Потом домой. Сборы, уборка, письмо Вале и приказ о Д. увольнении. Он, оказывается, мог приехать только в воскресенье, т. е. тогда же, когда уезжаю я. Спать лег на ковер в 2.00. – чтобы начать привыкать к походной жизни, а то я что-то расслабился.

Я уже порядком соскучился по Вове. Хорошо, что с Тимохой всё нормализуется. Пора двигать, и побыстрее возвращаться. Дома полно дел, но окончить, сделанное на половину, конечно нужно. 5.30 подъем, сборы, в путь.

Рюкзак мой трещал от тяжести продуктов. Но приятная ноша не так тяжела, тем более что завтра от неё останется меньше половины. На остановке долго автобуса ждать нет времени, ловлю тачку и на причал. Решил ехать в Северобайкальск на водном транспорте. Во-первых, быстрее на целые сутки, во-вторых, увидеть пройденный путь со стороны моря – это любопытно, и в-третьих, меньше пыли и грязи почти за ту же цену. Хотя третье – не главное.

От причала «Ракета» отправились почти вовремя, опоздание всего на полчаса. Это нормально для нас, не нормально то, что сразу сломались. Какое-то масло попало в какой-то редуктор, остановились посреди залива, долго стучали молотки, отдаваясь в воде. Потом еле ползли против течения к порту «Байкал». Здесь в порту «Байкал» пересадка на «Комету». «Ну, что, Порт, ждёшь нас? Жди! Скоро уже, скоро будем!» – мысли мои уже были в дороге, я опять попал в свою походную струю. Отплыли от причала – сломалась гидравлика у «Кометы». Обратно, ремонт 30 минут. Ну, ни как не хочет отпускать меня Иркутск. Или Байкал против? Ну уж нет, ребята, не остановите! Тронулись. Поехали, поехали, поехали. Всё, вроде разошлись, раскочегарились, забухтели, щёлк, дёрнулись и рванули полным ходом. Ну, с Богом!

Ай, как красива «Собачья тропа» (вспомнился Джеф), «привет, клещи – я жив!» Вот, дай Бог, пройти мне весь путь, я всю жизнь буду с каждым камушком Байкала здороваться. Всё побережье, вся чаша будет моей. Эх, размечтался. Настроение, как у ребенка, дурачусь, радуюсь, шучу. Буфетчицу Любу (а может Люду – не помню точно) очаровал. Чаем с молоком поит бесплатно. Вот так и бегал то в буфет, то на корму – берег смотреть, пока не остановились в МРСе. Там буфетчица Люба обменяла пиво на омуль. Я почистил ей несколько рыбин привычными ловкими движениями, сдирая кожу, как чулок, за что получил на обед картошку с курицей. Халява, брат, весь путь одна халява. А на Севере горит матушка Тайга. Дымы над Чикаго (Почему над Чикаго – не знаю, название какой-то песни или фильма, так – к слову пришлось). Короче, в 19.30. я причалил в Северобайкальске. Милая женщина на берегу, увидев мой рюкзак, предложила остановиться в гостинице – она администратор (таким образом залавливают постояльцев – прямо на причале). А что? Денег у меня невпроворот, мешок тяжелый, у Вовы завтра, т. е. после 24.00. день рождения, согласен.

– Вы пока мешок посторожите, оформляйте двуместный номер, а я на переговорный – к другу. Нас двое будет. На сутки.

– Двое. Хорошо, оставляйте. Паспорт только оставьте, вернетесь заберете – мы пока все оформим.

Вова должен звонить мне в 20.00. Уже 20.10., не ушёл бы. Не должен – пока соединят. Так и вышло. Захожу я в дверь переговорного, переполненного народом (воскресенье же), слышу: «Иркутск. Вторая кабина». Вова смотрит на меня и, почему-то, сквозь меня – не узнаёт. Я подошёл к нему и в упор спрашиваю: «Иркутск заказывал – получай. Здорово, Вова!» Удивленный, радостный, одуревший от моего появления, Вова забыл про вторую кабину. «Иркутск не отвечает. Заказ снимаем?» – орал динамик. «Снимаем, снимаем».

– Как дома? – наконец-то очнулся Вовуня.

– Да вроде всё нормально, криз позади.

– Ну слава Богу!

– Ты как тут? Голодаешь? – я знаю слабые места.

– Да нет, живу на берегу в палатке, рядом семья туристов. Я весь день с детьми вожусь, они меня кормят, скорифанились. – Вова улыбался. – Первую ночь в юрте ночевал. Здесь местная турфирма юрты на берегу поставила. Пустили на ночь. Вот где красота. Тепло. Дом не нужен.

– Пошли в гостиницу – я номер снял. Отмоемся, пожрем. Света там тебе шанюшек послала, курицу. Сегодня праздник желудка – я знал, чем соблазнять.

