С утра ели с геологами суп. Теперь варим кашу – мало нам супа. Геологи скоро тоже снимают лагерь, поэтому продуктов у них в обрез, так бы выделили. Без проблем – мы благодарны за ужин, завтрак и, главное, за дом. К тому же в компании геологов вероятность пьяных разборок с местным населением исключена. А вот к одинокой яркой желтой палатке люди тянулись бы как мухи на мёд (на мёд, на мёд, конечно!). Нет, как мотыльки на яркий свет. Да! Так лучше.

Что делать? – вновь тринадцатое число! Свежий (если подойдет это слово) подарок – у меня глисты. Твою мать! Только этого не хватало! Настроение – в ноль.

– Это медвежатина, – сказал Вова, довольный сбывшимся прогнозом. – Сейчас придумаем что-нибудь. Если только глисты – ерунда, вылечим быстро.

– Успокоил – «если только». Что ещё-то может быть?

– Да чего только может не быть. Лучше не будем – накаркаем.

– Согласен. Давай, что там у тебя есть? – я заглядывал в нашу аптечку.

Вова достал какие-то иностранные крутые таблетки. Дал мне пару штук и сам съел столько же (на всякий случай). Обещал, что пару дней – и всё пройдет. Хорошо бы. Геологов этой новостью не стали напрягать – закроются на карантин и будут материть нас – гниложопых засранцев. Надеюсь, я их никого не заразил. А они угостили нас ещё хлебом и сыром, когда мы пришли отдать ключ от дома и попрощаться. Ох! Как стыдно, но я просто вздохнул.

В деревне Сухая есть сберкасса и почта с междугородним телефоном. Но почта закрыта до обеда – принимают вчерашнюю выручку. Выручка накануне столь значимого праздника очень большая. Нам посоветовали не дергать дверь и подождать до обеда. Нет, милые – некогда нам. Придется Сереге звонить из Оймура или любой другой деревни, где будет телефон. А звонить надо – еда кончается, деньги кончились, нужна дозаправка и разгрузка лишних вещей: оружия, часть одежды, снасти, книги.

Долгая дорога в гору по жаре и без воды порядком умотала нас. Я, видимо перегревшись на солнце, насобирал у бурхана монет. Но вовремя одумался, и всё вернул обратно. Тринадцатое число – не шути с Богами!

Яркий автобус и множество машин накрыли нас рыжей пылью.

– Кто это, такие весёлые? – спросил я у местного жителя, попавшегося на дороги.

– Это инвалиды. Пробег Владивосток – Москва слышал? Вот, это они, – ответил мне человек.

– Да брось, ты. Они же на инвалидных колясках жарят по московскому тракту, а тут до тракта, как до луны, – что-то не верил я ему.

– Я откуда знаю? Привозили на День рыбака, – обиделся мужик и ушел.

– Ты ему веришь? – спросил я у Вовы.

– Да хер его знает – всё может быть, – Вову мало волновал это вопрос.

Мы двинулись дальше, но в моей душе затаился гаденький червь зависти и злости. Вот бы у нас был корабль сопровождения с баночным пивом. И ещё обидно, что про них знает любой прохожий, а про нас только мои глисты. «Твою мать!» – опять вспомнил!

Через двадцать пять километров пыли и жары сели на обед на полевом стане у пастухов-коноводов. Чистая речка, свежий лесной воздух и тень – что ещё нужно для правильного пищеварения? Два молодых пастуха бурята присоединились разделить нашу трапезу, пополнив разнообразие пущи своими продуктами. Кони паслись на лугу.

– Чё, мужики, как жизнь тут у вас? – я развалился на траве в тени дома, попивая чаёк.

– Нормально, – ответили пастухи.

– Работа, я гляжу, у вас не из легких, – я добрый, когда наемся – лещей кидаю.

– Да, нормальная работа. Только медведь заколебал.

– Какой медведь? – мы приподнялись.

– Медведь на табун повадился. На лесной тропе уже завалил одну лошадь, а вчера вон коня ранил, – парень показал пальцем на пасущихся поодаль коней.

У одного из них круп был порван сантиметров на двадцать. Три огромных незаживающих пореза. Кожа свисала, как стружка от рубанка.

