Когда Эхион лгал, он не только заставлял слушателей верить лжи против их воли, но и сам верил ей. Апсирт сказал:

— Это странная и невероятная история, хотя, полагаю, что за недостатком доказательств противоположного, я должен поверить, что Медея сказала тебе то, о чем ты говоришь. И все же позволь мне уверить тебя, что она сплела паутину из явной лжи и что я проклинаю твоего капитана за то, что он ей поверил.

Эхион ответил:

— Царевич Ясон молод и неопытен и, естественно, склонен был верить всему, что сказала ему Медея. Он не мог вообразить, что Ээт достаточно жесток, чтобы принудить свою очаровательную и прекрасную дочь к браку с этим старым и вонючим навозным жуком — царем Старом. Итак, каково твое третье обвинение?

Апсирт ответил:

— Таково, что вы нечестиво похитили Золотое Руно из святилища Прометея. Уж от этого-то обвинения ты не сможешь увильнуть с помощью самого ловкого красноречия.

— Это я-то виляю! — вскричал Эхион в негодовании. — Умоляю, мой благородный господин, помни о святости плаща, в который облачаемся мы, вестники, когда следуем своему благородному призванию! Я виляю?! Я стою перед тобой и провозглашаю решительно и бесстрашно то, что велит мне сообщить мой божественный отец. Что касается Руна, нам нечего от тебя скрывать. Это Золотое Руно — неоспоримая собственность Лафистийского Зевса, и было оно очень давно украдено у его священного образа Фриксом, твоим зятем. Мы получили задание, и задание это было торжественно подтверждено оракулами, снами, знаками и чудесными знамениями и продиктовано оно единой волей всех ведущих Олимпийских богов во главе с самим Зевсом. По пути туда мы спасли четверых утопающих, сыновей того самого Фрикса, твоих племянников, которые сразу поняли, что ввергло их в такое бедствие не что иное, как их самонадеянность, когда они дерзнули отплыть без Руна, чтобы заявить права на наследие своего отца в Орхомене. Они смирили свои сердца и предложили поговорить со своим дедом от нашего имени. И хотя сперва он колебался, он недолго упорствовал, когда же Медея представила золотой трофей ошеломленному взору Ясона, взойдя по лесенке на корабль и сказала: «Вот, благородный грек, Руно Зевса — неопровержимое доказательство не только моей искренности, но и любви к вам моего отца…» О, можешь догадаться, с какой благодарностью принял он это сокровище из ее святых рук! А кто еще в мире имел право передать ему этот дар, если не твоя сестра Медея, прометеева жрица, которая заботится о святилище героя? Нет, нет, достопочтенный господин, я на полном серьезе умоляю тебя не считать нас пиратами или воришками. Все мы — минии, и как минии смело явились в Колхиду требовать того, что нам принадлежит. Золотое Руно находилось на попечении миния Афаманта в то время, когда его сын, Фрикс, бежал с Руном; и с того самого дня на наш клан наложено проклятие, которое только наше славное предприятие и может снять. Ручаюсь, что тебе не удастся, царевич Апсирт, лишить нас Золотого Руна, удачи миниев, раз уж оно снова в наших руках. Легче будет лишить жизни наши тела.

— И все же я не поколеблюсь совершить ни то, ни другое, если вы только добровольно не отдадите мне Руно, — хмуро сказал Апсирт. — А теперь я вам поведаю о четвертом, самом отвратительном преступлении, позволь мне потребовать, чтобы ко мне обращались не как «царевич Апсирт» или «мой господин», а как «царь Апсирт» или «Твое Величество». Ибо Ээт, мой восхитительный отец, скончался от ужасной раны в живот, которую нанес ему один из вас, греков, и всех вас назвал своими убийцами, испуская последний вздох.

Эхион не скрыл своего изумления.

— Умоляю тебя, Твое Величество, — сказал он. — Позволь мне выразить самое искреннее соболезнование в связи с твоей потерей, о которой — и я поклянусь в том любым святым именем, если пожелаешь, я до сих пор не догадывался, я не знал даже того, что твоего отца ранили. И все же одновременно позволь мне поздравить твоих подданных, колхов, с такой удачей. Как бы ни была горька скорбь, которую кончина доброго старого Ээта вызовет повсеместно среди его верных подданных, ее поглотит и затопит ликование по поводу твоего воцарения. И разве не возможно, что умирающий царь ошибся, обвиняя греков в столь невероятном преступлении? Быть может, разум его затуманила боль от раны, нанесенной каким-нибудь тавром или албанцем? А если нет, не будешь ли ты так добр назвать убийцу, который должен ответить перед нами, равно как и перед тобой, за попрание законов гостеприимства столь неслыханным образом?