– Пошли на берег, соберем палатку, я попрощаюсь. Я сказал, что на переговорный пошёл, меня к ужину ждут. Ты палатку привез? – Хороший вопрос.

– Привез, привез. Вижу ты классно тут устроился – к ужину ждут, – я тоже был рад его видеть.

На песчаном берегу цветные польские платки совсем не гармонировали с нашей ржавой. Горел костер. Пахло рыбой. Ребятишки обрадовались появлению Вовы. Взрослые приподнялись с мест. Володя пошёл прощаться. Я стал вытаскивать все из палатки и снимать её. Видимо не плохо Володе жилось в компании туристов – он вернулся с большим куском рыбного пирога. Быстренько всё уложив, мы отправились в гостиницу. Получили ключи от номера. Договорились насчет душа и первым делом, перекусили. Я рассказывал все Иркутские новости, Вова слушал и кушал. Утолив первый приступ радости Светиными рогаликами, отправились в душ, на второй этаж. Пока Вова кайфовал под струями горячей воды, я пошёл готовить праздничный стол – время перевалило за двенадцать, пора было друга поздравлять. Час прождал его, не меньше. Вовы всё нет и нет. Провалился, что ли? Во втором часу появился мокрый Вова. «Меня горничная в душе замкнула. Стучал – не услышала. Пришлось лезть через окно, потом по крыше. Мужик какой-то выловил – думал воры. Но вроде разобрались» – это был краткий рассказ его опоздания к праздничному столу. Через час, от того, что было вкусного в моём мешке остались только воспоминания. Сытые, мы рухнули в белые объятия постелей.

– Ну, что, Вова, с Днём рождения!

Настроение прекрасное, как правило, у тех, кто поздравляет. В этот день хорошее настроение и у «новорожденного». Он ещё только-только продрал глаза, сияющие искрами яркого летного утреннего солнца, а уже улыбка до ушей. И что-то там мычит, типа, спасибо. Странно, но у Вовы всегда хорошее настроение. С детства его очаровательная, несколько обезоруживающая улыбка в стиле Бельмондо, дала повод родителям называть его Вовуней. С этой, если можно так выразиться, кличкой Вова живет и по ныне. Для нас, привыкших к этому слову, иногда странно ловить взгляд посторонних или мало знакомых людей, когда они слышат, как этого высокого здорового парня называют «Вовуня». Весёлый нрав, отзывчивость, постоянная готовность придти на выручку и масса других положительных черт его характера, красноречивей любых объяснений, дает право ему быть Вовуней в любом возрасте. Но сказать, что Вова бесхарактерный, это означает очень крупно соврать и, как следствие, можно получить в морду страшный тяжёлый пинок окованным ботинком армейского образца от его друга. Сказать, что он слабак, значить ещё более соврать и, как следствие, можно ещё получить ужасную, тяжёлую… Более того, очень редко Вова сердится, но если сердится, то уж тогда – поберегись. Но не будем сегодня о плохом. О технологии доводить обидчиков до белого коленья по системе Михайлюка, ещё напишут монографии известные психологи. Сегодня о хорошем. Сегодня 28 лет Владимиру Анатольевичу Михайлюку (по отцу – Гейц). Сын украинки и немца, Владимир Анатольевич был младшим ребёнком (и вообще младшим) в семье Гейц – Михайлюков, состоящей из четырех человек. То есть, у него есть ещё старший брат Сергей. Мама Володи, Вера Александровна Михайлюк, преподавала русский и литературу в школе. Отец, Анатолий Владимирович Гейц, заведовал кафедрой кинологии (собаководства) в Иркутского сельскохозяйственного института (ИСХИ). Старший брат Сергей поступил в иркутский государственный медицинский институт, а закончил (переведясь) Саратовскую военно-медицинскую академию (надеюсь, я ничего не напутал с названиями должностей и ВУЗов). То есть, его окружение с детства было интеллигентным и не курящим. Почему три четверти семьи носило фамилию матери, объясняется тем, что дед Володи был немцем и, как следствие, попал под репрессии перед самой Войной (в память о деде осталось лишь пенсне, да и то, только после того, как обвинение было снято с него в шестидесятых годах). Владимиру Анатольевичу, молодому юристу, пришлось сменить профессию на охотоведа и уехать в Сибирь. Дети, родившиеся уже в Сибири, получили фамилию (всё нужно предусмотреть!) Веры Александровны. Воевал Вовин отец героически, что, видимо, в какой-то мере и сохранило его репутацию, карьеру, а может быть жизнь. В те тёмные и доселе не понятные времена, трудно было угадать дальнейший ход истории С траны, С емьи, С удьбы и Рока.