— Что мне делать? Что бы ты сделал? — через время спросил он, заглядывая к Генри в душу.

Тот задумался, почесал переносицу, затем медленно сказал:

— Я бы вернулся домой, отдал девочку родителям и все бы им рассказал, как есть.

— Нельзя домой, — насупился мальчишка. — Ты не понимаешь!

Он отвернулся и отошел в сторону, разглядывая кусочек неба за окном, сказал:

— На Соу проклятье. Ей нельзя к родителям. Она умрет, понимаешь? Умрет, если они встретятся!

— Что? — впервые Генри узнал, с какой стороны у него находится сердце. Оно пропустило удар и защемило. — Умрет? Почему?

Он не мог себе представить, что кому-то придет в голову проклинать ребенка. Маленького и беззащитного перед жестоким миром, таящим в себе столько опасностей и болезней. А тут еще и проклятье…

— Злой маг проклял её родителей. У них уже умерли двое детей. Соу пока живет.

— Пока? И зная все это — ты хочешь вернуться домой? Зачем? Оставь девочку здесь, а сам уходи.

— Я не могу. Это позор! Если я не выполню задание — со мной никогда никто не заговорит, — Уильям сжал кулаки.

— Тогда я пойду с тобой! — неожиданно для себя воскликнул Генри. — Вдруг тебе понадобиться помощь? И ты обещал проводить меня к родственникам, помнишь?

На этом они тогда и договорились. Идти вместе к тетке девочки, а там уж разберутся — что к чему.

Но одно дело решить, другое дело следовать своему решению.

Генри вздохнул, засунул конверт за пазуху, обвел взглядом комнату, прощаясь — вышел, захлопнул плотнее дверь. Назад он уже не вернется. Он это знал. Наверняка.

Вечером в замок понаехали гости — не протолкнуться. Господа гордые и красивые, в изысканных костюмах, с натянутыми улыбками на лицах, озираясь по сторонам, вежливо приветствовали друг друга.

Мистер и миссис Кроус — единственные, кто щедро дарили улыбку и искренне радовались гостям. Эльза светилась счастьем, словно она настоящая мать, празднующая первый день рождения своей дочери. Кроха Сандра гордо восседала на руках сэра Лери.

Она словно понимала, что все это торжество с яркими гирляндами, цветными шарами и разукрашенными в самые нарядные платья барышнями в её честь. Словно кукла в розовом пышном платьице и серебристой диадеме, ярко сияющей в завитках темных волос, — она привлекала к себе всеобщее внимание. Мужчины считали за честь подержать девочку на руках, дамы мило жеманничали и тискали кроху. Сандра была мила и не капризничала, словно тоже наслаждалась общением.

Генри в черном праздничном фраке, в белоснежной рубашке и сжимающей горло бабочке, вынужденный встречать гостей у двери, краем глаза следил за Уильямом, который, то появлялся в зале, то снова исчезал.

Праздник был в самом разгаре, когда мальчик неслышно подошел к дворецкому и подергал его за рукав.

Генри обернулся и понял все без слов: "Пора!"

Он, осторожно пробираясь сквозь группы шумных подвыпивших гостей, прошел к выходу. Дал распоряжения слуге, стоявшему у двери, и выполняющему временно его обязанности.

Сам же вернулся в залу и боком, обходя танцующие вальс пары, прошел на кухню.

— Эй! Бездельники! Живей! — подгоняла Катарина нерадивых поварят. Она, словно капитан на корабле, стояла посреди кухни и руководила поварами — матросами.

Вокруг нее кипела работа: все бегали, суетились, слаженно что-то резали, чистили, жарили, варили — раскладывали на блюда…

Генри невольно залюбовался этой добродушной и неунывающей женщиной, заменившей ему мать. За годы она почти не изменилась, лишь добавились морщинки в уголках добрых глаз, и седина выбелила виски.

Он окликнул её. Катарина недовольно обернулась: "Кто это смеет отрывать её от важных дел?" Но, встретившись взглядом с Генри, улыбнулась и, продолжая давать распоряжения, вперевалочку подошла к нему:

— Что сынок? Там все в порядке? Господа довольны?

— Да. Все хорошо. Едят, нахваливают твою стряпню. Ты сегодня превзошла саму себя.

