— Сюда никто никогда не входит, — успокоила Полина.

В пять часов захлопали двери, и повалил народ. Столпотворение продолжалось минут десять, в течение которого лифт неустанно совершал челночные рейсы вверх-вниз.

Потом все стихло, и раздались шаркающие шаги.

— Афинодор! — прошептала Полина, и Бен поспешил закрыть ей рот ладонью.

Ничего не подозревающий старик прошаркал мимо, завыл лифт, и сделалось тихо.

Девушка отбросила руку Бена и выговорила:

— Ты хоть руки мыл? Вы, мужики, беретесь за всякие места, а потом нам грязными руками рты зажимаете!

— Это вы от зависти, потому что вам браться не за что.

Она только фыркнула на это. Они решили для верности выждать с полчаса, на случай если кто-то вернется. ОПП погрузилось в тишину. Бен напряженно ждал тихих шагов за окном. Он покрывался гусиной кожей, вспоминая эти зловещие звуки, издаваемые уродцем. «Шлеп-шлеп». Влажные звуки босых ног, липнущих к полу при каждом шаге коротких кривых ножек.

— Хочу курить! — заявила девушка.

— Обойдешься! — грубо оборвал Бен. — По дыму нас сразу трепеты вычислят.

— Зачем ты их позвал? Мы же договорились, не произносить их имени вслух! — в панике воскликнула девушка.

— Я не помню, чтобы мы об этом договаривались, к тому же это все предрассудки, в которые я не верю, — возразил Бен.

Внезапно он увидел, что при разговоре изо рта повалил пар. Стена мгновенно сделалась ледяной, подоконник над девушкой покрылся причудливыми серебряными узорами. Раздались знакомые шлепки, трепет шел вдоль стены. Во мраке возникла белесая макушка, которая едва возвышалась над подоконником. Трепет остановился и попытался вскарабкаться и заглянуть внутрь. От него катила волна страха. Он оказался не абсолютно лыс, на макушке торчал пук выцветших седых волос. Люди насколько возможно вжались в стену под подоконником. Трепет проскальзывал ногами по гладкой стене, ногти шаркали, тщась найти опору.

Бен собрал всю силу воли, чтобы не вскочить и броситься наутек. Трепет сполз со стены, опять раздались шлепки изуродованных ножек — тварь удалялась. Люди не двинулись с места, пока шаги совсем не стихли.

— Теперь ты веришь в призраков? — напустилась Полина. — Разве обычный человек вызвал бы такую волну холода?

— Воздух может заноситься из подземных ледников, — возразил Бен.

— Это ты говоришь мне назло. Ну что, пошли? Меня вибратор завибрировал всю, как ту девушку в рекламе, — пожаловалась Полина.

Судя по горящим светодиодам, жетон находился буквально в нескольких метрах, но для того чтобы пробраться к нему, надо было выйти в коридор. Что они ожидали увидеть? Место преступления? Орудие убийства? Они и сами не знали. Для себя ситуацию Бен сравнил с той, которая в учебниках истории описывается предложениями типа "Бой перешел в неконтролируемую фазу". Они ввязались в динамичный процесс, выход из которого существовал только вперед.

Когда они вышли в коридор, Полина заперла дверь.

— Мы не должны оставлять никаких следов своего присутствия.

— Но мы же вернемся в комнату.

— Все равно.

Он беспрепятственно миновали одну комнату, но уже у следующей двери прибор заверещал с такой силой, что девушка едва его не выронила.

— Ты почему звук не выключила?

— Не ори на меня!

Полина минуту подбирала ключи из связки, наконец, один подошел. За дверью обнаружилась узкая ниша, идущая параллельно коридору. Она была пуста и хорошо освещена, одна стена имела полого выгнутую форму. Бен прошел вдоль выпуклости, касаясь и постукивая рукой.

— Странный материал, напоминает композитный сплав.

В «Кайсаре» подобным образом обшивали грузовики для перевозки денег, их никакая граната не брала. Но Бен с Красным обошлись без лишнего шума, и один из грузовичков исчез. Бен простучал стену до полости, затем уперся обеими руками и резко нажал. Едва успел отшатнуться, как фрагмент стены пришел в движение, и в стене с утробным звуком распахнулся люк толщиной не менее чем в десять сантиметров. За люком находилась кабина, тесно заставленная многочисленной аппаратурой: антиперегрузочное кресло, усиленное вертикальными осями, перед ним монитор в «спящем» режиме, клавиатура на подлокотниках. Сразу за креслом свинцовый щит "Ваген Ван Вугенвайзер". Бена почувствовал дискомфорт, прикинув, что там может находиться реактор.

