По нашему совету Маненко окончательно решила принять политику дружбы с макололо, и для скрепления уз дружбы она и ее советники предложили нашему спутнику Колимботе взять себе здесь жену. Благодаря этому они надеялись заручиться его дружбой и располагать в будущем точной информацией о замыслах макололо. Маненко думала, что Колимбота будет впоследствии чаще посещать племя балонда, чтобы проведать свою жену, а макололо, конечно, никогда не нападут на жителей деревень, среди которых живет человек, близкий одному из их сородичей. Колимбота, как я узнал, принял это предложение благосклонно, и оно впоследствии заставило его покинуть нас.

Вечером того дня, когда прибыла Маненко, мы имели удовольствие увидеть нашего посыльного Мосанту, возвратившегося вместе с внушительным посольством от вождя Масико, состоявшим из всех его князьков. Они преподнесли мне в качестве подарка от своего вождя хороший бивень слона, две наполненные медом тыквы и большой кусок синей байки. Последним подарком имелось, быть может, в виду показать мне, что Масико, у которого были под рукой такие запасы товаров белых людей и который был в состоянии дарить их другим, является действительно великим вождем. Когда мы устраивали себе в деревне шалаш для ночлега, то Маненко набросилась на наших друзей, прибывших от Масико, употребляя при этом самые отборные выражения, не оставлявшие у нас ни малейшего сомнения в том, что она была совершеннейшим образцом сварливой бабы. В объяснение этого следует сказать, что несколько раньше Масико посылал к Самоане, мужу Нямоаны, за материей – это обычный их способ поддерживать связь – и, получив просимую материю, отослал ее обратно, потому что она имела на себе следы колдовства; это было большим оскорблением, и Маненко имела теперь полное основание сорвать свою злобу на его послах, посетивших ее деревню и вкушавших сон под сенью одной хижины без ее на то разрешения. Если ее родных подозревали в колдовстве, то почему нельзя считать послов Масико виновными в том, что и они оставят в ее хижине то же самое? Маненко, как самый заправский оратор, то наступала на них, то пятилась назад, причем от нее доставалось и ее собственным слугам за то, что они допустили такое оскорбление. Как это всегда бывает, когда даже цивилизованные женщины читают свои наставления, она наклонилась над объектами своего гнева и пронзительно визгливым голосом перечислила все их недостатки и проступки, совершенные ими с самого их рождения, категорически заявляя о полном отсутствии у нее надежды на то, что они сделаются лучшими прежде, чем их пожрет крокодил. Все люди Масико последовали единодушному решению встретить бурный поток ее оскорблений молчанием. Утром они расстались с нами.

В это утро Маненко прислала нам корней маниока и решила доставить наш багаж своему дяде Кабомпо, или Шинте. Все мы уже слышали лично, на что способен был ее язык, и так как ни я, ни мои люди не были расположены выслушивать брань этой чернокожей мистрис Кодль, то мы уложили свои вещи, готовясь к отбытию, как вдруг явилась Маненко и сказала нам, что люди, которых она назначила сопровождать нас, еще не прибыли и что они будут здесь только завтра. Дела с питанием у нас к этому времени стали очень плохи, поэтому, раздосадованный такой задержкой, я отдал распоряжение уложить немедля багаж в челноки, чтобы отправиться вверх по реке без ее слуг. Но Маненко была не из тех, кого можно легко обойти. Она снова явилась со своими людьми и сказала, что если она не примет участия в отправке слоновой кости и товаров вождя Секелету, то ее дядя очень рассердится на нее. Она забрала весь багаж и заявила, что отправит его сама, не спрашивая меня. Мои люди уступили этому правительству в юбке скорее, чем я был склонен сделать это, и на моей стороне не осталось силы. Не имея желания попасть ей на язык, я собирался было ретироваться к челнокам, как вдруг она, положив мне руку на плечо и взглянув на меня нежным взором, сказала мне: «Ну, мой одинокий, мужественный человек, поступи и ты так же, как сделали все остальные». Чувство досады у меня, конечно, сразу исчезло, и я ушел на охоту, чтобы попытаться добыть мяса.

Ступки

Рисунок XIX в.

