— Что это?

— Каша. Самая вкусная, ей должна понравиться.

Соу с аппетитом уплетала кашу и с удовольствием пила молоко. Пока Лура кормила кроху, Генри успел подкрепиться и привести себя в надлежащий вид: умылся, побрился, причесался. Все-таки идти к главному вершителю судеб. За ночь он хорошо выспался и чувствовал в себе прилив сил. С вечера, Лура выдала ему какое-то местное снадобье от ушибов и сейчас "болячки" его почти не мучили. Немного ныла ключица, но после вчерашнего — это мелочи, на которые можно было не обращать внимания.

— Мы поели! Теперь её нужно отмывать! — улыбалась Лура.

Соу, вся обляпанная кашей, довольно бормотала, барабаня ложкой по пустой тарелке.

Девочку умыли и переодели в четыре руки, а затем, собрав в дорогу немного еды и воды, расплатившись с хозяином за постой, покинули таверну.

Путь предстоял неблизкий. Но теперь они, сытые и отдохнувшие, были к нему готовы.

Уль очнулся в кромешной темноте. Поначалу ему показалось, что он не может открыть глаза. Но со временем мальчик понял, что это внешняя темень обволакивает его со всех сторон. Руки и ноги чем-то крепко стянуты. "Я связан", — промелькнула мысль.

Последнее, что он помнил — это падение Генри с моста. Затем поток воздуха закружил его с такой силой, что мальчик потерял сознание.

Уль поерзал, попробовал сесть. Спустя некоторое время, у него это получилось. Спина и ноги одновременно нашли опору. Мальчик босыми ступнями ощутил тонкие влажные дорожки, текущие по каменной стене.

— Где я? — хрипло выдавил он из себя.

Ему ответила глухая тишина и шум листьев где-то наверху. Мальчик поднял голову и увидел над собой островок звездного неба. В пересохшем горле запершило, он закашлялся и свалился на бок, очень хотелось пить. В тесном сыром пространстве было неуютно. Руки и ноги затекли, и так некстати зачесалось под правой лопаткой.

Кто похитил его? Зачем? Что теперь делать? — он не знал. От этого было тревожно и страшно. Когда не видишь своего врага, не знаешь, с кем предстоит встреча — воображение рисует самые немыслимые, самые ужасные картины. В пору бы расплакаться, но Уль не сдавался. Спеленатый толстой веревкой, как бабочка в коконе, он подтянулся и снова сел, почесал спину о неровную стену его темницы. В стянутых до боли легких не хватало воздуха, и мальчик снова провалился в забытье.

Ожидание. Неизвестность. Что может быть хуже, когда не знаешь, что происходит?

И только с замиранием сердца: ждешь, ждешь, ждешь…

Венера ждала вестей. Она сидела на скамье в тени раскидистого дуба и ждала, ждала, не в силах признаться себе, что… связь с девочкой оборвалась. Тоненькая нить, соединяющая их души, больше не существует. Но почему? Что случилось? Она не знала.

Маркус в одиночестве слонялся по кабинету. Вероятно, он прошел несколько десятков километров, пока увидел брата.

Солнце уже было высоко, когда Лэнс показался вначале аллеи дворцового сада. Его темный длинный плащ развевался на ветру и цеплялся за любимые розы Венеры, обрывая нежные лепестки цветов. Он шел резко, впечатывая шаги в песчаную дорожку с силой, будто хотел провалиться сквозь нее. По тому, как её верный друг поджал губы, королева поняла, что вести будут неприятные. В детстве она всегда запросто угадывала малейшие изменения в его настроении. И теперь…

Женщина поднялась со скамьи навстречу, но почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног и снова присела, на самый краешек. Сердце гулко стучало в такт его шагам: шаг, еще, еще…

Лэнс встретился с ней взглядом и сразу опустил голову, рассматривая пыльные сапоги.

— Что? — еле слышно прошептали её бескровные губы.

Маркус выскочил из дворца, это было не похоже на короля. Всегда сдержанный, степенный, сейчас он выглядел, как взлохмаченный боем петух — взъерошенные волосы, дикий взгляд, полный решимости и… боли. Быстро перепрыгивая ступени высокой белоснежной лестницы, что так поразила юную Венеру при первом посещении дворца своим величием и, казалось, бесконечностью, он подбежал к Лэнсу. Резко встряхнул брата за плечи, развернул к себе:

— Где она?

Лэнс дернулся, освобождаясь из мертвой хватки короля, повернулся к Венере:

— Ви, прости меня! Дети снова пропали, мы их не встретили.

— Как? — голос женщины дрогнул.

— Почему? Что случилось? Ты же расставил людей…

— Да, расставил. Мы обнаружили их путь, подготовились к встрече. Я видел, как открылся портал, а потом, он резко сомкнулся. И, когда открылся вновь, там уже… никого не было.

— Что значит — не было?! — взревел Маркус в отчаянии.

— То и значит! Марк, я и сам ничего не понимаю. Мы вошли в проход. На мосту — никого! Ни тени, ни голоса, ни энергии. НИЧЕГО!!!

Какое-то мгновение повисла тишина в воздухе. Первым в себя пришел Маркус:

— Ты хочешь сказать…

— Их похитили? — срывающимся голосом произнесла Венера. — Так?

Лэнс сокрушенно покачал головой:

— Я не знаю, Ви, правда…

— Нет, милая, не думаю, что это похищение. Возможно, что мальчик передумал возвращаться, — встретив её недоверчивый взгляд, Маркус добавил, — по непонятным для нас причинам, и начертал другой путь.

— Марк, послушай себя. Что ты говоришь? Мы бы увидели! Люди стоят у каждого возможного и невозможного пути их возвращения, — возразил брату Лэнс.

— Да, наверное, — король присел рядом с женой на скамью. — Боже, как я устал!

Он опустил руки, и его плечи безвольно опали, показывая, какую тяжелую ношу держат на себе. Венера смотрела на мужа и не узнавала его. Он сильно изменился с тех пор, как исчезла их девочка. Появилось больше седины и не только на висках, а лицо исчертили морщинки. Его глаза, они почти утратили искры счастья и едва заметно тлели чуть живой надеждой.

— Маркус, — она нежно провела рукой по его взлохмаченным волосам, — посмотри на меня.

Он нехотя повернулся к ней. Надежда угасала в нем, Венера это видела и спешила на помощь, пока еще не слишком поздно.

— Нельзя опускать руки, милый, слышишь? НЕЛЬЗЯ!

Маркус не ответил. Встал, покачиваясь, оперся на плечо брата, отвернулся от жены и, опустив голову, рассматривая пыль, произнес с болью:

— Всё. Соу больше…

— Нет! Маркус — замолчи! — Венера подбежала к нему, развернула лицо мужа к себе двумя руками и, заглядывая в почти застывшую душу, закричала срывающимся голосом:

— Не смей! Даже думать — не смей! Моя девочка вернется. Я найду её, сама! Слышишь! Если ты настолько слаб… Я сама буду искать нашу дочь!

Маркус вздрогнул от этих слов, словно от пощечины. Обнял Венеру, крепко прижал её к себе и, покрывая поцелуями её лицо и волосы, робко шептал:

— Прости, прости меня, прости!

Только сейчас до него дошло, что он чуть было, не потерял…

Слово, сгоряча брошенное на ветер, могло погубить самое дорогое, что есть в его жизни.