— Кентавр! — выдохнул он в восхищении.

— Почему «Кентавр»? "Кончитта"! — девушка указала на надписи на вертикальных осях.

— Так шхуна Нилутаифага называлась! Слушай, нам нужно сваливать отсюда как можно быстрее. Машина может иметь сигнализацию, которая в таком случае уже сработала.

Сейчас сюда охрана примчится!

— Да ты что? Мы почти достигли успеха, а ты сваливать! Жетон Краюшкина где-то здесь, его надо найти!

— Это значит, он умер в машине! Я сюда тем более не полезу!

— Еще как полезешь! Пока мы не нашли жетон, нельзя быть ни в чем быть уверенным.

Бенчик, миленький, последнее усилие осталось! Ну, пожалуйста. Ты же видишь, аппаратура выключена. К тому же запуск 17 числа, а сегодня только 13-е. Это только полуфабрикат.

— Число нехорошее, — пробормотал Бен, уже сдаваясь.

Он просунул в кабину плечи и огляделся. В ногах кресла виднелась засохшая грязь, видно наладчики оставили.

— Внизу посмотри, под креслом, жетон туда мог соскользнуть!

Бен попытался нагнуться, но мешали оси, тогда он махнул рукой и перешагнул небольшой порожек с уплотнителем. С этой стороны кресла ничего не обнаружилось, а чтобы заглянуть на дальнюю сторону, надо было взгромоздиться в кресло, что он и сделал. В тот же момент монитор вспыхнул, и массивная плита мягко и грозно отсекла от него взвизгнувшую Полину. Опустившиеся сверху полуоси пригвоздили его к креслу, словно бабочку в альбоме. Ни черта себе, полуфабрикат, чертыхнулся Бен.

Он понял, что хотел сказать Краюшкин, говоря, что 17 ноября все удивятся.

Удивятся, это еще слабо сказано. Машина уже была в полете!

Под комариные писки зуммеров темнота внутри кабины мерцала бесчисленными огнями.

Поверхность пульта явила себе миру сенсорной консолью, подробности которой проступили только при подаче питания. Бен успел лишь подумать, как работает «Кончитта», как на него обрушились перегрузки. Если бы не вертикальные оси, его поломало бы непосредственно в кресле. Он сжался, ожидая неминуемого удара о стены лаборатории, но его не последовало. «Кончитта» продолжала беспрепятственно разгоняться, но где? Бен представил, что угодил в некий естественный колодец в сторону земного ядра, и ему сделалось плохо. Он понял, что погиб. Перегрузки возрастали, ему показалось, что он уменьшается ростом и слышит, как трещат прессуемые невероятной тяжестью кости. Он потерялся под нескончаемый высочастотный вой.

Сразу сделалось невероятно хорошо. Он увидел себя в прекрасном световом коридоре.

Свет ласково пронзил его, и каждая клеточка тела затрепетала от наслаждения. Все свое пребывание на этой стадии Бен запомнил как бесконечный непрекращающийся оргазм. Бен парил, он реял, тело было словно парус. Ради этого стоило жить и мучиться. Только ради этого. Вся предыдущая жизнь предстала тем, чем она была — каждодневной мукой и балластом эмоций. Все исчезло в один миг. Осталась только радость. Бен продолжал лететь. Он слышал пение и знал, что это поет колыбельную его молодая мать. Он понял, что это и есть смерть, но она не вызывала страха. Он знал, что с той стороны его ждет не сырая земля, а высокое синее небо с белоснежными облаками. Он умирал постепенно, перерождаясь в нечто иное, когда его позвали. Он оглянулся, хотя оглядываться было нельзя.

Его втянуло в черную воронку, словно спущенную воду в унитаз. Холод и боль обрушились одновременно. Самой страшной была боль душевная. Он корил себя за то, что оглянулся и вернулся, если бы не это, он был бы уже в раю.

Мокрый словно мышь он сидел перед потухшим монитором. Вертикальные оси давили сверху, но стоило ему шевельнуться, как они с готовностью уползли в потолок.