Единственные животные, которых можно было найти в этих местах, были зебра, куалата или тагеци (Aidoceros equina), кама (Bubalus caama), буйволы и маленькая антилопа гакитенве (Philantomba).

Животных можно видеть, только пройдя много миль по их следам. Мучимые голодом, мы шли по следу нескольких зебр большую часть дня, пока, наконец, в густой чаще леса я не увидел одну из них в 50 ярдах [45 м] от себя, но, к моему безграничному разочарованию, ружье дало осечку, и она убежала.

Вследствие ежедневных ливней воздух был так насыщен влагой, что весь порох у меня отсырел. Любопытна сообразительность диких животных: в тех областях, где их беспокоит огнестрельное оружие, они держатся на более открытых местах, чтобы успеть убежать от вооруженного человека. Когда я был без ружья, они всегда подпускали меня ближе к себе, но если в руках у меня было ружье, то это случалось очень редко. Я думаю, что они знают разницу между безопасностью и угрозой жизни в обоих случаях. Но здесь, где им опасны стрелы туземцев балонда, они предпочитают в качестве более безопасного места чащу леса, где из лука стрелять нелегко. Эта разница в выборе животными своего местопребывания на дневное время, может, зависит также и от солнечной жары, потому что здесь жара бывает особенно сильной. Как бы то ни было, здесь дикие животные предпочитают днем лес, в то время как дальше к югу они большей частью избегают леса, и я в нескольких случаях видел, что солнечные лучи не заставляют их непременно искать тени.

Амулеты. – Выносливость Маненко. – Идол. – Оружие балонда. – Дождь. – Голод. – Палисадники. – Густой лес. – Ульи. – Грибы. – Жители деревень дают нам крыши от своих хижин. – Ворожба и идолы. – Капризы Маненко. – Ночная тревога. – Послы и подарок от Шинте. – Как мы подходили к деревне. – Обитатель морских глубин. – Вход в город Шинте; его вид. – Балонда – настоящие негры. – Торжественный прием у Шинте. – Его котла. – Церемония нашего представления ему. – Ораторы-женщины. – Музыканты и музыкальные инструменты. – Неприятное требование. – Беседа с Шинте. – Дарю ему быка. – Плодородие почвы. – Новая хижина Маненко. – Разговор с Шинте. – Балонда пунктуально соблюдают требования этикета. – Торговля детьми. – Похищение детей. – Шинте предлагает мне рабыню. – Задержка. – Самбанза возвращается пьяным. – Последнее и самое большое доказательство дружбы Шинте

Утром 11 января 1854 г. мы должны были переехать на челноке через речку, находившуюся позади деревни, принадлежащей Нямоане. Прежде чем Маненко решилась сесть в челнок, знахарь обвешал ее всю амулетами и она взяла еще несколько амулетов в руку. Один из моих людей, стоя около корзины этого знахаря, говорил с кем-то очень громко. Знахарь сделал ему за это выговор и сам разговаривал только шепотом, оглядываясь все время на свою корзину, как будто он боялся, чтобы кто-то, находящийся в ней, не услышал его.

На юге люди не были такими суеверными. Я упоминаю об этом случае для того, чтобы указать на разницу, существовавшую в сознании и мировоззрении этих людей, с одной стороны, и кафров и бечуанов – с другой.

Маненко ехала в сопровождении своего мужа и барабанщика; последний все время бил изо всей силы в свой барабан, пока не пал густой туман с дождем и не заставил его прекратить бой. Муж Маненко попытался разогнать дождь воплями и заклинаниями, но дождь лил не переставая, и наша амазонка, одетая в самую легкую походную форму, продолжала ехать с такой скоростью, с какой мало кто мог ехать. Следуя верхом на быке, я держался довольно близко к нашей предводительнице и, осведомившись у нее, почему она не оделась в такой ливень, узнал, что вождю неприлично казаться подобным женщине. Он или она всегда должны казаться молодыми и сильными и переносить все неприятности, не показывая виду. Мои люди восхищались ее выносливостью и часто говорили: «Маненко – настоящий воин». Все мы, насквозь промокшие и продрогшие, были рады-радехоньки, когда она предложила, наконец, остановиться и приготовить ночлег на берегу одной небольшой реки.