Глава XXII
Опустошительные результаты работорговли
Восемнадцатого октября 1862 г. мы вышли в море. Высадившись снова на острове Иоанна, мы набрали экипаж из местных людей, взяли на борт несколько быков и поплыли к Замбези. Но так как нам не хватило горючего, чтобы доплыть до нее, и не было попутного ветра, то мы зашли в Келимане, чтобы запастись дровами.
Келимане, как видно, было построено исключительно для торговли невольниками, потому что никому никогда даже и во сне не приснилось бы расположить селение на таком низко лежащем, грязном, зараженном лихорадкой и кишащем москитами месте, если бы не его удобство для работорговли.
Весной и во время прилива парусные суда легко переходят через бар, но для лодок он всегда опасен, так как лежит далеко от берега. Невольники, под названием «свободных эмигрантов», в течение последних шести лет отправлялись тысячами из Келимане в порты, расположенные немного южнее, главным образом в Массангано. Там есть несколько превосходных кирпичных домов, и владельцы их щедры и гостеприимны. В числе их был и наш хороший приятель, полковник Нуньес. Его бескорыстная доброта к нам и ко всем нашим землякам незабываема. Он подает благородный пример того, как многого можно добиться даже здесь энергией и честностью. Он покинул родину в качестве юнги и, не имея ни одного друга, который мог бы ему помочь, занимался честной торговлей, пока не сделался самым богатым человеком на восточном берегу. Когда д-р Ливингстон в 1856 г. прибыл на Замбези, полковник Нуньес был начальником единственных четырех благородных и достойных доверия людей в стране. Но в то время, как он поднимался, масса других опускалась, громко жалуясь сквозь облако сигарного дыма на лень негров; они бы могли прибавить громкие жалобы и на свою собственную лень.
Мы вошли в Замбези к концу ноября и нашли ее необыкновенно мелководной; поэтому мы только 19 декабря поднялись к Шупанге. Друзья наших людей из Мазаро, которые стали теперь хорошими матросами и внимательными слугами, вышли навстречу и сердечно поздравляли их с возвращением с опасного моря: они уже начали бояться, что те никогда не вернутся. Мы условились платить им 16 ярдов ткани в месяц, что составляет около 10 шиллингов (португальская рыночная цена ткани была тогда семь с половиной пенсов за ярд), и заплатили каждому за работу в продолжение четырех с половиной месяцев по пяти кусков. Один купец заплатил в то же время другим мазаровцам по три куска за семь месяцев работы, а они были с ним внутри страны. Если купцы не процветают, то причина этому не в том, что труд дорог, а в том, что нет рабочей силы и что они ревностно пользуются каждым случаем, чтобы вывозить работников из страны. Наши люди получили также от матросов «Пионера» и «Ореста» много хорошей одежды, и теперь их соседи, да и сами они считали себя важными людьми. Никогда раньше не были они так богаты и считали, что их нынешнее благополучие позволяет им устроить свою жизнь и вступить в брак. Таким образом, жена и хижина были их первыми приобретениями, на которые они употребили свое имущество. Хижина стоила 4 ярда, а родителям жены нужно было заплатить 16 ярдов. Мы бы охотно оставили их у себя на судне, потому что они вели себя хорошо и научились выполнять большую часть нужных работ, но они сами не хотели идти с нами опять и навербовали нам других. Они прислали нам вдвое больше людей, чем мы могли принять; это были их братья и родственники, жаждавшие попасть на корабль и подняться с нами по Шире или куда-нибудь еще. Они все согласились работать за полцены, пока не научатся, и мы совсем на ощущали недостатка в рабочей силе, несмотря на то, что все те, кого можно было вывезти, были теперь вне страны.
В стране, расположенной между Лупатой и Кебрабасой, была необыкновенно жестокая засуха, которая распространялась на северо-восток до горной страны Манганджа. Все невольники Тете, за исключением очень немногих, были разогнаны голодом и теперь находились далеко в лесах в поисках каких-нибудь диких плодов или чего-нибудь другого, что могло бы поддержать их существование. Говорили, что их хозяева не ожидали увидеть их снова.
Пока мы были здесь, в Тете было уже два голодных года; точно такой же голод, как и в этом году, имел место в 1854 г., когда тысячи умирали от истощения. Если бы эта земля принадлежала людям вроде капских фермеров, то они своей энергией и предприимчивостью сделали бы так, что урожай не зависел бы от дождя. Так как там достаточно склонов и спусков, то землю легко можно было бы орошать водой из реки Замбези и ее притоков.
