Они стали препираться — старый и молодой, и Бен поспешил откланяться. Полина уже ждала его в вестибюле. На ней был розовый брючный костюм, в разрезе которого опять виднелся лифчик, тоже розовый. Бен сам удивился своей прыти, и что его может ждать такая шикарная красотка. В душе была гордость, усилившаяся от перехваченного завистливого взгляда Веткина и еще пары самцов помоложе.

Едва они выехали из внутреннего двора, как заиграл мобильник, на котором высветился контактный телефон Вагнецова. Бен остановил машину, извинился и вышел наружу.

— Что-нибудь есть? — спросил майор.

— Еще только полдня прошло, рановато для результатов. Предприняты лишь первые шаги. Афинодор, начальник ОПП, сказал, что летчиков у него нет. Можете вычеркнуть его из списка.

— Что? Вы спросили у Афинодора прямым текстом, есть ли у него в подчинении летчики? Вы с ума сошли?

— А что я должен был спросить? Про моряков вы не интересовались.

— Бросьте из себя дурачка разыгрывать, и больше не смейте действовать так прямолинейно и грубо. Это может быть опасно. Как Афинодор отреагировал?

— Спокойно.

— Скажите вот что: Афинодор при вас занимается своими разработками?

— Подробности он мне не докладывает, но и скрывать ему особо нечего. Сегодня, например он сидел с умным видом над Фазен-Линком.

— Минутку! — выкрикнул майор, и трубку затопил вакуум — федерал говорил по параллельной линии. Он вернулся через три минуты, но желание бросить трубку у Бена даже не возникло, он был заинтригован внезапным интересом майора к непрезентабельной железяке, с которой Афинодор так пренебрежительно обращался. — Больше про фазосшиватель ничего не говорил?

— Сказал, что немцы разучились работать. А что, это может иметь отношение к Бичу и пропавшим людям?

— Мы выясняем это. Очень были бы заинтересованы в том, чтобы ты уточнил в дальнейшем, так между прочим, как у них обстоят дела с этим Фазен-Линком. Будто вспомнил невзначай.

— Пантелеич тогда точно меня в лабораторию перестанет пускать, а пить чай мы будем в пещере рядом с ОПП. Это как с маленьким мальчиком, которого ходит с мамой в женскую баню до тех пор, пока не начал интересоваться, почему у тетенек такие большие сиськи.

— Что за ерунда! Впрочем, ладно, про фазосшиватель просьбу отменяю. Пытайтесь запоминать технические термины, которыми апеллирует Афинодор. Это поможет выяснить степень готовности проекта, как его, "Кентавра".

Оп-па, а ведь про «Кентавра» Бен тоже не упоминал. Может быть, все басни про Бича выдуманы лишь для отвода глаз, а на самом деле федералов интересует лишь Афинодор и то, чем занимается ОПП?

— Почему бы вам не вызвать Афинодора и не побеседовать с ним напрямую. Он с органами вряд ли отказался бы сотрудничать.

— Если он только сам не имеет отношение к пропажам людей.

— Афинодор? Что за глупость! По своей натуре это вредный старик, но и только, он целиком помешан на науке!

— Все равно, приглядитесь к нему. Он может что-нибудь знать и случайно проговориться. Только, действуйте не так грубо, как в первый раз. Еще есть вопросы?

Бен поколебался.

— Вы сказали, что люди пропадали бесследно. Базилевский тоже пропал?

— Базилевский это единственный человек, которого мы нашли, — сказал майор тоном, который Бену не понравился. — Хотя есть ситуации, когда лучше бы человек пропал, чем так умереть. Его кремировали, потому что он был в таком виде, что его могли похоронить только в закрытом гробу, но тогда разговоров было бы больше, и руководство на это не пошло.

— Что с ним случилось? — задавая вопрос, Бен внутренне напрягся, в груди стало жарко — это просыпался безотчетный страх.

— По телефону даже по этому, а это защищенный канал, я ничего говорить не буду.

Обговорим это позже.

— Поехали в "Банановую макаку", — напомнила Полина, когда он вернулся.

— Поехали, — сказал он.

Они здорово оторвались в "Банановой макаке". Неизвестно почему бар так назывался, бананы в нем не подавали, а в качестве макак могли сойти разве что крашеные стриптизерши, страшные как на подбор. Зато водился в изобилии египетский ром, крепкий как ацетон, который они выпили на брудершафт. Стремясь забыть стресс последних дней, они долго не уходили с дансинга, хотя Бену было трудно угнаться за молодой партнершей.