– Сидит, сука, в кустах, а когда табун идет, вылетает и бьёт по хребту. Этот вчера увернулся, а лошади сломал хребет, – продолжал парень.

– Не хрена себе шуточки. Так и вас завалит.

– Опасно, конечно. И хитрый, гад. Мы уже охотников вызвали, пока не убьют, в лес не сунемся.

– Так он сюда выйдет.

– Не выйдет – дороги боится. А выйдет, здесь его бить легче, ружье у нас есть.

Весёленький рассказик. И спокойно так ребята об этом говорят. Сломал хребет, этот увернулся. Во, силища – ударом лошади хребет сломать.

На подходе к Оймуру два пьяных мотоциклиста докопались до нас – кто да чё. Мы объяснили, что Байкал обходим. Они не поверили и обиделись, что мы, яко бы, врем. Атмосфера накалялась. Спорить с пьяными бурятами – гиблое дело. Чем больше споришь, тем больше злишь. А они подраться по пьянке очень любят. Но нам удалось убедить ребят не волноваться, и ребята уехали. Этот неприятный инцидент насторожил нас. Теперь будет много населенных пунктов. Нужно меньше иметь контактов и быстрее двигаться.

А Байкал блистал серебром. Красиво – не то слово.

В Оймуре купили у старушки булку хлеба и на ночлег устроились на берегу за деревней. Разожгли костер. Полюбовались закатом. Пообщались с водителем «жигулей». У его машины были Иркутские номера, поэтому он и привлек наше внимание. За чаем он рассказал, что ездит из Ангарска на рыбзавод за омулем. Сегодня не успел купить рыбы, будет ждать до завтра. Стемнело, и он уехал. А мы хотели было ставить палатку, но тут приперлись, переполненные омулем, два «Камаза»-рефрижератора с пьяными водителями и весёлой девушкой. Полночи они бродили по берегу, по очереди залезая в кабину к милашке. Нас их расспросы с восточным акцентом достали, и мы ушли спать в развалившейся стог сена. Под открытым небом, без палатки мы спали впервые. Ничего – много звезд.

Утром я проснулся от тяжелого дыхания у меня над головой. Вова так дышать не мог. Открыв глаза, я увидел корову. Она лежала рядом, привязанная веревкой к колышку, торчащему рядом из земли. Ночью я её не заметил. Вот так, выходит и я с ненаглядной певуньей в стогу ночевал. Вова же не преминул спросить, как мне с тёлкой спалось. Да, нормально спалось – тёплая она.

«КамАЗы» и глисты исчезли. Собираемся в путь с лёгким сердцем и кровавыми мозолями на ногах. Передвижение по асфальту гораздо легче, чем по лесной тропе, но за всё нужно платить. Ноги об асфальт сбиваются напрочь.

Очень мало осталось продуктов. Решаем так: идем до Кудары, оттуда звоним в Иркутск Сереге и договариваемся о встрече. Если Сереги не окажется – будет очень не легко 400 км идти на подножном корму. Но об этом будем думать, если обломимся с дозаправкой. И самое главное, в Селенгинские протоки не лезем – без достаточной еды и лодки нам там делать нечего. А у нас ни лодки, ни еды. Идем по тракту в Тресково на паром. Переправившись, ждем Серегу в Селенгинске, либо из Селенгинска звоним всем людям доброй воли. Как говорил Никита Хрущёв «Цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!».

Пекло, марево, жажда. Такое было только в Тажеранской степи. Нос обгорел и болит. Телеграфные столбы с блестящими изоляторами напомнили старый французский «Конец недели». Бесконечность пути и безысходность жизни в вечном движении по ней.

Кудара осталась позади – дорога не проходит через деревню, мы промахнулись. Значит звоним с переправы, а пока, не теряя времени, идем до Быково. Может там есть телефон. По крайней мере, там есть вода, пообедаем.

Скрип тормозов и радостные приветствия геологов отвлекли от мрачных мыслей плавящихся мозгов. Ура! Водичка! Полная фляжка и два пирожка в придачу. Спасибо, дорогие! Даст Бог, свидимся.