Затем он попрощался с маркизом, который удивленно взглянул на Фредерику.

— А когда, позвольте узнать, ваш очаровательный братец успел получше познакомиться с Чарльзом?

Она осторожно ответила:

— Иногда он бывает у нас по воскресеньям, когда мы приглашаем нескольких друзей к ужину… так, по-домашнему, просто семейный ужин для тех, кому надоели церемонные модные рауты и кто любит провести уютно вечер, поиграть в фанты или шарады или…

— …или поухаживать за Черис?

— Нет, вы ошибаетесь! — быстро ответила она. — Мистер Тревор не делает этого.

— Ну и слава богу. Она бы ему не подошла.

— Уж коли на то пошло, это он не подошел бы.

— Возможно. Так что же заставило его презреть свой монашеский образ жизни?

— Спросите его, милорд, а не меня.

— Я не хочу быть бестактным.

— Вы против его визитов сюда?

— Нет, ни в коей мере! Мне просто любопытно. Тут должна быть какая-то сильная приманка. У Чарльза никогда не было отбоя от приглашений: он довольно привлекателен и из хорошей семьи; но с тех пор, как Мерривиллы появились в Лондоне, он очень редко ходит в гости. По-моему, он влюблен: недавно он забыл напомнить мне об одном очень скучном, но важном обеде, куда я был приглашен. С ним такого никогда не случалось, уверяю вас! Но если не Черис…

Он осекся, так как его осенила догадка.

— Боже мой! Хлоя?

— Он не поверяет мне свои тайны. В любом случае я бы его не выдала.

Но он не слушал ее. Улыбка блуждала по его губам; после минутного раздумья он произнес:

— Если это правда, то жизнь будет полна интересных событий. Надо познакомиться с Хлоей поближе!

Фредерика не знала, предпринял ли маркиз попытку получше узнать свою юную кузину, но обещание продемонстрировать свету заботу о новых подопечных он выполнил очень скоро, чем подтвердил подозрения Фредерики о мнимой его всем хорошо известной забывчивости. Он заехал за Черис на Верхнюю Уимпол-стрит и повез ее кататься по Гайд-парку во время самого оживленного гулянья, чтобы, правя своими серыми, несколько раз обменяться приветствиями с друзьями и дать возможность Черис раскланиваться с ее многочисленными поклонниками. Она делала это с очаровательной, но невинной грацией красавицы, не сознающей своей красоты. Черис, казалось, не придавала значения ни той огромной чести, которую оказывал ей маркиз, ни тому удивлению и догадкам, которые он вызывал своим поступком. Она вежливо поблагодарила его за приглашение на эту прогулку, но призналась, что Гайд-парку она предпочитает Кенсингтон-Гарденс, потому что там такие красивые цветы и есть местечки, где чувствуешь себя так, будто ты в деревне.

— Вам не нравится Лондон? — спросил он ее.

— Не очень, — спокойно отвечала она. — Здесь, конечно, весело и много интересного, но не так свободно, как в провинции.

— Все считают как раз, что здесь гораздо свободнее.

— Правда? — Она наморщила лобик. — Интересно, отчего же?

— Ну, скажем, оттого, что здесь больше развлечений.

Она на минуту задумалась.

— Да, конечно: тут есть и театры, и концерты, и другие представления, и балы. Но только лондонские вечера в гостях, хотя они и великолепны, не такие веселые, как там, не так ли?

— Вот как? Но почему вы так думаете?

— Не знаю. Я не умею объяснять, — извиняющимся тоном сказала она. — Мне больше всего нравятся вечера, где я всех знаю, если вы меня понимаете.

После недолгого размышления она добавила:

— Наверное, потому что я не привыкла к городской жизни, где на новичка смотрят во все глаза.

— Какая досада, — мрачно сказал он. — Я чувствую, вас надо было повезти куда-нибудь в глухомань, где обитают дикие деревенские жители.

— Но вам пришлось бы ехать так далеко, ведь правда?

Ему стало скучно, и он сухо ответил:

— Да, совершенно верно.

Она замолчала. Через некоторое время он заговорил с ней о чем-то, но она не высказывала своего мнения, а просто соглашалась с ним во всем, и ему стало еще скучнее. Сделав последний круг по парку, он отвез ее на Верхнюю Уимпол-стрит, ругая себя за поспешно данное обещание. В других обстоятельствах он тут же забыл бы о ней, но слово чести обязывало пригласить ее куда-нибудь еще. Так он и сделал, поинтересовавшись, куда бы она хотела отправиться в следующий раз. Она радостно воскликнула:

— О, как это великодушно с вашей стороны! Я бы так хотела съездить в Хэмптон-Корт, сэр! Мы с Фредерикой читали о нем и так давно мечтаем туда попасть! Только…

Она колебалась, глядя своими огромными глазами прямо ему в лицо.

— Только что? — подсказал он.

— Не могли бы вы отвезти нас, кузен Алверсток! Я имею в виду — всех нас! Там есть знаменитый лабиринт, и мальчикам так бы там понравилось!

И вот, через несколько дней маркиз оказался во главе семейного выезда в Хэмптон-Корт, в коляске, запряженной породистыми лошадьми, хорошо известными членам клуба Четырех Коней, которые глазам бы своим не поверили, увидев их здесь. Лорд не носил клубного значка, но Джессеми, который по очереди с Феликсом водружался на место возле кучера, уверял сестер, что знатоки, увидев его управляющим такими лошадьми, сразу узнают в нем члена этого клуба.

Семейство Мерривилл назвало эту поездку самой восхитительной в их жизни, и даже Феликс решил, что блуждание по лабиринту и угощение в «Звезде и Ордене» оказалось даже лучше его путешествия в Рэмсгейт. Он поглотил столько пирожков с джемом, что брат, назвав его обжорой, сказал, что можно подумать, он голодает. На это Феликс беззаботно отвечал, что он и крошки во рту не держал (не считая нескольких порций мороженого и пирожных в качестве легкой закуски) с самого завтрака, состоявшего из яиц, булочек, тостов с вареньем и уже порядком проголодался.

Предусмотрительно ознакомившись с планом лабиринта заранее, маркиз провел этот день гораздо приятнее, чем ожидал. Так, побродив немного по лабиринту, он вывел из него Фредерику, оставив младших участников прогулки самих добираться до цели; все они пребывали в радостном возбуждении и веселились каждый раз, когда оказывались в тупике. Служитель, в чьи обязанности входило выводить из лабиринта утомившихся посетителей, несколько раз предлагал свои услуги, которые с презрением отвергались, так как каждый из этой троицы был уверен, что сам сможет найти путь к выходу.

Фредерика, следуя по извилистым аллеям за маркизом, сначала думала, что случайная удача так быстро привела их к центру лабиринта, но когда он безошибочно повел ее прямо к выходу, она со смехом воскликнула:

— Так вы знали секрет! Какое мошенничество! А я-то подумала, что вы такой сообразительный!

— Просто расчетливый! — ответил он, — Меня совершенно не привлекала перспектива проболтаться большую часть дня в этих перегородках, а вас?

Она улыбнулась.

— Да, признаюсь, я бы с большим удовольствием прогулялась по саду или лесу. Но детям это ужасно нравится, спасибо вам, что вы их привезли сюда! Вы так добры, ведь вам это совсем неинтересно.

— Ничего подобного! — ответил он, — В этом есть очарование новизны.

— Вы никогда не вывозили так своих племянников? — с любопытством спросила она.

— Никогда!

— Даже когда они были детьми? Как странно!

— Еще более странным показалось, если бы я это делал, уверяю вас.

— Но только не мне.

— И вам показалось бы. Я же предупреждал вас, Фредерика, что не отличаюсь ни уступчивостью, ни добротой.

— Да, я заметила, что вы не отличаетесь добротой к своим сестрам, — откровенно сказала она. — Я не осуждаю вас за это, ни в коем случае! Похоже, им доставляет удовольствие сердить вас! Интересно, знают ли они, чем оборачивается такое обращение с братьями? Но что бы вы ни говорили, вы все-таки не такое уж эгоистичное чудовище! Вы бы не были так добры к Джессеми и Феликсу, если бы это было так.

— Или если бы они утомляли меня, — уточнил он.

— Но вас же утомила эта экскурсия в литейный цех, — напомнила она.