутки. Ему надо было высадить Веру, а высаживать не хотелось. Она была вызывающе сексуальна. От одного взгляда на нее у него возникла эрекция и непреодолимое желание. Он не знал, что с ним, взрослым мужиком, происходит. Его буквально трясло от влечения.

Она решила все за него, придвинулась, положила голову на плечо. Бен обнял ее одной рукой, погладил другой. Никогда он не чувствовал себя в более дурацком положении.

Все внутри кричало об опасности, надо было срочно уходить, но ноги будто отнялись. Вместо этого он сидел и гладил девушку с самыми красивыми глазами на свете. Его действия становились все смелее и, хмелея от запретного, он уже гладил ей голую шею и груди под платьем. На грудях с готовности затвердели соски.

Вера прикрыла глаза и томно застонала.

— Нет, что я делаю! — Бен отодвинулся, она с закрытыми глазами тянулась к нему, он открыл дверцу и вывалился наружу — в грязь и холод.

Не разбирая дороги, пошел, оскальзываясь и падая, пока не уткнулся в осиновую рощицу, где и благополучно грянулся оземь. Он не понимал себя. Он достиг своей цели, он спас Веру Хан — и совершенно не представлял, что должен делать дальше.

Его трясло, но не от холода.

Постороннего он увидел совершенно случайно. Незнакомец выбрался из кузова фургона, обежал машину и полез в кабину. Бен не крикнул, каркнул, ворон не добитый, незнакомец быстро оглянулся и захлопнул дверцу. Бен бежал обратно, а мотор уже взревел, потащил «губчатого» поперек поля. Вездеходность машины сыграла дурную службу, и Бен, завязнув, ни за что бы его догнал.

Если бы не менты. Уазик вылетел из-за забора и заскакал по колее, грозя ежесекундно сверзиться в глубокую колею, но шоферу чудом удалось удержать его на вершине. Высунувшийся в окно уазика, упитанный ментура пару раз пальнул перекрестно движению. И угонщик сдрейфил. Вряд ли людиши поставили бы на лобовое простое стекло, но угонщик не выдержал выстрелов, сделанных практически в упор, и свернул. Бен кинулся на перерез.

"Губчатого" кидало из стороны в сторону, и открытая дверца хлопала. Бен нагнал грузовик в тот момент, когда тот начал окончательно разгоняться. Он подпрыгнул и с ужасом понял, что дверь может захлопнуться перед его носом и второго шанса уже не будет никогда. Но тут задок в очередной раз дернулся, отворяя ворота, Бен вцепился в дверь и повис. Он качался над пролетающими внизу буераками, вокруг летали пули. Наконец он нырнул внутрь, торопясь упасть на пол.

Кузов от кабины отделяла непрозрачная пластиковая переборка. Бен с чувством саданул в нее. В ответ грузовик стал разгонялся сильнее. Кузов откликнулся дикой вибрацией. В открывшуюся дверь виднелся стремительно улетающий пейзаж. Скорость была далеко за двести. «Губчатый» перепахивал поле. Угонщику было наплевать куда ехать, он намеревался вытряхнуть Бена из кузова. И еще он хотел, чтобы Бен умер.

Скорость все возрастала. Из-за вибрации Бен плохо видел. Поднесенная вплотную к лицу рука двоилась и троилась. В ушах звенело, носом пошла кровь. Угонщик притормозил, словно предлагая Бену выпрыгнуть. Бен на провокацию не поддался, тогда угонщик погнал опять.

Все быстрее, все беспощаднее. Бен давно лежал без движения на полу, напоминающем мембрану барабана, по которой саданули гигантской колотушкой. Он оглох и ослеп.

Дорого иногда мы платим за свои ошибки.

У мужчины две головы, стало его крайней мыслью перед провалом в забытье.

Поехавший вертикально фургон едва не вытряхнул его наружу. Бена спасло, что удар о заднюю стенку привел его в чувство. «Губчатый» полз по стене, испещренной входами в сотовый мир. Бен дождался, пока машина нырнет в нужный тоннель, и торопливо сиганул в дверь. Фургон исчез в темноте, гремя не захлопнутой задней дверцей. Лампы не горели, и тоннель был погружен во мрак.

Бен пошел за машиной, прижимаясь к стенам, чтобы его нельзя было увидеть на просвет. Фургон не успел отъехать далеко. В темноте тускло отсвечивали фонари.

Увидев его загодя, Бен выждал паузу, но все было тихо.

Потом он подполз и обследовал машину. Она была брошена. В кабине ни Веры, ни Винипеникса. Брошена в прямом смысле. На сколько помнится, людиши принимали машину в верхнем боксе. Сейчас с распахнутых потолочных люков свешивались жгуты кабеля, напоминая выпотрошенные кишки.

Бен добрался до люков тем же способом, что и в первый раз, по колоннам. Наверху он нашел то же запустение, что и внизу. С единственной разницей, что свет все же был — на издохе горели аварийные лампы. Бен сразу почуял душок: где-то что-то гнило. Некогда стерильный пол затоптан. В углу живописная кучка фекалий. Кратер Эршота. Стоило Бену увидеть валяющийся бесхозный манипулятор для измерения всевозможных довольно важных размеров, как он вспомнил про Маму и позвал ее. И не удивился, когда никто не откликнулся. Мама не допустила бы подобной разрухи.