На третий день он очень рано вошел в комнату больного и был удивлен странной тишиной. Накануне Феликс был в таком критическом состоянии, что он не уехал с фермы. Теперь лорд стоял на пороге, полный дурных предчувствий. Феликс лежал тихо, не бормотал во сне и не метался по кровати, а Фредерика стояла возле него. Она повернула голову при звуке открывающейся двери, и Алверсток увидел, что по лицу ее катятся слезы. Он бросился к ней, невольно воскликнув:

— Бедная моя девочка!

Тут он заметил, что сквозь слезы на ее лице проступает улыбка. Она просто сказала:

— Он спит. Жар прекратился. Я вдруг заметила, что он весь в поту. Я знала! Кузен, все позади!

С началом выздоровления Феликса и медленного восстановления его сил жизнь на ферме Монкс претерпела значительные изменения. Больше не надо было постоянно следить за ним; хотя Фредерика спала в его комнате, чтобы вставать к нему три или четыре раза среди ночи, она больше не нуждалась в помощи, и днем ей не обязательно было постоянно находиться вблизи него. Он много спал и был послушным, когда просыпался, слишком слабый для того, чтобы противоречить, как обычно. Это обстоятельство очень смущало Джессеми, которому позволили наконец сидеть с ним, и он пожаловался маркизу:

— Я не хочу волновать Фредерику, сэр, — объяснил он, — но это так непохоже на него! Я бы не волновался, если бы он слушался только вас и Фредерику. Но он слушается и меня, даже не пытается спорить! Вам не кажется, что все-таки его мозг поврежден?

Сохранив невозмутимое выражение лица, маркиз успокоил его, но Джессеми не успокоился до тех пор, пока однажды, уговаривая Феликса принять лекарство, не был назван зверюгой.

— Ну, теперь все в порядке! — с сияющим лицом сообщил он маркизу. — Думаю, что скоро он сможет швырнуть в меня стаканом!

— Что ж, если это тебя обрадует, — сказал лорд. — Только предупреди его, чтобы не попал в меня!

Еще одна перемена произошла благодаря Нэппу. Он не хотел унижаться, но скука, от которой он томился в «Сан», и ревность к Керри, целыми днями торчавшему на ферме при маркизе, преодолели его гордость, и он предложил свои услуги сам.

Так, Феликс оказался под опекой камердинера высочайшего класса, а кухня была освящена присутствием изысканной персоны, необычайно важной, в которой мисс Джадбрук с первого взгляда признала ближайшего слугу настоящего джентльмена, Фредерике, как она призналась маркизу, стало нечего делать.

Теперь лорду можно было отправляться в Лондон, но этого не случилось. Он продолжал обитать в «Сане», в условиях, к которым не привык, и проводил дни на ферме Монкс. Когда Фредерика убедилась, что спокойно можно на час или два оставлять Феликса с братом, он предложил ей прокатиться с ним в фаэтоне, а позже, когда она слегка восстановила свои силы, — совершать с ним пешие прогулки. Она с удовольствием соглашалась. Фредерика разговаривала с ним как со старым другом, советовалась по каждому поводу, и все это говорило о том, что ни в малейшей степени не воспринимала его как своего поклонника. Интересно, думал он, она относится к нему как к старшему брату или, что еще хуже, как к доброму дядюшке.

Его собственные сомнения уже давно развеялись. Чем чаще он ее видел, тем сильнее любил, да так, как никогда не любил ни одну женщину. Ни одна из его любовниц ни разу не внушила ему желания укрыть ее от малейшего дуновения ветра; он представить не мог, чтобы даже самая очаровательная из благородных кокеток могла так сокрушить его правила жизни; и уж тем более никогда ему в голову не приходило установить ни с одной из них более прочные отношения. Но всего после двух месяцев знакомства с Фредерикой весь установленный порядок его жизни так серьезно нарушился, что он оказался в состоянии полной нерешительности. Когда приключение, связанное с ее маленьким братом, только начиналось, он еще находился в сомнениях, с тех пор он провел больше недели в близком общении с ней, в условиях, которые были настолько же неромантичны, насколько трудны, и теперь его сомнения были разрешены полностью: остальную часть жизни он хотел бы прожить с ней, потому что она — самая прекрасная из женщин, какую он уже и не мечтал когда-нибудь встретить.

