Закон, разрешающий браки христиан с евреями и язычниками, проведённый в парижском парламенте, делал своё пагубное дело. Семья разрушалась с поразительной быстротой, семейного очага почти не существовало больше… Да и возможна ли семья, где муж католик, жена жидовка, взрослый сын присоединён к религии Конфуция, дочь — буддистка, а младший сын принадлежит к секте теософов, признающих «нравственное значение» всех религий, ставя на одинаковую высоту сказочного основателя персидской секты огнепоклонников, Будду, Конфуция, Моисея, Магомета и… страшно сказать… Христа Спасителя…

Уживались все эти разношерстные верования в мире и согласии исключительно благодаря общему равнодушию ко всякой религии… Атеистов, то есть неверующих в самое существование Бога, было больше всего, так как верить во что бы то ни было, кроме наслаждений, стало скучно и неинтересно. Неугасимую же потребность в вере, живущую, несмотря ни на что, в душе человеческой, совращённые люди пытались удовлетворить так называемыми «оккультными» науками, обещающими открыть тайны загробной жизни и основы мироздания, на самом деле открывая только «тайны» разврата, преступлений и богоборства.

Легкомысленное отношение ко всякой религии превращало в отраву даже искреннее стремление к возврату благочестия.

Спириты устраивали свои безумные сеансы для забавы, для рекламы, от скуки или ради выгоды. Но кто же, кроме духов тьмы, представителей злой силы, радующейся возрастающему неверию человечества, может отозваться на приглашения подобных вызывателей?..

Масонство торжествовало. Оно не только не скрывалось, но всячески подчёркивало своё влияние, завладевая всеми отраслями общественной жизни. Не скрывалось уже и единение масонства с жидовством… Впрочем, и трудно было бы скрыть его, так как во Франции, Англии, Австрии, Германии и Америке, — повсюду, куда проникали «свободные каменщики», — главные «ложи» оказывались переполненными жидами.

Да и теоретическое единство масонства с жидовством становилось всё яснее по мере того, как распространялось понимание туманной символики масонства… Недаром же главное течение «свободных каменщиков» носило название «Великого Востока», а в названиях различных лож, в утвари, в картинах, в условных фразах и символических предметах постоянно звучали древнееврейские слова.

Даже непосвящённым становилась ясна общность талмудической каббалы с масонством, которое, впрочем, открыто признало эту общность с «великой книгой» иудейско-халдейской премудрости.

Скрывалась до некоторой степени только конечная цель масонских учений, неизбежно ведущих к сатанизму… Об этом ещё умалчивали «посвящённые» высших степеней, понимающие, что громадное большинство заурядных масонов всё ещё считало адскую секту простым философско-благотворительным союзом с высоконравственными и гуманными целями. Эта масса обманутых и одураченных «братьев» низших степеней несомненно с ужасом бы отшатнулась, узнав о настоящих целях «свободных каменщиков». А так как эта масса являлась главной армией масонства, и была нужна тайным главарям его, то её наивную веру пока щадили.

Однако полное откровение уже подготавливалось постепенно на всё учащающихся масонских съездах, решения которых публиковались в специальных изданиях, «к сведению» и руководству всех лож, разбросанных по белу свету.

Одним из таких подготовительных «указов» масонства было между прочим и запрещение упоминать в ритуале посвящения того «верховного архитектора» природы, под именем которого легковерные христиане подразумевали Господа Бога… Подобное толкование позволяло даже искренне верующим вступать в ряды масонства, — от них скрывали совершаемое ими фактическое богоотступничество.

Упразднение имени «верховного архитектора» при принятии масонской присяги раскрывало безбожие и богоборчество адской секты. Оно образумило часть честных людей, завлечённых в масонство могуществом моды и силой совращения. Но эти обе силы так велики, что находились люди, мнящие себя христианами, которые верили, что отрицание Божества делается из уважения к Божеству, и что проповедуется богоборчество ради свободы веры в Бога…

Поистине страшен помрачённый рассудок человеческий! Он мешает понимать самые простые и очевидные истины, в то же время побуждая верить самым нелепым, лживым и губительным теориям, изобретаемым самим сатаной на погибель человечества… Благодаря возрастающему могуществу масонства, слуги сатаны распространяли своё мерзкое учение столь беспрепятственно, как и безопасно.

Число сатанистов всё росло, увы, не на одной только Мартинике… Повсюду вслед за «невинными», «высоконравственными» и «гуманными» масонскими ложами появлялись их неизбежные спутники-сатанисты, тайно вершащие свои гнусные деяния…

Когда же то тут, то там одно из подобных чудовищных деяний как-нибудь случайно выплывало наружу, немедленно начинались крики о сумасшествии «изуверов»… Учёные жиды: врачи и юристы, историки и философы, писатели и журналисты, нагло отвергали возможность ритуальных убийств в XX веке, и под шумок этих воплей замолкали разговоры о чудовищных преступлениях.

Если же случайно и попадали в руки правосудия не в меру откровенные сатанисты-фанатики, то их помещали в сумасшедший дом, а не то, в случае невозможности заставить замолчать, завязывали им рты… смертью.

Масоны торжествовали, заранее высчитывая день и час, когда капище сатаны осилит храмы Христовы, когда человечество, окончательно совращённое подготовительной работой жидовских развратителей, станет стадом животных, без чести и совести, без веры, надежды и любви, и попадёт в явное, окончательное и всеми признанное рабство к жидовскому народу.

На Мартинике, в особенности в Сен-Пьере, этот «счастливый» день уже почти наступил. Там масонство открыто торжествовало на всех пунктах… Захватив власть во всех самоуправлениях, масоны добились того, что в колонии Святые Распятия были вынесены из школ и судов, — ещё раньше, чем в метрополии — Франции. Оставшиеся при монастырях школы, закрыть которые не было предлога, так как они существовали без поддержки города и государства, высмеивались газетами так упорно и искусно, «что уважающие себя люди» не решались уже отдать свою дочь в «монастырский институт» или воспитывать своего сына в католическом лицее…

Масоны торжествовали и на почве нравственности, искушение которой шло так же быстро и успешно, как и экономическое крушение старинного населения колонии. «Белые» французские плантаторы разорялись один за другим, продавая в чужие руки древние плантации, вызванные к жизни их предками. Дома и поместья, остававшиеся по двести лет в одной семье, переходили теперь в руки ростовщиков из разбогатевших местных «полукровок», или приезжих хищников-евреев.

Среди общественных деятелей и даже государственных чиновников крайне трудно было найти человека, независимого от масонства. Да, впрочем, в то время во всей Франции торжествовали масоны, захватившие министерства, парламент, печать, науку, искусство. Даже армию и флот.

Одного только не могли добиться масоны на Мартинике, — признания общественного равноправия цветной интеллигенции, на которую белые аристократы острова, потомки первых колонистов, всё ещё глядели сверху вниз, считая их «отродьем рабов», людьми «низшей расы». Это доказывает, что предубеждения держатся в людях крепче, чем убеждения. Заставить человечество забыть веру легче, чем предрассудок. Добродетель вытравливается куда скорее, чем пороки.

На острове появились, наконец, чудовищные преступления, необъяснимые и таинственные… В совершении подобных зверств печать поспешно обвиняла пресловутую «Чёрную руку», будто бы перенёсшую свою штаб-квартиру из Соединенных Штатов Америки на Мартинику. Как бы то ни было, но подобные дела участились. Колониальный уголовный суд был завален работой, следователи выбивались из сил, а полиция не находила виновных.

Масоны же торжествовали, поспешно отделывая своё новое капище, носящее название «храма Соломона». Открытие его назначено было на Рождество следующего года.