По ступенькам быстро поднялся невысокий человек с рябоватым, приветливым лицом.

– Я слесарь. Перед войной и в войну – на Урале – делал самозарядную винтовку Токарева, а самого изобретателя видеть не доводилось, вот и хотел бы побывать у него.

– Очень хорошо. Кто еще? – сказал парень, жестом приглашая на сцену стоявшего в последних рядах высокого и широкоплечего детину в русской косоворотке, подпоясанной узеньким ремешком.

– Я слесарь-сборщик, – заговорил он степенно и басовито, поднимаясь по ступенькам. – Мне не раз приходилось встречаться и беседовать с конструктором, когда я работал на сборке его пистолетов – «ТТ», и теперь был бы рад снова увидеть Федора Васильевича и передать ему большущий привет от наших оружейников.

– Очень хорошо. Кто еще?

– Я бы хотел, да не знаю…

– Пожалуйста, поднимайтесь сюда, товарищ!

Из пятого ряда нерешительно вышел молодой светловолосый паренек.

– Я токарь. Собственно, я не изготовлял, как другие, оружия Токарева, – смущенно начал он, – зато воевал с его самозарядной винтовкой и прошел с ней от Волги до Днепра. Может, дошел бы и до Берлина, но был тяжело ранен… А винтовка Токарева служила мне безотказно. Вот за это мне и хочется сказать старому конструктору солдатское спасибо.

– Тогда разрешите и я пойду! – раздался звонкий задорный голос, и на сцену влетела раскрасневшаяся девушка с волейбольным мячом.

– Я очень много слышала о знаменитом конструкторе, – начала она, задыхаясь от волнения, – но никогда не видела его и не видела даже созданного им оружия, но мне очень хочется поехать и поблагодарить Федора Васильевича за то, что он своим замечательным оружием помог нашим славным воинам победить врага и завоевать мир. Мне хочется сказать дедушке Токареву спасибо.

– Правильно, дочка! – поддержал хрипловатый голос старого оружейника, и снова дружные аплодисменты пронеслись по парку.

На другой день четверо делегатов из дома отдыха с волнением вошли в кабинет конструктора.

Федор Васильевич, уже глубокий старик, но все еще прямой и статный, радушно пожимал руки гостям, оглядывая их пытливым взглядом.

– А вы были на сборке «ТТ»! Помню, помню, – сказал он, обращаясь к слесарю.

– У вас замечательная память, Федор Васильевич, ведь сколько лет не виделись…

– Да, давненько…

– А это вам от отдыхающих, – скачала девушка, протягивая Токареву огромный букет цветов.

– Спасибо, спасибо, – взволнованно проговорил Федор Васильевич, не зная, куда девать цветы. Приглашая гостей садиться, он положил цветы на стол, где лежал учебный образец его самозарядной винтовки.

В кабинете стояло несколько шкафов с книгами, а над письменным столом, на специальном кронштейне висел огромный фотоувеличитель, сконструированный самим хозяином. На стенах, в рамках и просто на паспарту, висели фотографии. Некоторые из них выгорели, потускнели от времени, другие, напротив, казались очень свежи. Отдельные снимки были так искусно раскрашены, что напоминали хорошие акварели.

– Скажите, Федор Васильевич, кто же у вас занимается фотографией? – спросила девушка.

– Это я сам занимаюсь, – ответил Федор Васильевич глуховатым голосом, неторопливо произнося слова.

– Неужели? – изумилась девушка. – И давно вы научились фотографировать?

– Как бы вам не соврать… Примерно лет шестьдесят тому назад.

Гости удивленно переглянулись.

– Вам это кажется невероятным, а может, и смешным, – продолжал Федор Васильевич, – а между прочим, вот этот снимок сделан более пятидесяти лет назад – в начале девяностых годов.

Привстав, гости начали рассматривать коричневато-серый, но все еще достаточно четкий снимок, где были изображены люди в старомодных костюмах.

– Этот снимок вдвое старше меня, – сказал слесарь.

– Неужели шестьдесят лет назад уже существовала фотография? – все еще не веря своим глазам, спросила девушка.

– В те годы она только начинала завоевывать право на существование. Снимок, который лежит сейчас перед вами, сделан мною из самодельного аппарата. И, как видите, его еще можно хорошо рассмотреть.

– А кто же сделал этот аппарат? – спросил слесарь.

– Как кто? – удивился Токарев. – Сам я и сделал.

Гости опять принялись рассматривать старинный снимок, а Токарев незаметно достал со шкафа белый картон, на котором была наклеена длинная красочная фотография, изображающая Кремль и набережную Москвы-реки.

– А вот, не угодно ли посмотреть на одну из последних моих работ.

Гости были поражены красотой и величавостью вида. Снимок, сделанный, очевидно, с Каменного моста, охватывал весь Кремль с его башнями, зубчатой стеной, строгими зданиями и древними церквами, отражавшимися в спокойных водах Москвы-реки, и уходящую вдаль набережную.

– Краски изумительны! – восхищенно воскликнула девушка,

– Это действительно картина, – вздохнул бывший солдат.

– Да, верно, – сказал слесарь, – но я не могу понять, как вы сумели охватить такую панораму. Ведь тут, наверно, склеено не меньше десяти снимков. Я сам немного занимаюсь фотографией и знаю, чего стоит это склеивание и подгонка.

– Никакого склеивания тут нет, – улыбнулся Токарев, довольный, что озадачил старого знакомого.

– Позвольте, Федор Васильевич, тогда я совсем не могу понять, что тут за фокус: ведь аппарат же не может охватить такой панорамы.

– И фокуса тут нет никакого, – добродушно и так же неторопливо продолжал Токарев. – Просто снимок сделан не обычным аппаратом.

Эти слова окончательно заинтриговали гостей.

– Этот пейзаж я заснял особым, широкопанорамным аппаратом собственной конструкции, – пояснил Токарев и, приоткрыв ящик стола, достал оттуда небольшой, похожий на прямоугольную коробочку фотоаппарат.

– Вот посмотрите, этой камерой можно заснять панораму, которую едва ли смогут захватить десять обычных аппаратов.

– Значит, вы были не только свидетелем развития фотографии…

– Над своим маленьким аппаратом я трудился не меньше пятнадцати лет.

– И эту работу вы совмещали с конструированием оружия?

– Да, я прежде всего оружейник.

– Ведь вы, наверное, помните еще гладкоствольные ружья? – опросил слесарь.

– Я помню людей, которые воевали с кремневыми гладкоствольными ружьями, – оживился Токарев. – Нарезное оружие внедрялось не сразу. Многие из наших станичников воевали в турецкую войну еще шомпольными винтовками. При мне вводилась в армию мосинская винтовка. Я был участником создания первых образцов русского автоматического оружия. На моих глазах произошел целый переворот в вооружении.

– Федор Васильевич, все это так интересно, – сказала девушка, – вам нужно написать большую-пребольшую книгу.

– Я тоже так думал, – Токарев распахнул перед гостями дверцы шкафа, две полки которого были заполнены толстыми тетрадями.

– Вот в этих тетрадях-дневниках рассказано о моих поисках и дерзаниях, о моих горестях, неудачах и мытарствах, на которые в царское время были обречены все русские изобретатели из народа. В них есть страницы и о моих радостях и успехах, о великом счастье советского конструктора.

– Посмотрите-ка, Федор Васильевич! – вдруг крикнула девушка и жестом показала на стол, где рядом с самозарядной винтовкой лежал букет. – Смотрите, оружие и цветы!

– Хорошо бы сфотографировать, – сказал слесарь. – Замечательное оружие Токарева, увенчанное цветами!

– В этом, может быть, несколько странном и неожиданном сочетании есть и другой смысл, – взволнованно проговорил Токарев. – Цветы олицетворяют собой жизнь и мир. Наше, советское оружие – защиту мира. Мы, советские оружейники, для того и трудимся, чтобы помешать агрессорам развязать новую войну, чтобы сохранить мир во всем мире, чтобы наш народ мог спокойно строить гигантские электростанции, заводы, фабрики, разбивать сады…

Пожелав конструктору новых успехов, гости вскоре начали прощаться.

– Федор Васильевич, а все-таки будет очень хорошо, если вы свои записки опубликуете, – сказал слесарь.