Да, лорд был влюблен необычайно. Но он переживал еще один незнакомый опыт: незаметно было, чтобы Фредерика разделяла его чувство. Он знал, что она хорошо к нему относится и он нравится ей; один или два раза ему казалось, что она испытывает к нему нечто большее, чем простую симпатию. Но он не мог убедиться в этом и не мог забыть тот единственный случай, когда дал почти незаметный повод заподозрить его в ухаживании за ней, и как сразу она отдалилась. Казалось, это было так давно! Она могла передумать, но поскольку все это время он сам не мог разобраться в своих чувствах, то не делал попыток привлечь к себе ее внимание. А в той ситуации, в которой они оказались вместе на ферме Монкс, было совсем неуместно и глупо затевать ухаживания. С одной стороны, это был сам по себе неподходящий случай, а с, другой — создало бы (если бы она отвергла его) натянутость между ними, в то время как его помощь здесь была совершенно необходима.

Но Феликс выжил и поправлялся, что делало необязательным, его пребывание на ферме. Маркиз, поддавшись порву, решил испытать судьбу.

Он сопровождал Фредерику на прогулке, когда они задержались на мостике, прежде чем повернуть обратно. Опершись на перила, она стояла и смотрела вдаль, на лице ее было написано беспокойство.

— Фредерика! — позвал ее лорд с отчаянной решимостью.

Она не отозвалась, но когда он повторил ее имя, обернулась и сказала:

— Прошу прощения! Я не поняла! Вы что-то сказали, кузен?

— Еще нет! — ответил он. — Я только хотел привлечь ваше внимание! О чем вы так глубоко задумались?

— Я стараюсь вспомнить, как называется то превосходное желе, которое миссис Ансделл — супруга нашего викария — рекомендовала мне, когда Джессеми и Феликс болели корью, — сказала она серьезно. — Оно им так помогло, и я думаю, оно будет полезно сейчас Феликсу, если бы только… Ах, вспомнила! Укрепляющее свиное желе доктора Ретклифа! Как я могла забыть? А что я сказала такого, отчего вы хохочете?

— Ничего особенного! — отвечал маркиз со смехом.

— Ну а что вы собирались сказать мне? — спросила она, озадаченно сдвинув брови.

— Ничего особенного, Фредерика! — повторил он. — Какое счастье, что вы вспомнили название этого студня! Хотите я сейчас же отправлюсь за ним в Хемел-Хемпстед?

— Нет, вряд ли вам удастся там его достать. Если доктор Элкот одобрит, я напишу Гарри и попрошу привезти его.

— Разве Гарри собирается приехать? — спросил он.

— Да, а я не говорила вам? Керри привез сегодня утром письмо с почты. Он пишет, что приедет на почтовых и вернется в Лондон к обеду. Он хотел приехать сразу же, но Джессеми. отговорил его, и правильно. Он бы огорчился, увидев Феликса таким, а помочь бы ничем не смог: сам он редко болеет и понятия не имеет, что нужно людям в таком состоянии, но теперь, естественно, он непременно хочет побывать здесь, только я запрещаю ему брать с собой Черис. Конечно, я соскучилась по ней, но не хватало, чтобы нам на руки свалилась еще одна больная!

— Конечно, ни к чему! — сказал Алверсток с ужасом. — Э-э… а что может случиться?

— Ну, она обязательно выйдет на день или два из строя. Из-за почтовых карет, — пояснила она. — Знаете, какая в них езда! Ее начнет тошнить, когда они еще и до Эдгвейра не доедут.

Его светлости стало ясно, что сейчас неподходящий момент для объяснения, и он благоразумно удержался от него; на обратном пути они беседовали о посторонних делах.

Гарри, прибывший, как и ожидалось, привез с собой укрепляющее свиное желе доктора Ретклифа. Он был так удручен, когда увидел Феликса таким бледным и худым и таким слабым, что Фредерике и Алверстоку вместе потребовалось убеждать его, что мальчик не при смерти. Он полагал, что Фредерика слишком легкомысленно относится к этому, и стал настаивать на вызове лондонского врача, даже напомнив ей при этом, что он является опекуном ребенка. Так что Алверстоку пришлось приходить ей на помощь, и, отведя его в сторону, он постарался терпеливо объяснить, почему на данной стадии болезни новый доктор совершенно бесполезен. Но Гарри это до конца не убедило. Тогда Алверстоку пришлось внушать ему, что, если Феликс не пойдет на поправку быстрее, когда окажется уже дома, то в таком случае Гарри будет необходимо посоветоваться с доктором в Лондоне.