Она встала.

— Мне надо идти. Пожалуйста, передайте Черис, когда приедете в Лондон, как здесь обстоят дела, и чтобы она не очень волновалась. Я буду вам за это очень признательна!

— Я бы с удовольствием, но пока я не собираюсь возвращаться в Лондон. Все же не такой уж я отвратительный. Какая же вы недогадливая! Зачем же я тогда посылал за своим камердинером?

— Я не знала, что это ваш камердинер, думала, это кто-то вроде посыльного, и еще удивилась, зачем вы приставили его ко мне!

— Чего еще от вас ожидать? Вы глупы сверх всякой меры, Фредерика!

— Ну уж нет! Откуда мне знать, что вам может прийти в голову? — возразила она. — Я еще не встречала такого экстравагантного джентльмена, как вы! Но зачем вам здесь оставаться! Вам нечего тут делать!

— Ошибаетесь. После таких волнений и стольких забот я совершенно измучен, и мне необходимо отдохнуть на природе несколько дней. Я поселюсь в гостинице Сан, в Хемел-Хемпстед, и умоляю, не спорьте со мной! Нет ничего утомительнее ненужных споров!

— Он взял ее за руку и пожал ее.

— Я ухожу, но скоро вернусь, — проследить, хорошо ли вы ухаживаете за моим подопечным!

Маркиз не появлялся на ферме Монкс почти до шести часов вечера. За это время он освежил себя долгим сном, полностью сменил одежду и довольно сносно пообедал. После короткой беседы с обоими Джадбруками он поднялся в комнату Феликса и неслышно вошел. Хотя шторы были задернуты, не допуская сюда лучей заходящего солнца, он сразу заметил перемены. Комната была наполнена запахом, но не как раньше — нежилого помещения, а лаванды; когда же глаза его привыкли к полумраку, он увидел, что в комнате поставлена низенькая кровать, тяжелое одеяло было убрано с кушетки, и около Феликса стояла ширма, чтобы загораживать свет от масляной лампы, появившейся на столе. Феликс спал неспокойно, постанывая и бормоча что-то, а Фредерика сидела в кресле, которое она переместила к окну. Увидев, кто вошел, она встала и как привидение двинулась к лорду, шепча:

— Не разбудите его!

Она вышла вместе с ним из комнаты и закрыла дверь. Он заметил, что она была бледна, выглядела очень усталой, и сказал:

— Ему не лучше? Похоже, вам пришлось нелегко.

Она покачала головой.

— Нет. Сейчас ему и не может быть лучше. А в это время суток тем, у кого жар, всегда становится хуже. Но Доктор Элкот сказал мне, что нужно делать.

— Вы довольны Элкотом? Может быть, вам хочется услышать мнение другого доктора, тогда скажите мне! Я пошлю в Лондон немедленно и вызову сюда Найтона или любого другого!

— Спасибо, но я думаю, доктор Элкот прекрасно знает свое дело.

— Хорошо, тогда спускайтесь в гостиную, вам приготовлен обед. Мисс Джадбрук обидится, если вы откажетесь: она, оказывается, вовсю постаралась для вас и приготовила изысканную трапезу. И позвольте сообщить вам, дорогая, что, если вы не хотите оставлять со мной Феликса, я тоже обижусь!

— Доктор Элкот говорил, как отлично вы справлялись с Феликсом. Но я совершенно не хочу есть, хотя глупо отказываться от обеда, так что я пойду, пожалуй. Если Феликс проснется и попросит пить, то на столе есть лимонад в голубом кувшине.

— Как же я не подумал о лимонаде, когда прошлой ночью он так мучился от жажды? — воскликнул он.

Она улыбнулась.

— Откуда вам знать? В любом случае не думаю, что у мисс Джадбрук нашлись бы лимоны. Это я привезла с собой немного, и они уже кончаются. Вы не раздобудете их в Хемел-Хемпстед завтра, кузен?

— Я добуду все, что нужно, а теперь идите скорее обедать.

Она послушно удалилась, а вернувшись через полчаса, застала его около Феликса; он поддерживал мальчика одной рукой, а другой не очень успешно пытался перевернуть подушку. Она поспешила ему на помощь, и он сказал извиняющимся тоном:

— Боюсь, я не очень умелая сиделка! Он все время метался по подушке, вероятно в поисках места попрохладнее. Фредерика, вы уверены, что не нужен еще один доктор? Не скрою, мне кажется, что его жар усилился по сравнению с прошлой ночью.

Она стала вытирать лицо и руки Феликса полотенцем, смоченным лавандовой водой.

— Доктор Элкот предупредил, что перед улучшением наступит кризис. Скоро надо будет дать лекарство, и ему станет легче, вот увидите! Вы собираетесь вернуться в Сан прямо сейчас или сможете подождать двадцать минут? Надо подержать его, пока я буду давать лекарство. Когда он в таком состоянии, мне трудно справиться одной.

— Я полностью к вашим услугам, Фредерика. Вы что-нибудь ели за обедом?

— Да, и попробовала вина, что вы привезли мне, кузен. Мисс Джадбрук сказала, что вы привезли бутылку из Сан. Спасибо, оно очень освежило меня!

— Рад слышать это, — сказал он безразлично.

Он отошел от кушетки, но, понаблюдав за ее попытками уложить Феликса спокойно и держать его тело укрытым, вернулся и сказал:

— Дайте я попробую! Нет, пустите меня! Ночью мне удалось это сделать, может быть, получится и сейчас.

Она уступила ему свое место, и он сел возле Феликса, взял его горящую руку и стал говорить с ним властным голосом, что прежде давало хорошие результаты. Сейчас это не привело его в чувство, но Фредерике показалось, что, хотя его воспаленные глаза и не прояснились, неумолимый голос все же проник в сознание Феликса. Мальчик стал спокойнее, стонал, но больше не метался. Он сопротивлялся, когда ему давали лекарство, но Алверсток крепко держал его за плечи, пока Фредерика вливала в него микстуру. Он подавился, закашлял и расплакался, но постепенно все прошло, и он устало вздохнул. Алверсток опустил его на подушку и тихо сказал через плечо:

— Ложитесь спать, Фредерика!

Она удивилась и прошептала:

— Я лягу прямо здесь, на складной кровати. Пожалуйста, не…

— Ложитесь в своей комнате. Я разбужу вас в полночь, а если что — пораньше! Будьте добры, пошлите передать Керри, чтобы приготовил лошадей к этому времени.

— Не поедете же вы в Хемел-Хемпстед так поздно!

— Поеду, и именно так поздно, при лунном свете. Не стойте здесь со своими дурацкими возражениями! Какой от вас будет завтра толк, когда вы уже еле держитесь на ногах?

Она была вынуждена признать, что он прав. Прошлой ночью от волнения она не могла заснуть и встала чуть свет, чтобы приготовиться в дорогу и сделать распоряжения, потом восемь часов продежурила возле больного и теперь была в полном изнеможении. Она нерешительно улыбнулась его светлости, сказала только: «Спасибо!» — и вышла из комнаты.

Когда она вернулась, еще до полуночи, то выглядела уже значительно лучше, но была обеспокоена. Она сказала:

— Какой ужас! Оказывается, я устала гораздо больше, чем думала: я забыла про лекарство! Ему надо было принять его в одиннадцать, представляете, кузен!

Он улыбнулся.

— Он его получил. К счастью, вы оставили на столе предписания Элкота, и я их прочел. Как вы спали?

— Отлично! Четыре часа как убитая! Как Феликс?

— Все то же. Я оставляю вас, и встретимся утром. Не стоит вам говорить, чтобы вы не отчаивались! Спокойной ночи, дитя мое!

Она благодарно кивнула, не протестуя, как и утром, когда он после завтрака сообщил ей, что отныне они будут дежурить по очереди. Здравый смысл говорил ей, что, пока Феликс находится в критическом состоянии, ей одной будет очень тяжело справиться с ним. Хотя в душе она понимала, что ни Феликс, ни она не имеют права так обременять маркиза, ей опять начинало казаться естественным, что она может рассчитывать на него поддержку, и эта мысль тут же исчезала. Она ухаживал за Феликсом не хуже, а в чем-то даже лучше, чем она, и Феликс с удовольствием принимал его заботы. Остальное для нее сейчас не имело значения. Если бы Алверсток объявил, что собирается уехать в Лондон, она бы сделала все, чтобы убедить его остаться. Он не уезжал, и она уже принимала это почти как само собой разумеющееся.

Маркиз, отлично понимая, что сейчас она не думает ни о ком, кроме своего негодника-братца, только криво усмехался. Ему нравился Феликс, но трудно было бы предполагать, что нравится и ухаживать за ним. Если бы он, против своей воли, не был так сильно влюблен в его сестру, вряд ли ему пришло бы в голову взять на себя такую утомительную обязанность. Но дело было не в желании, чтобы Фредерика оценила его, а просто он видел, что она попала в беду, и ему выпала возможность помочь ей справиться с нею. Он велел Чарльзу Тревору отложить все его встречи если не без особых сожалений, то без малейших сомнений. Впервые за много лет его приятели по Жокей-клубу напрасно искали его на скачках в Аскоте; жаль, но ничего не поделаешь. Он тоже хотел выставить лошадь, но какое бы он получил удовольствие при виде того, как его лошадь выиграет, если будет знать, что Фредерика в беде и нуждается в его поддержке!