— Еще бы! — широко улыбнулась она. — Не первый праздник готовлю в этом доме.

Генри протянул ей смятый конверт.

— Это что еще? Письмо, что ли? — сердито глянула, оторвав взгляд от кухни.

— Что делаете, ироды! Ну, кто так овощи режет! Возьми другой нож! — закричала так, что Генри на мгновение оглох, затем обернулась, вытирая струйками стекающий по лицу пот:

— Вот чертенята! Все нужно самой делать.

— Я ухожу, сегодня. Зашел проститься, — произнес он, пересиливая себя. Каждое слово застревало, словно пробка в узком горлышке бутылки.

— Иди ты! — взмахнула она руками. — Чего удумал, сынок?! Да разве ж можно так!

Её голос предательски задрожал, глаза мгновенно увлажнились.

Генри обнял её и прошептал на ухо:

— Мне пора. Так надо. Ты поймешь! — порывисто поцеловал в щеку и быстро пошел прочь.

Прижимая одной рукой письмо к груди, другой — она благословляла Генри в спину, украдкой смахивая с круглых щек жгучие слезы.

Ночная прохлада ударила в лицо, едва он вышел из замка. Высокий человек, одетый в мужской костюм и серый дорожный плащ, был укрыт до самого носа капюшоном. Он прислонился к стене замка и слился с ней одной тенью. Глубоко вдохнув свежий воздух, человек взбодрился. Усталость, накопленную за день, словно рукой сняло.

Он огляделся, выбирая путь. Луна щедро светила и поэтому мужчина решил не пользоваться фонарем, чтобы не привлекать лишнего внимания. Да и ноша, не позволила бы ему тащить с собой еще и увесистый фонарь. Мальчишка выпрыгнул из-за кустов и жестами позвал его за собой. Фруктовые деревья, скрыли их в своей тени. Путники почти не шумели. Изредка раздавался, как щелчок, хруст под ногами — это сухие ветки валежника, да иногда какой-нибудь потревоженный камешек скатывался с тропинки в траву.

Музыка эхом разносилась по округе, извещая о том, что праздник идет полным ходом. Они ушли в самом разгаре торжества. Мужчина время от времени оглядывался на яркие огни замка, ему все время казалось, что вот-вот обнаружат пропажу девочки. Соу сладко спала у него на руках. Прижимая к себе малышку, укрытую теплой шалью, что связала для крохи Катарина, и скрытую плащом, он осторожно пробирался по тропинке через сад, за которым виднелся тёмной кромкой лес. В свете луны, Генри мог рассмотреть каждую черточку крохотного личика, длинные пушистые реснички чуть подрагивали, губки то и дело складывались в легкую улыбку. Он усмехнулся. Прилив новых, до сих пор неведомых, чувств, заставлял его дышать тише, и идти медленнее, выбирая куда ступить. Так хотелось поцеловать девчушку в завитки мягких волос, но насмешливый взгляд Уильяма, не позволил ему это сделать.

"Бедная Эльза! Как она будет жить без девочки?" — промелькнуло в его голове, и он окликнул мальчишку резким шёпотом.

— Уль! Подожди! Так нельзя!

Мальчик остановился на расстояние метра от него и обернулся, изумленно подняв брови:

— Что нельзя?

— Нельзя забирать ее с собой. Эльза не переживет…

— Ну и дурёнок ты! — воскликнул Уль, не давая мужчине договорить, и тихо рассмеялся, чтобы не разбудить Соу.

Генри хотел рассердиться, не понимая, к чему такое веселье. Но забавное слово вызвало улыбку, а беззаботное поведение всегда осторожного мальчишки, немного успокоило его, и он тихо спросил:

— С чего это вдруг, я — "дурёнок"?

— Ты думаешь, они будут помнить? Они уже забыли про нас. Идем! — ответил Уль и продолжил путь.

Только сейчас до Генри дошло, — каким еще даром обладает ребенок. Так вот: почему он носился как метла по зале и был так любезен с господами? Он их завораживал.

— Да, малыш, повезло мне с тобой, — проворчал Генри, прижал покрепче девчушку к груди и последовал за мелькающей впереди светлой макушкой Уля.