Португальская колония никогда не сможет процветать: ее используют как ссылку, и все там должно делаться на военный лад. «Зачем мне заботиться об этой стране, – говорил самый предприимчивый из тетевских купцов, – все, чего я хочу, это как можно скорее нажить деньги, а затем уехать в Бомбей и жить там в свое удовольствие».
В настоящее время все дела в Тете прекратились. Нельзя было найти ни одного носильщика для отправки товаров внутрь страны, и купцы с трудом доставали продукты для своих собственных семейств.
В Мазаро выпало больше дождей, и там был собран сносный урожай. Жители Шупанги собирали и сушили разные дикорастущие плоды, из которых почти все были не по вкусу европейцам. Они вырывали и ели корни одного маленького ползучего растения, называемого бизе. По внешнему виду бизе немного напоминают маленькие белые земляные груши, а по запаху – нашу картошку. Бизе были бы очень хороши, если бы только были немного покрупнее. Из других клубней, называемых уланга, можно приготовлять хороший крахмал. В нескольких милях от Шупанги водится много крупной дичи, но здешние жители, хотя и любят мясо, совсем не охотятся и редко убивают какое-нибудь животное.
Так как вода в Шире поднялась, 10 января 1863 г. мы отплыли, взяв «Леди Ньяса» на буксир. Немного времени спустя мы наткнулись на опустошения знаменитого Мариано.
Уджиджи. Дом, где жил Ливингстон. Рядом помещение для проведения аукциона по продаже рабов
Фотография
Жители маленькой деревушки у подножия Морамбалы, оставшиеся в живых, сильно страдали от голода, так как один из его грабительских отрядов отнял у них все запасы. Женщины собирали на полях насекомых, корни, дикорастущие плоды и все, что можно было есть, чтобы как-нибудь протянуть до следующего урожая. Мимо нас прошли два каноэ, весь груз которых был ограблен шайкой Мариано; владельцы их собирали пальмовые орехи, чтобы не умереть от голода. На них были передники из пальмовых листьев, так как грабители стащили с них одежду и украшения. Ежедневно мимо нас плыли мертвые тела, а по утрам приходилось очищать колеса от трупов, которые ночью туда попадали. На протяжении многих миль все население долины было угнано Мариано, этим бичом страны, который стал снова тем же, чем и был раньше, – крупным португальским работорговцем. Сердце обливалось кровью при виде этого опустошения; берега рек, раньше такие многолюдные, стали безмолвными, селения выжжены, и гнетущий покой царит там, где прежде толпились ревностные торговцы с разнообразным ассортиментом товаров своего производства. Тингане потерпел поражение, а люди его убиты, похищены или принуждены бежать из своих селений. В одном селении, выше Руо, несколько несчастных осталось в живых, но большая часть населения вымерла. Повсюду – мертвые тела и трупный запах. Много скелетов лежало возле тропы, где люди падали от слабости и умирали. Возле некоторых хижин, как призраки, ползали мальчики и девочки с тусклыми, безжизненными глазами. Еще несколько тяжелых голодных дней – и они тоже умрут.
До того, как мы достигли мелких переправ, где мы были раньше в таком затруднительном положении, Шире упала на два фута, а нам теперь нужно было провести вверх два судна. В 2 милях выше одной мели, на которой судно простояло две недели, был застрелен бегемот; через 3 часа он всплыл. Когда лодка подтащила его, мертвечиной были привлечены крокодилы, и нам пришлось несколько раз выстрелить, чтобы отогнать их. Пуля не прошла в мозг животного, но вогнала туда осколок кости. Из раны вместе с газом вылилось немного жидкости, и этого уже было достаточно, чтобы крокодилы, находившиеся ниже по течению, почувствовали, что есть мертвый бегемот. У них совершенно необыкновенное обоняние и слух. На оставленное нами мясо накинулась дюжина приплывших снизу крокодилов. Наш человек из племени кру, Джумбо, утверждал, что крокодилы никогда не едят свежего мяса, а оставляют его, пока оно не протухнет и не станет нежным, – и чем сильнее оно пахнет, тем больше оно им нравится. В этом, по-видимому, есть доля правды. Крокодилы могут глотать за раз только небольшие куски, и им трудно разрывать свежее мясо. При глотании они, как и собаки, поднимают голову из воды. Мы пытались поймать нескольких, и скоро один был подцеплен; потребовалось полдюжины рук, чтобы вытащить его из воды; крюк для ловли акул разогнулся, и он ушел. Тогда был сделан больший железный крюк; но, так как крокодилы не могли проглотить его, а их челюсти быстро выпрямляли такие крюки, наша ловля крокодилов проваливалась. Как и можно ожидать, судя по силе лосося, крокодил тащит с необычайной силой.