Расстояние от Мазаро, на берегу Замбези, до Кваква и Нтерры составляет около 6 миль. Почва на этом протяжении черноземовидная, очень жирная. Мы провели ночь в длинном сарае, построенном в Нтерре на берегу реки того же названия для путников, которым часто приходится ждать каноэ по нескольку дней. Мы пробовали спать, но москиты и крысы так нам надоедали, что это было невозможно. Местные крысы, или, вернее, довольно крупные мыши, очень похожие на Mus pumilio (Смис), любят шутить; обладая большим чувством юмора, они часто смеются от всего сердца. Они снова и снова будили нас, пробегая по нашим лицам и потом разражаясь громким смехом – хе, хе, хе – от радости, что им удалось проделать этот трюк. Чувство смешного развито у них, по-видимому, до совершенства: попытки обеспокоенных и рассерженных людей положить в темноте конец их несвоевременному веселью вызывали у них смех, доходивший до визга. Не в пример своим осторожным европейским родичам, о которых говорят, что они покидают тонущий корабль, отряд этих мышей поселился на нашем текущем и грозившем затонуть судне. Спокойные и невидимые днем, они появлялись ночью и принимались за свои фокусы. Не успевали мы все заснуть, как они бросались через сундуки и наши лица к дверям каюты, где все разражались громким хохотом – хе, хе, хе, демонстрируя, какое наслаждение доставляла им эта шутка. Потом с таким же увлечением они бросались вперед на людей. Каждый день они посещали как нос, так и корму, беспрестанно будили своими лапками всех спящих и хохотали, издевались над бесцельными ударами, ворчанием и вскакиваниями оскорбленного человечества. В другом месте нам случалось наблюдать род крупной мыши, очень близкой к Euryotis unisulcatus (Ф.Кювье), которая убегала по неровной и не совсем отвесной стене, причем шесть детенышей (они уже были покрыты волосами) крепко держались за ее промежность. Мы не могли выяснить – не действовали ли здесь непроизвольно какие-нибудь мускулы? Судя по весу детенышей, мускулы их челюстей должны были находиться в некотором роде каталептического состояния, чтобы они могли держаться.

Нередко с дровами попадали на судно скорпионы, сороконожки и ядовитые пауки; иногда они забирались к нам в постели. Однако, к счастью, нам всегда удавалось найти и уничтожить их до того, как они могли нам чем-нибудь повредить. Морские офицеры этого побережья утверждают, что, когда скорпионы и сороконожки попадают таким образом на судно, их яд почти перестает действовать; однако мы это не проверили. С дровами попадали иногда на судно и змеи; но чаще они подплывали к нам по реке и легко взбирались на борт по якорной цепи; несколько раз мы ловили ядовитых змей в каюте. Зеленая змея прожила с нами несколько недель, скрываясь днем за обшивкой рубки. Если в темноте тебя будит пятифутовая зеленая змея, скользящая по твоему лицу, то это довольно неприятно, как бы быстро она ни двигалась. Судно наводняли миллиарды тараканов двух пород. Они не только объедали нам пальцы вокруг ногтей, но и пожирали и загрязняли нашу пищу, одежду и обувь. Все усилия истребить этих ужасных насекомых были напрасны: как говорят моряки, если вы убиваете одного, сотня является на его похороны.

Приехав в Сену, мы узнали, что туда явились в большом количестве зулусы за своей ежегодной данью. Эти люди отличаются строгой дисциплинированностью и никогда не воруют у местного населения. Зулусы требуют дани как победители, так как в прежние времена они совершенно подавили население Сены и загнали его на острова Замбези. При этом было убито 54 португальца, и, несмотря на земляные укрепления, это селение не могло обрести больше свою былую власть.

Теперь здесь свирепствовала лихорадка и ею болели многие португальцы.

В деревне много вонючих луж, наполненных зеленой зловонной грязью, в которой валяются с наслаждением ужасные длиннорылые, похожие на собак, свиньи. Большая часть окруженного частоколом пространства, с холмиками, на которых когда-то стояли церкви и монастыри, имеет продолговатую форму, приблизительно 1000 на 500 ярдов; покрыта высокими растениями – индиго, кассией – и кустами. Свободного движения воздуха нет, поэтому неудивительно, что люди здесь страдают от лихорадки. Невозможно описать, как отвратительно кормление свиней; но они сами являются любимейшим продуктом питания, и как здесь, так и в Тете нередко можно услышать, как местные жители сзывают их ласкательными именами: «Джоаньо, Маноэль, кудя, кудя (есть, есть), Антонио!» Среди этих неинтересных животных мы встретили любопытную разновидность. В потомстве одной свиньи детеныши были покрыты красивыми чередующимися желтовато-коричневыми и белыми полосами, причем эти полосы, около дюйма шириной, были расположены не поперек, как у зебры, а горизонтально, вдоль туловища. Иногда можно наблюдать такие полосы у мулов и лошадей; предполагается, что они свидетельствуют о возвращении к первоначальной дикой породе, – подобно тому как чистокровнейшие домашние голуби иногда проявляют тенденцию вернуться к оперению горного голубя с его черной полосой поперек хвоста. Эти полосатые поросята, возможно, свидетельствовали о родственности их первобытной дикой свинье, детеныши которой имеют отчетливые полосы, бледнеющие, однако, по мере того, как животное вырастает.

Чтобы хорошенько обозреть окрестности, мы взобрались на гору Барамуана, находящуюся за деревней. Нас предупреждали о возможности подвергнуться приступу лихорадки из-за растения, которое растет недалеко от вершины. Д-р Кэрк открыл, что это – Poedevia foetida, которая, если ее понюхать, действительно вызывает головную боль и лихорадку. Это – тот случай, когда лихорадка и отвратительный запах совпадают. В большем же количестве случаев неприятный запах и лихорадка оказываются, по-видимому, не связанными между собой.

Благодаря обильным дождям урожай в районе Сены был богатый; это было большим счастьем после частичного неурожая в два последних года.

Только 25 апреля 1860 г. мы достигли Тете; урожай здесь тоже был великолепный; местные жители говорили, что такого обильного урожая они не видели с 1856 г., когда д-р Ливингстон путешествовал вниз по реке. Того, кто видел ирригационные сооружения в других странах, например в Кэпе и Египте, поражает, что здесь никогда не делалось попыток отвести воду или из Замбези, или из одного из ее притоков; никогда не прибегали ни к каким машинам для подачи ее даже из речек; к засухе и голоду относятся так, как если бы они были неизбежны.

Наши друзья в Тете, пренебрегая очевидными преимуществами, которые с радостью использовали бы другие народы, вышли на первое место во всем мире в одной отрасли хозяйства. Является некоторой аномалией, что животное, наиболее близкое человеку по строению своего тела и функциям, больше всех других отличается от него в отношении к труду или преданной дружбе. Но здесь характер обезьян употреблен на пользу. Обезьяну заставляют работать, охотиться за некоторыми «бескрылыми насекомыми, более известными, чем уважаемыми». Поскольку нас пригласили ознакомиться с этой отраслью хозяйства Тете, мы можем засвидетельствовать, что обезьяны занимаются ею охотно, и, по-видимому, выгоды извлекают обе стороны.

Считая долгом обеспечить возвращение домой тех, кто был верными товарищами д-ра Ливингстона в 1856 г. и благодаря охране и услугам которых удалось совершить путешествие, провозглашенное заранее невозможным португальцами, жителями Тете, мы предприняли шаги в этом направлении.

Мы пришвартовали пароход у острова Каниймое, против Тете. Прежде чем отправиться в землю макололо, мы получили небольшой участок земли под огород для двух англичан-моряков, которым было поручено судно на время нашего отсутствия. Мы снабдили их запасом семян, и они принялись за работу с усердием, безусловно заслуживающим успеха. Однако их первая попытка заняться огородным делом в Африке потерпела неудачу по совершенно неожиданной причине: мыши выкопали все семена и выгрызли из них середину.