СТРАУС И ГУСЬ
Трудно придумать двух птиц, так не похожих одна на другую, как страус и гусь. Все у них разное: и наружность, и местожительство, и образ жизни.
В степном заповеднике Аскания-Нова обе эти совсем несходные птицы недели две вместе водили птенцов, пока не подрались.
Страус—американский, нанду. Он поменьше африканского, но тоже дылда порядочная, на голенастых, жестких черных лапах.
У большущего африканского страуса клюв плоский, вроде утиного, и пальцев на каждой лапе по два, у нанду же клюв острый, как у курицы, и пальцев на лапах по три.
И гусь не обыкновенный, а куриный, австралийский, с острым клювом, на высоких лапах. Гнездится этот гусь упорно по-своему и в свое время, когда в Австралии лето, а у нас зима. Под крышей в теплом помещении гусь не желает устраивать свое гнездо, а делает его из соломы под открытым небом, на морозе. За гусиной парой следят, и как только гусыня снесет яйцо, сторож его отбирает, чтобы оно не замерзло. Гусят высидеть гусыня согласна в хлеве.
Осенью австралийская гусыня неосторожно подплыла к лебедю. Он так клюнул ее в голову, что гусыня закувыркалась, похворала недолго и околела.
Что чувствовал гусь? Конечно, это неизвестно. Несомненно, он скучал. Бедняга-гусь искал уединения, он плавал, бродил, ел один. Что он бормотал тихонько, грустно погогатывая? Не выразилась ли еще в чем-нибудь его печаль?
Ну, вот еще, какое там гусиное горе, кому его замечать!
Пришла весна. Благоуханно зазеленела степь. Лед исчез с пруда. Одинокий гусь повел себя так, что уже нельзя было его не заметить.
Нанду пришел с двумя десятками своих птенцов к пруду пить. У страусов высиживает самец, он водит, кормит и охраняет цыплят. И вдруг какой-то серый в темных пятнах лезет из воды, плетется к выводку. Гусь? Зачем? Страус кинулся его бить. Гусь убежал, спрыгнул в воду и уплыл. Поклохтал, попрыгал в бешенстве по берегу страус, но—делать нечего, не поплывешь за гусем! — собрал и увел свою пискливую полосатую молодь.
При следующем водопое гусь поступил похитрее. Он дождался, когда страусята напились и пошли прочь. Гусь, ковыляя, поплелся за ними в степь. Легко сказать. Погоняйся среди кустов за степными бегунами, а лапы у гуся хоть и высокие, но с перепонками, как следует быть, настоящие лапы водоплавающей птицы. Не гусиное дело беготня.
Страус гуся больше не трогал. Что ж? Вреда он не делает, для чего-то шатается за детьми. Пусть.
Гусь выбивался из сил, желая показать страусятам свою любовь. Он топтался перед ними, вытягивал шею по земле и слегка хлопал крыльями с тихоньким радостным гоготанием. Все время гусь проводил в степи около страусят, на пруд приходил изредка, только вместе с выводком и почти не плавал, все топтался около детей. Мечтал ли гусь о том, что научит страусят плавать? Чем, как хотел он излить нежность своего сердца на этих чуждых странных цыплят?
Он не отставал от выводка ни на минуту.
Страусят гусиные нежности не трогали нисколько. Что такое? Топчется, ковыляет, пристает, глупо орет тут этакий, совсем необыкновенный в степи. Поджарые, тощие цыплята с курицу величиной проворно бегали, клевали свой корм, не обращая никакого внимания на гуся.
Тогда его любовь перешла в ненависть. Гусь начал шипя гоняться за страусятами. Одного ущипнул за бок так, что выхватил клочок окровавленного пуха. Другого, уцепив за шею, таскал, таскал, чуть не задушил. Но гусь напрасно забыл, что у страусят есть грозный защитник. Злобно крича, подбежал страус и так долбанул клювом, что гусь опрокинулся на спину и замахал лапами. Страус прикончил бы его ударом ноги, но гуся взяли, унесли и посадили за решетку.
Там уже гуляла новая австралийская гусыня. С ней гусь утешился и развеселился.
Когда вывелись свои маленькие коротышки гусята, забыл ли гусь о чужих, о долговязых, о страусовых птенцах?
А страусята благополучно выросли, стали нанду: не африканские страусы, нет, но все-таки порядочные дылды. Эти-то, конечно, не сохранили воспоминания о том, как в детстве к ним, к полосатым страусятам, приставал с нежностями гусь.
ФАТЬКА-ГЕРОЙ
Полное имя собачонки Фатима. Хозяев у нее много, и все кличут ее по-разному: Фатимка, Фатишка, Фатька.