Апсирт ответил:

— Вина должна равно пасть на вас на всех, как предписал мой отец, испуская последний вздох, хотя орудием преступления было одно лицо, рыжеволосая Аталанта Калидонская. Именно она безжалостно пронзила внутренности моего отца своим дротиком, когда он стоял на площадке дворцовой лестницы. Мой главный адмирал сообщил мне, что царь скончался четыре часа спустя в невыразимых муках.

Эхион обернулся к Аталанте и спросил:

— Конечно же, лучшая из женщин, у царя Апсирта — неверные сведения?

Аталанта поднялась и спокойно ответила:

— Непохоже, что он получил неверные сведения о смерти старца, но я не могу говорить наверняка, так как не дождалась кончины царя. Однако, поскольку Ээт по рождению грек, ему следовало быть умнее и не вставать на дороге у девы-охотницы, служительницы Артемиды, с обнаженным оружием в руке. Я не причиняла ему вреда и не намеревалась причинить. Если он умер в наказание за святотатство, пусть богиня отвечает за его смерть, но не я.

— Что бы там ни было, я должен отомстить за своего отца вам всем! — вскричал Апсирт. — Вы меня просите заодно и Богине отомстить?!

Аталанта ответила:

— Думай, что ты говоришь, Твое Величество. Богиня, которую почитают даже в этих глухих краях, — самая неумолимая из бессмертных, не исключая даже Птицеглавую Мать.

Апсирт снова обратился к Эхиону:

— Ты опровергаешь все обвинения, вестник греков, а я их все подтверждаю вновь. Значит, нам предстоит сразиться.

Эхион невозмутимо ответил:

— Не мне это решать, Твое Величество. Я должен получить дальнейшие указания у моего капитана; и вернусь к тебе с прямым ответом, как только узнаю его мнение.

Апсирт сказал:

— Я дам тебе столько времени для ответа, сколько у вон того журавля займет, чтобы пролететь мимо нас и пропасть из виду.

Эхион снова конфиденциально переговорил с Медеей, которая сидела с лицом, словно из глины, ошеломленная вестью о смерти отца.

— Царевна, — сказал он, — позволь мне повторить мои уверения; мы тебя никогда не отдадим, что бы ни случилось. Но мы должны пойти на великий обман и даже пригрозить лишить тебя жизни. Умоляю тебя не обращать внимания на наши пустые слова.

Медея подняла к его лицу встревоженные глаза, кивая в знак того, что все поняла.

Эхион обратился к Ясону:

— Царевич Ясон, быстро достань Руно из тайника и передай его мне, а заодно одолжи мне свой острый магнезийский охотничий нож. Что бы я ни говорил и как бы странно это ни звучало, — соглашайся. На меня снизошел дух моего божественного отца.

Ясон ничего не ответил, но с мрачным видом достал Руно из тайника под сиденьем кормчего, развернул его, и оно засияло в лучах солнца. Затем извлек из ножен свой кривой охотничий нож и вручил Эхиону.

Когда он это делал, журавль замахал крыльями у него над головой и повторил тот самый крик, который испустил накануне вечером. Эхион рассмеялся, протягивая к птице правую руку и благодаря ее за послание. Он снова встал на носу и, подняв Руно так, чтобы все его видели, снова обратился к Апсирту:

— Твое величество, еще до того, как журавль пропал из виду, направляясь — и в этом можешь быть уверен, — к острову Артемиды, который посвящен журавлю, — я уже получил не только ответ моего капитана, царевича Ясона, но и ответ твоей сестры, царевны Медеи. И все мои товарищи-аргонавты согласятся с ними без спора.

— Продолжай, — ответил Апсирт.

— Мы решили, — начал Эхион, — относительно оскопленных быков сделать тебе хорошее предложение — хорошее, ибо еще не установлено, кто же все-таки совершил это деяние. Позволь мне тебе напомнить, что здесь имеет место распря не между колхами и греками, но между Богом войны тавров и колхским Богом Солнца Митрой, которого мы в Греции почитаем под именем Гелиоса. На борту нашего корабля пятеро солнцепоклонников, а именно — четверо сыновей Фрикса и Авгий, царь Элиды, которые готовы сейчас же высадиться на ближайший клочок твердой земли и бороться не на жизнь, а на смерть с защитниками таврического Бога, сколько бы ты против них ни призвал.