Африканский слон

Рисунок

Пороги Кебрабаса

Фотография

Сандиа дал нам двух проводников, и 4 июня мы покинули Слоновую долину, направляясь к западу. Перебравшись через несколько хребтов, мы вошли в долину Чингерере, или Пагуругуру, по которой в дождливое время года протекает речка Паджодзе. Наши проводники сказали нам, что находящиеся слева от нас между нами и Замбези горы носят то же название, что и долина, а гора, возвышающаяся у впадения Паджодзе, называется Морумбва. Мы достигли реки меньше чем в полумиле севернее водопада Морумбва. Взобравшись на подножие этой горы у Паджодзе, мы убедились, что мы отделены от водопада только ее диаметром. Когда мы измеряли водопад, то находились у его южного края; теперь мы находились у северного и сразу узнали луковицеобразную гору, называемую здесь Закавума, выпуклая, гладкая поверхность которой возвышается над бушующей водой. С этого пункта мы завершили свое обследование всей Кебрабасы и увидели то, чего еще никогда не видел ни один европеец, судя по имеющимся записям.

Согласно показаниям барометра, разница в уровне между Паджодзе и Тете составляет около 160 футов; однако следует принять во внимание, что одновременного наблюдения на двух станциях не производилось. Закавума, имеющая до некоторой степени коническую форму и стоящая справа, и Морумбва, напоминающая замок, слева, образуют теснину, в которой находится водопад. Нижние части створок этих естественных ворот, все более сближающиеся по направлению к северу, образуют узкий желоб с отвесными стенами на всем протяжении от водопада до Паджодзе. В этом желобе извивается между массивными и угловатыми черными скалами глубокая зеленая река. Выше, до самой Чикоа, русло Замбези и глубокая размытая водою выемка такие же, как поблизости от нижней оконечности Кебрабасы, но русло здесь всего 200–300 ярдов ширины, и река в этой части выемки местами украшена белой пеной, так как здесь много небольших порогов. Наблюдая по часам движение кусков дерева, которые мы бросали в воду, определили быстроту течения в 3,3–4,1 узла в час.

Мы позавтракали немного выше Паджодзе. Еще выше, там, где Замбези имеет сравнительно плавное течение и называется Мовузи и где торговцы иногда переправляются с южного берега на северный, к нам явился один вождь из племени баньяи с дюжиной вооруженных людей и нагло потребовал уплаты за разрешение продолжать наш путь. Это не было дружеской просьбой о подарке; поэтому наши люди заявили ему, что не в обычаях англичан платить штрафы ни за что ни про что. Не добившись ничего, баньяи спокойно удалились.

Одного вождя баньяи на противоположном берегу зовут Зуда; португальцы перекрестили его за алчность в Иуду. Говоря о нас с одним из людей нашего отряда, он заявил: «Эти люди прошли на своем пути мимо меня и ничего мне не дали; английские ткани хороши, и я пришел за тем, чтобы они меня одели теперь, на обратном пути». Его посланец пришел к нам, бесцеремонно уселся среди нас, когда мы еще не кончили завтракать, и начал разглагольствовать, обращаясь не к нам, а к своему спутнику. Это разъярило макололо, и они ответили: «Английские ткани действительно хороши, и англичане заплатили за все, что съели. Теперь они мирно проходят по божьей земле, не причиняя никакого вреда ни стране, ни огородам, хотя английские ружья имеют шесть стволов и английские пули летят далеко и бьют больно». Впрочем, продолжая держаться левого берега, мы избежали столкновения с этими беспокойными и требовательными баньяи.

В остальной своей части, до Чикоа, кебрабасская тропа проходит вплотную к реке, сжатой скалами. С северо-запада тянутся цепи высоких покрытых деревьями гор, с глубокими, узкими долинами вдоль высохших русел рек или вдоль ручейков. По ту сторону реки эти цепи тянутся дальше в юго-восточном направлении.