Тот, кто больше всего занят Фатимкой, Димка, прожил на свете всего четыре года. Язык у него еще заплетается, не все буквы выговаривает и потому свою собаку Димка зовет: Хватька.
Они вдвоем, Фатима и Димка, находятся при всех домашних делах и полевых работах. Фатима всюду сует свой нос, все нюхает, часто лает. Повидимому, для нее нет разницы между овцой и коровой, курица или гусь ей все равно. Собак она не может видеть равнодушно: визжит, рычит, бежит драться.
Димке любопытно все. Но больше всего его интересует лошадь. Как она фыркает, когда ест, как слушает: то одним ухом водит, то другим. А хвостом обмахивается со свистом, точно веником. Серко возит бочку с водой, телегу, дрова, тащит по полю плуг. Не пересчитать, сколько работы делает лошадь. Самое удивительное животное!
За обедом Димка вдруг выпалил:
— Запрягать Хватьку буду.
— Во что? — спросила мать. — Повозку-то собачью трудно достать.
— Ты не вздумай верхом на Фатимку сесть, — сказал отец, — она маленькая, ты, тяжеляк, ей спину сломаешь. Погоди до зимы, тогда салазки пристроим.
Димка покраснел и замолчал. По правде сказать, он пытался оседлать свою собаку, но та вырвалась, опрокинула мальчишку и убежала.
Со сбруей тоже плохо. Не только ремешка какого-нибудь, веревки никто не дает на собачью упряжь. Только смеются. Однако Фатька скоро прибежала в просторном ошейнике.
— Это зачем же мочалки на собаку наверчены?
— Хомут, — объяснил Димка. — Хватька, тпру-у!
Собачонка подбегала и, виляя хвостом, покорно становилась около своего повелителя. Димка кричал на нее, как на лошадь, подносил ей для питья пустой бурак и помирал со смеху, когда Фатька, ничего не найдя в берестяном ведерке, фыркала и трясла ушами.
Во время сенокоса на лугу после закуски у костра Димка закричал:
— Эй, Хватька, пошла сюда, давай ноги!
Фатька подбежала. Димка взял ее задние лапы, приподнял и басом приказал:
— Но-о-о!
Собака пошла на передних лапах, двигая задними в руках мальчишки и помахивая хвостом перед его носом.
— Это еще что? — даже завизжали сестры. — Куда вы это? Ха-ха-ха!
— За сеном поехали, — важно ответил Димка.
Под общий хохот они удалились, — собака, идя почти вниз головой, а Димка, действуя ее задними лапами.
Что ж делать, приходится изобретать когда хочется ездить, а ни лошади, ни повозки нет!
По словам Димки, он на Хватьке ездит за покупками в город, пашет, боронит, возит снопы. Для тех, кто игры не знает, вид один: собачонка идет на передних лапах, а задними управляет Димка.
Фатиме все эти работы также представлялись одинаковыми и не очень нравились. Она понимала только, что надо ходить на передних лапах: Димке для чего-то нужна такая забава. Когда игра ей надоест слишком, ничего не стоит выдернуть свои задние лапы. Огорченный кучер валился на землю, а собачонка убегала. Ссорились они не надолго. Снова слышен крик:
— Хватька, давай ноги!
И опять едут за водой, за песком, за всем, что вздумается Димке.
Очень скоро не только свои домашние, но и соседи перестали обращать внимание на такие поездки. Прискучили они и Димке. Пошутили и будет.
Фатима, вероятно, осталась довольна: попробуйте-ка походить этак вниз головой. Тоже удовольствие.
Но Димке нравится, что его собака все-таки вроде лошади. Он продолжает понукать Фатьку по-лошадиному, кричит ей «тпру». И та бежит, останавливается, как требует приказ.
За брусникой идут друзья, Димка со своей Хватькой. Жарко, душно. Тяжко пробираться через обсохшие кочки. По мху еще трудней ступать, точно в подушке вязнут ноги. Пить страшно хочется. Грязи много, она коричневая, гадко пахнет, а воды нет. Вот на вырубке сейчас за дубовым пнем в яме ключ холодный, прозрачный. Мамка не велела к ключу в промоину лазить, говорит: утонешь. Да что такое, там весь прудик-то с кадушку величиной, какая там беда. Конечно, можно напиться в припадку из ручейка, сверкающего маленькой струйкой по песку между корнями. И собачонка тоже там полакает. Только это нисколько неинтересно. Лучше зачерпнуть ведерко, поднести, как лошадке, и сказать по-папиному:
