На красных стенах, кажущихся покрытыми свежей кровью, кое-где были развешены картины в тяжёлых золочёных рамах. Но изображённые на них сцены из ветхозаветных книг были представлены в неподдающихся описанию гнусных толкованиях, с такими возмутительными подробностями, что у порядочного человека нет слов для их изображения. А, между тем, перед мерзкими картинами стояли высокие серебряные подсвечники, сделанные по форме церковных, но изгаженные козлиными рогами… Даже золочёные рамы картин составлены были не из гроздьев винограда, а из неприличных, отвратительных фигур.

Посреди зала возвышался большой кусок полированного чёрного мрамора — жертвенный камень сатаны. К нему вели семь невысоких, но очень широких ступеней, на которых занимали места жрецы согласно их рангу. Позади этого мраморного треугольника, ужасное назначение которого выдавали выдолбленные посередине желоба в форме положенного креста и большие серебряные кольца там, где должны были находиться руки и ноги человека, растянутого на ужасном жертвеннике, — находилась ниша, задёрнутая шёлковой занавесью, на которой нашиты были вырезанные из чёрного бархата странные знаки, геометрические и символические фигуры, буквы древнееврейской азбуки.

Последние образовывали таинственные слова, понятные лишь старшим из присутствующих здесь высших «посвящённых» люцефериан.

По обеим сторонам жёлтой занавеси возвышались статуи «охранителей порога» — чудовищные изображения человекообразных существ с козлиными рогами и змеиными телами, с женской грудью и мужскими лицами. Эти два чудовища казались сделанными из серебра и золота и были роскошно украшены. На их высокую женскую грудь, странно противоречащую козлиным бородам, ниспадали драгоценные ожерелья с длинными подвесками, яркие рубины которых светились, как капли крови, в чёрной оправе. Целый ряд драгоценных лампад, изображающих головы кошек, змей, волков, спускался с потолка на серебряных цепях перед этой дверью, на вершине которой изображён был треугольник, опущенный вниз.

В этом капище сатаны этот масонский треугольник, повторяющийся во всех тайных «часовнях» тамплиеров, уличённых в «чернокнижии и идолослужении», подчёркивал единение союза «свободных каменщиков» (масонов, являющихся преемниками рыцарей-храмовников) с открытыми обожателями зла: люциферианами и сатанистами.

Жёлтый занавес отдёргивался крайне редко. Даже не все из присутствующих здесь высших посвящённых видели скрытую этим занавесом таинственную фигуру Бафомета, под видом которого храмовники поклонялись сатане. Масса же масонов тех степеней, которые знали о единстве масонства с сатанизмом, даже не подозревали того, что скрывается за таинственным занавесом. С боязливым ужасом слушали они пророчества, звучащие оттуда в особенно важных случаях.

Направо и налево от главной ниши находились две другие, немного меньшие, полускрытые воротами из узорчатой решётки, в которой повторялись изваяния двух громадных змей, обвивших своими кольцами обнаженные фигуры отрока и девушки. За этими полупрозрачными воротами нелегко можно было разглядеть то, что находится за ними, даже когда красная завеса, находившаяся перед ними, была отдёрнута. Только когда ворота растворялись, можно было узнать в нише направо большую печь из огнеупорного кирпича, сделанную по образцу тех «крематориев», в которых безбожная мода побуждает неосторожных христиан сжигать своих покойников, как какую-нибудь падаль, не допуская усопшего до освящённой земли христианских кладбищ.

Эта страшная печь была обращена к капищу окном из несгораемого материала, через которое присутствующие легко могли видеть сжигание тела. Входные же двери в эту ужасную печь, также как и все приспособления для её накаливания, оставались невидимыми, скрываясь позади сооружения. Проникать в обе ниши можно было не только из капища, но и через особую галерею, которая закрывалась двойными железными дверями с крепкими замками и засовами.

Вторая ниша производила ещё более удручающее впечатление своими гладко отполированными красными гранитными стенами, холодный блеск которых не смягчался ни резьбой, ни колоннами, ни какими-либо изображениями. Только посредине ниши возвышался, упираясь в свод, толстый гранитный столб, опоясанный на высоте человеческого роста широким железным обручем, от которого расходились восемь длинных и тяжёлых железных же цепей. Оканчивающие их ошейники, запиравшиеся особыми шарнирами, выдавали страшное назначение этих цепей в этой зловещей темнице.

Впрочем, на этот раз красная гранитная тюрьма казалась на первый взгляд пустой. Тяжёлые цепи протянулись по полу подобно чудовищным щупальцам отдыхающего спрута, насыщенного кровью. Только в углу, на полированном гранитном полу, виднелась какая-то неясная фигура. Под наброшенной на неё красной мантией жреца смутно обрисовывались очертания человеческого тела, но полная неподвижность этой зловещей фигуры говорила о смерти, подсказывая надежду, что для этой жертвы изуверов настало освобождение, что ей уже не страшны поклонники сатаны.

Но вот из-под тяжелого покрывала слышится тихий стон.

Злосчастная четырнадцатилетняя девочка, избранная чудовищами в образе человеческом для жертвоприношения тому, кому милы только кровь да стоны, бедный полу-ребёнок, попавший в ловушку извергов фанатиков, ещё дышит.

Правда, грудь девушки едва подымается. В её почти совершенно обескровленном теле едва заметно бьётся ослабевшее сердце. Но всё же она ещё жива. Ей не дали умереть на жертвенном камне, тщательно перевязав вскрытые вены, когда сознание уже оставило истекающую кровью девушку. Жалкий остаток её жизни был ещё нужен. И её смерть отложили — ненадолго, так как на этот раз дело шло о совершенно особенном жертвоприношении по случаю «освящения» нового капища сатаны.

Согласно древнему ужасному ритуалу, на месте закладки должно было быть зарыто живое человеческое существо, — ребёнок или девушка.

Так были построены многочисленные крепкие замки Тамплиеров (храмовников), и этот ужасный факт был удостоверен в знаменитом «процессе Храмовников» официальной историей.

Четырнадцатилетняя квартеронка была искусно заманена в ловушку одним из сен-пьерских «всеми уважаемых» евреев-люцифериан. Он нанял её в горничные к своей жене. Увезённая в город, вдали от матери и родных, оставшихся на далекой плантации, где работал её отец, девушка «случайно» познакомилась с другим евреем, молодым, красивым и увлекательным. Он стал за ней ухаживать чрезвычайно сдержанно и, наконец, внушил бедной Майе столько доверия, что она согласилась посетить вместе с ним один из публичных балов, где так охотно танцует местный танец «бегину» цветное население Сен-Пьера. По дороге влюбленная парочка зашла в кондитерскую, где хозяин, также еврей, услужливо предложил отдельную комнату и стакан удивительного вкусного «гренадина», приготовленного с адским искусством этого дьявольского племени. Осушив стакан, бедная Майя крепко заснула.

И проснулась на жертвенном камне.

Что думало, что чувствовало несчастное существо в ужасные минуты полусознания, окружённое дьявольскими фигурами жрецов сатаны, описать не берёмся. Фантазия человека бессильна перед подобными ужасами.

Господь в милосердии Своём затемнил рассудок бедной девушки и притупил чувствительность её нервов, так как, очнувшись, жертва ни разу не вскрикнула, глядя остановившимися от ужаса глазами на тёмную струйку крови, текущую из её руки в золотой сосуд.

В наполовину обескровленном теле несчастной уже не хватало силы громко крикнуть имя Божие в лицо слугам сатаны… Она снова лишалась чувств… Её сняли с жертвенного камня и унесли в гранитную тюрьму, в ожидании последнего эпизода адской церемонии. Жить она не могла больше: почти всю кровь этого нежного тела выточили из искусно вскрытых жил… Ведь для гнусных адептов чёрной магии необходима невинная кровь человеческая, и мрачные евреи-каббалисты, променявшие чистый закон Моисея на отвратительные «законы» талмуда, унаследовали ужасное суеверие первобытных идолопоклонников, сохраняя это учение до нашего времени.