Вид отсюда на Кебрабасу великолепный. Выделяющиеся своей формой и крутизной, вырисовываются двое гигантских ворот водопада. Обширные леса еще были одеты в свой зелено-желто-красно-коричневый осенний наряд; эти яркие краски оттенялись серым цветом коры стволов на заднем плане. Среди различных деревьев некоторые выделялись своим новым убором из свежих светло-зеленых листьев, как будто зима была для них весной. Яркое солнечное освещение этих горных лесов и постоянно меняющиеся формы теней, отбрасываемых скользящими местами по небу облаками, еще увеличивают красоту пейзажа, который прекрасен и так.

Согласно нашим наблюдениям, скалы и пороги Кебрабасы должны быть препятствием для навигации при низком уровне воды в реке. Но поскольку вода в ущелье поднимается во время разлива перпендикулярно на 80 футов, возможно, что в это время здесь можно провести пароход в верхнюю Замбези, когда все пороги покрыты водой. Самый большой водопад, Морумбва, имеет высоту падения воды всего в 20 футов на протяжении 30 ярдов; он должен совершенно исчезать, когда вода поднимается на 80 футов. Макололо, работавшие на пароходе, не жалели, что мы его оставили внизу, так как им страшно надоело рубить дрова для ненасытных топок нашего «Астматика». Мбиа, который был несколько ленив, воскликнул на ломаном английском языке: «О, Кебрабаса хорошая, очень хорошая: она не пропускает судов к Секелету, а то пришлось бы очень много работать, рубить дрова; Кебрабаса очень хорошая!»

Рассказывают – и считают это достоверным, – что однажды португалец по имени Хосе Педра, которого туземцы называли Ньяматимбира, начальник или капитан Зумбо, предприимчивый и не отличавшийся человечностью, желая убедиться, является ли Кебрабаса доступной для навигации, привязал двух невольников к каноэ и пустил каноэ из Чикоа на Кебрабасу. Поскольку ни рабов, ни каноэ никто больше никогда не видел, его превосходительство решил, что Кебрабаса недоступна для навигации. Однако однажды у одного купца внезапно разлившаяся река унесла большое каноэ, которое было найдено позднее ниже по течению. Больше же всего нас удовлетворило сообщение старого Сандиа, который заявил, что во время разлива Кебрабаса становится совершенно гладкой, и он часто видел ее такой.

7 июня 1860 г. мы вышли из тянущихся на расстояние в 35–40 миль Кебрабасских гор на равнины Чикоа. Переходы мы делали все время короткие. Из-за холодных ночей многие из наших людей стали сильно кашлять, а простуда в этих местах почти неизбежно переходит в лихорадку.

У Чикоа Замбези внезапно разливается и принимает такие размеры и вид, как у Тете. На левом берегу, недалеко от этого места, мы обнаружили большую угольную жилу, выходящую на поверхность.

На своем пути мы встречали иногда путников-туземцев. Отправляющиеся в далекое путешествие несут с собой спальную циновку и деревянную подушку, горшок для приготовления пищи и мешок с мукой, трубку и кисет с табаком, лук со стрелами и две небольшие палки, длиной в 2–3 фута, для разведения огня в случае, если придется заночевать вдали от человеческого жилья. Сухое дерево всегда имеется в изобилии, а огонь они добывают следующим образом. В одной из палок делается прорез (эта палка должна иметь несколько трухлявую сердцевину). Затем продырявленная палка кладется горизонтально на землю на лезвие ножа. Разводящий огонь садится на корточки; большими пальцами ног он упирается в концы палки, чтобы удерживать ее неподвижно. Затем он берет другую палку, которая должна быть из очень твердого дерева и с тупым концом, вставляет ее в дырку под прямым углом и начинает вертеть эту вертикально стоящую палку, двигая взад и вперед ладонями, подобно тому, как это делается при сверлении, нажимая в то же время вниз. Примерно через минуту от трения загораются частицы трухи в пробуравленной палке. Они скатываются подобно горящим уголькам на лезвие ножа, а потом их подносят к щепотке сухой травы. Огонь осторожно раздувают, размахивая травой в воздухе. Добывать огонь таким способом – тяжелая работа для рук, так как от вращения палки с одновременным нажимом вниз на мягких ладонях быстро делаются мозоли.