Периодически они подходили к стойке на водопой. Где-то за полночь Полина призналась Бену:

— Странное чувство. У тебя так не бывает, будто на тебя кто-то смотрит? Ты его еще в глаза не видела, а он уже строит свои гнусные планы.

Общение с девушкой приобретало не тот сексуальный уклон, как хотелось бы Бену, и он предложил девушке занять один из столиков.

— А то мы здесь сидим действительно как на эстраде, — согласился он.

— Я не имею в виду этот бар конкретно, а вообще, — возразила девушка. — У тебя никогда не возникает чувство опасности? Например, когда ты сидишь у себя в кабинете.

— Только когда вижу Прелову, — уточнил Бен.

— Дурак, — сказала она.

— Я знаю, — кротко сознался он.

Для дальнейшего продолжения содержательной беседы они переместились на указанный официантом низкий бархатный диван.

— Это места для поцелуев! — воскликнула Полина, перекрикивая музыкальный шум. — Неужели они и впрямь думают, что мы пришли сюда целоваться?

Женщина умеют сбивать нужный настрой, и возникшая эрекция растворилась.

— Опа, деньги! Наверное, клиент оставил! — Полина указала под пепельницу, где торчал край двадцатки евро. — Надо позвать официанта.

— Не стоит его отрывать от работы! — Бен аккуратно скрутил банкноту и сунул в карман.

Полина даже растерялась.

— Но ведь это не солидно.

— Не будет в следующий раз хамить.

— Он не хамил.

— Но заказ у нас не взял. Мы сами подойдем к стойке и возьмем на двадцатку все, что нам нравится. Бери, что тебе нужно и плати — вот мой принцип.

— Знаете, у меня не было таких знакомых, — призналась Полина. — Неужели вам не стыдно брать чужие деньги?

— Нисколько! Даже приятно.

Она хихикнула:

— Если бы я жила с родителями, они бы запретили мне с вами дружить.

— Вы в туалет не хотите? — тактично поинтересовался Бен.

— Однако? — она вскинула бровь.

Возможно, она хотела поставить Бена на место, но ему было уже не до приличий, возрастные изменения, знаете ли. Но до туалета он не дошел. Внезапно сбоку выросла коренастая фигура и, наклонившись к Бену, шепнула ему в ухо:

— Бум!

Хоть вокруг гремела музыка, от слов, сказанных в самое ухо, он подпрыгнул на месте. Не хватило малости, и можно бы обойтись без туалета.

— Вы меня напугали! — воскликнул Бен.

— Я думал, вы меня видели, — удивился Вагнецов и извинился. — Я вас жду в туалете! — и, сделав шаг назад, растворился в неосвещенной зоне.

Бен изумился, что с первого взгляда не заметил, сколько там находится людей.

Вагнецов оказался в туалете первым, стоя перед зеркалом, он пытался вправить воротник рубашки за пиджак, но это не удавалось. Бен невольно сравнил его с Красным. Костюм на майоре топорщился углами, словно у него были разновеликие плечи, на спине складки от долго сидения. На Красном костюм сидел как влитой, как вылитый в бронзе, и он всегда держал себя в форме — спокойный и одновременно готовый к внезапному удару, словно сжатая до поры до времени пружина. В мужчине это всегда чувствуется. В настоящем мужчине. Мужике. Мачо. Если бы косари не вычислили их, они бы такого наворотили. А потом Красный бы его убил.

— Зачем вы сюда пришли? — попенял Бен.

— Отдыхать, — деланно удивился Вагнецов. — Совершенно случайно увидел вас и подошел. От вас мне ничего не надо. Сегодня вы уже все доложили. Вы у меня что-то хотели спросить?

— Как погиб Базилевский? Вы сказали, что это не телефонный разговор.

Вагнецов повернулся к нему, нехотя посмотрел ему в глаза.

— Я не знаю, зачем вам это надо, но уговор дороже денег. Я свои слова держу. Если сказать, что это была странная смерть, значит, ничего не сказать. Смерть Базилевского выдалась на редкость мерзкой. Когда нам сообщили, что бизнесмен, вплотную завязанный на инофирмы, торгующие вооружениями, не вышел на работу и дома у него кавардак, к делу подключили мой отдел. В тот день, когда пропал Базилевский, лил сильный дождь, и дом, в котором потерпевший зачем-то открыл все окна и двери, был полон воды. В прихожей мы нашли в впопыхах сброшенную одежду- рубашку, брюки, трусы. Следы босых ног вели через огород к пустырю, превращенному в свалку. Зачем он разделся, мы так и не установили.