Уганда. Барабанщик ганда
Рисунок XIX в.
Страна, по которой мы ехали, представляла собою, как и прежде, постоянное чередование леса с открытыми полянами. Почти все деревья принадлежат к вечнозеленым и достигают порядочной, хотя и не гигантской высоты. Поляны покрыты очень густой травой. Мы проехали мимо двух деревушек, окруженных насаждениями кукурузы и маниока, и около одной из деревень я в первый раз увидел безобразного идола, постоянно встречающегося в Лунде, сделанного из глины в виде фигуры, напоминающей крокодила. Остов его был сделан из травы, облепленной сверху глиной; вместо глаз вставлены две раковины, около шеи натыкано много толстой щетины, взятой из хвоста слона. Если бы нам не сказали, что эту фигуру называют львом, то можно было подумать, что это крокодил. Он стоит под навесом, и балонда молятся ему, а если у них кто-нибудь заболеет, то они целую ночь бьют перед ним в барабан.
У некоторых из спутников Маненко были щиты прямоугольной формы около 5 футов [1,5 м] в длину и 3 футов [около метра] в ширину, очень искусно сплетенные из тростника. Эти воины, со своими щитами, короткими и широкими мечами, со связками остроконечных стрел, казались с виду, пожалуй, свирепыми. Но обычай постоянно носить с собой оружие есть, вероятно, только замена храбрости, которой они отнюдь не отличаются. Когда мы подходили, бывало, к деревне, то, прежде чем войти в нее, мы всегда клали и оставляли на земле свое огнестрельное оружие и копья, в то время как балонда, посещая нас в нашем лагере, всегда приходили к нам в полном вооружении, пока, наконец, мы не потребовали от них, чтобы они складывали свое оружие или не подходили близко к нам.
На следующий день мы ехали по такому густому лесу, что по нему невозможно было пробираться без топора. Лес затоплен, но не разливом реки, а ежедневными ливнями, и это обстоятельство сильно задерживало продвижение тех из нас, на ком промокла одежда. В этом лесу я ощутил сильный запах сероводорода, который прежде часто ощущал и в других местах.
11-го и 12-го мы были снова задержаны на месте дождем, который шел не переставая; на юге я никогда не видел таких ливней.
Мы миновали несколько больших деревень. Каждая хижина в них была обнесена плотным частоколом. Сама дверь в хижину являлась просто рядом плотно вбитых в землю кольев. Дверь никогда не бывает открыта; когда хозяину нужно войти в хижину, он вынимает два-три кола, пролезает через образовавшуюся щель внутрь и затем снова втыкает колья на место так, чтобы для врага, подошедшего к хижине ночью, трудно было обнаружить, где находится вход. Эти частоколы говорят о чувстве неуверенности в своей безопасности; очевидно, здесь никто не считает себя и свое имущество гарантированным от покушений со стороны своих сограждан. Диких животных, которые могли бы беспокоить людей, здесь нет. В уничтожении хищников луки и стрелы оказались здесь столь же эффективными, как ружья на юге. Но для нас отсутствие диких животных было большим разочарованием: мы ожидали, что на севере везде полно дичи, как действительно и было, когда мы дошли до слияния Ле-ебы с Лиамбье.
В этих местах в изобилии растет один вид серебристого дерева, который есть и в Кэпе (Leucodendron argenteum). В Кэпе оно растет на Тэйбл Маунтин на высоте от 2000 до 3000 футов [от 600 до 900 м] над уровнем моря, а на северном склоне гор Кашана и здесь – значительно выше – 4000 футов [более 1200 м]. Когда-то я считал быстрое течение Лиамбье доказательством сильного поднятия поверхности страны в той местности, откуда она идет, но теперь по точке кипения воды я нашел, что это мнение было ошибочным.[11]
По мере того как мы пробирались на север, лес становился гуще. Мы ехали больше во мраке леса, чем под открытым небом. Продвигаться можно было только по очень узкому проходу, проделанному в лесной чаще с помощью топора. Вокруг стволов и ветвей гигантских деревьев обвивались, подобно боа-констрикторам, толстые ползучие растения. Эти растения действительно душат деревья, благодаря которым они растут, а задушив их, сами становятся прямыми. Кора одного очень красивого дерева, растущего здесь в изобилии и называемого «мотуя», употребляется племенем бароце на изготовление лес и сетей для ловли рыбы. В большом изобилии растет здесь также дерево «моломп», которое по своей легкости и эластичности незаменимо для изготовления весел.
Встречались здесь и другие деревья, совершенно неизвестные моим спутникам, достигающие 50 футов [15 м] высоты; они имеют одинаковую толщину снизу доверху и совершенно лишены ветвей.
В этих лесах нам впервые встретились ульи, сделанные руками человека. Они встречаются здесь на всем пути вплоть до самой Анголы. Длина улья – 5 футов [1,5 м]. Изготовляют их следующим образом. На дереве делают два поперечных кольцевых разреза коры на расстоянии 5 футов [1,5 м] один от другого; затем между ними делается еще один по длине дерева; после этого кора по обе стороны продольного разреза приподнимается и отделяется от ствола, причем все время тщательно следят, чтобы не нарушалась целость коры, пока она не сойдет, наконец, со ствола вся. Снятая кора, в силу своей эластичности, принимает ту же самую форму, которую она имела на дереве; щель зашивается или зашпиливается деревянными шпильками, а с обоих концов вставляются кружки, сделанные из крученой травы. В центре одного из этих кружков делается леток для пчел, и улей готов.
Ульи укладываются на высоких деревьях в горизонтальном положении. Таким именно образом и собирается весь воск, экспортируемый из Бентвелы и Лоанды. Он целиком является продуктом свободного труда. К стволу дерева, на котором находится улей, всегда привязывается какой-нибудь амулет, и этот амулет оказывается достаточной защитой от воров. Туземцы очень редко крадут друг у друга; все они верят в то, что волшебные средства могут навлечь на них болезнь и смерть. Считая, что такие средства известны очень немногим, они на деле предпочитают руководствоваться той мыслью, что самое лучшее – никого не трогать. Мрак, царящий в этих лесах, усиливает у людей суеверные чувства.
Так как теперь был сезон дождей, то нам попадалось очень много грибов. Мои спутники ели эти грибы с большим наслаждением. Съедобные виды грибов растут всегда на термитниках; шляпка у них достигает размеров тульи шляпы; они белого цвета и очень вкусны, даже если есть их сырыми. Некоторые несъедобные грибы имеют ярко-красный цвет, а другие – синий.
Несмотря на дождь и возобновившуюся у меня лихорадку, зрелище этих новых мест доставляло мне большое удовольствие. Глубокий мрак, царивший здесь, представлял сильный контраст с ослепительным блеском солнца и полным отсутствием тени в пустыне Калахари, оставившими у меня неизгладимое впечатление. По временам мы выходили из лесного мрака в какую-нибудь маленькую прелестную долину с водоемом в середине, который теперь был наполнен водой, а в другое время является просто колодцем.
Мы переехали на челноках через одну небольшую, никогда не пересыхающую речку, носящую название Лефудже («быстрина»). Она течет с высокой красивой горы, называемой Монакадзи («женщина»), которая, по мере того как вырастала перед нашими взорами в двадцати или тридцати милях на восток от нашей дороги, представляла собой приятное и услаждающее взоры зрелище. Эта гора имеет удлиненную форму и возвышается над окружающей ее равниной по меньшей мере на 800 футов [около 240 м].
Название реки Лефудже происходит, вероятно, от быстрого течения на всем ее коротком пути, который она должна проходить от горы Монакадзи до Леебы.
Около долины встречаются всегда небольшие деревушки. В некоторых из них мы отдыхали. Когда мы решали остановиться в какой-нибудь деревне на ночь, то жители ее предоставляли нам для устройства ночлега крыши своих хижин, похожие по форме на шляпу китайца. Крыши при желании можно снимать со стен. Хозяева хижин снимали крыши и приносили их к тому месту, которое мы выбирали для ночлега, и мои люди устанавливали их на колья, после чего мы спокойно устраивались под ними на ночь. Всякий, кто приходил приветствовать Маненко или нас, тер золой верхнюю часть своих рук и груди, согласно существующему здесь обычаю, а кто хотел показать более глубокое уважение, растирал золу также и на лице.
