Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Преодолевая завалы, переползая и проползая под стволами упавших деревьев, мы упорно шли вверх по зарубкам на стволах деревьев. Казалось, ещё немного и мы перевалим склон, а там до берега вниз легче будет. Но проходил час, затем другой, а конца края подъему не было.

Шум моторной лодки послышался сзади. Мы оглянулись и ох… как мы расстроились. Величественная чаша Озера, до самого горизонта, размытая дождем и туманом, простиралась за нашей спиной. Это что получается – мы всё это время лезли на гору в противоположном направлении? Идиоты! Столько сил, времени, нервов! Долбанные зарубки, дождь!

Вова стал ржать, я материться и пинать стволы. Потом мы материли егерей (видимо они виноваты, нарубив здесь отметены на деревьях). Потом орали друг на друга. Потом просто орали и ржали. Выпустив пар, сели, перекусили, чем могли и решили спускаться, забирая влево от тропы – выйдем на берег немного ближе к реке, по этой тропе, снова лазить по стволам желания не было и смысла не было, т. к. внизу в распадке снова придется искать тропу. Пока Байкал виден, идем в направлении его. И пошли. Сквозь кедровый стланик, продираясь через упругие плети смолистых веток. Это невозможно преодолеть. Настолько густые заросли, что пройти сквозь не хватит человеческих сил. Вова решил выходить на тропу. Я уперся, послал его тропу ко всем чертям и решил продираться напрямик – так казалось быстрее. И мы разошлись. И через минуту стало ясно, какая это глупость – расходиться в таком лесу. Если что-то случится с одним из нас в этих зарослях, второй его никогда не найдет. А ведь радом где-то бродят медведи. Их метки на стволах кедра и помёт мы видели там на верху. Пролезая через высокие заросли, я, слава Богу, набрёл на ручей. Напившись (плевать, что вода дождевая, плевать на дизентерию, холеру, тиф – очень пить хочется), решил идти по воде ручья – меньше зарослей и ручей по самой оптимальной прямой бежит к Байкалу. Через час я вышел из зарослей на берег метрах в тридцати от Володи, который уже заряжал ружьё, чтобы сигналить мне. Вова тоже порядком понервничал, когда понял, что меня можно и не дождаться. Но всё позади, мы на берегу в двухстах метрах от Ширильды. Вперед!

Легко преодолев протоку, глубиной по колено, мы перешли на тот берег реки и, не останавливаясь, пошли по направлению к зимовью (что на карте). Здрасти! Ещё одно русло. Его пришлось преодолевать по пояс в воде, борясь с сильным течением. Ну, к счастью, и это испытание позади. Мокрые, зуб на зуб не попадает, мы обнаруживаем, что есть и еще русло. Чёрт! Ну, что делать – штурмуем и его. Глубоко! Течение сносит! Но сила духа плюс характер помогли выползти на берег. Всё казалось позади, ай нет! Ещё русло и оно-то, видимо, основное. И преодолеть его в брод нам вряд ли удастся. Страшно сильное течение реки выбрасывает в Байкал сухие стволы, сломанных где-то в верховьях, деревьев метров на пятьдесят. Потом они медленно расползаются по Озеру, прибиваясь к берегам или уплывая в даль, черными точками виднеясь меж волн, поджидая моторные лодки. Дожди в горах вспучили реку, ручьями талого снега усилив её поток и глубину. Грязь, омытых дождями скал, сломанные ветки, обломки стволов превратили прозрачную горную речку в бешенный мусоропровод. Коричневая вода реки смешивается с синими водами Байкала довольно далеко от берега, значит течение пробивает прибой до этого места. Можно представить, что это за силища. Нет! В брод не пройдем!

Возвращаться к зимовью, про которое говорил Виталик, придется снова проходя вброд протоки. Лезть в ледяную воду просто не было сил. Меня трясло от холода, и даже представить себя по пояс в воде было ужасно. Вова испытывал тоже самое. Нет! В воду не полезем. Рискнем напрямую, через болото, к лесу. И рискнули. И повезло – прошли. Но лучше бы не рисковали и обошли по воде, но это мы поймем завтра утром, когда свежими глазами увидим болото. Однако, повезло. Мы на тропе, ведущей к зимовью. Скорее туда – отогреваться, сушиться, лечиться.

Классное зимовье, отличная летняя кухня и лабаз отменный. Главное, они под завязку наполнены продуктами. Видно, что несколько дней здесь никого нет. Омытые дождем дорожки давно не чувствовали на себе тяжесть человеческих ног, следы отсутствуют. Как раз то, что нам сейчас надо – крыша, еда, тепло и одиночество.

Сбросив мокрую одежду, переодевшись в сухое, проглотив аспирин, нащепав лучины, разводим костер. Давно уже пора нормально покушать. Килограмм хозяйских рожек с банкой нашей тушенки – потянет для начала. Обсохнем, обустроемся – пожрем ещё.

Сырые дрова измучили печку. Приходится дрова сушить, обложив ими печь. Мокрая, развешенная по всему зимовью, одежда, парит. Вонь от печи и одежды наполняет зимовье, приходится держать дверь открытой, а самим отсиживаться на летней кухне под навесом, прячась от дождя. На сытый желудок, приключения прожитого дня кажутся не такими трудными. Можно даже посмеяться над ними, но не забыть сделать выводы и в будущем не повторять ошибок.

Стемнело. В зимовье жара и духота. Дверь открыта. Комары. У лабаза видели следы медведя – значит, приходит сюда. Надеемся, дым его отпугнет и не станет нас тревожить сегодня ночью. Более того, в зимовье есть транзистор, передают концерт, посвященный тридцатилетию Виктора Цоя, не думаю, что медведи придут на концерт. Но дверь лучше все же закрыть – бережёного Бог бережёт. Сон не берет. Качегарю печь, слушаю затухающее радио, пью чай и царапаю в дневнике сопливые записи. Расчувствовался. Что делать? Видимо, сильно устал. От нечего делать достаю дневник и плачусь:

Уже 3 часа ночи. Я кочегарю печку в этом маленьком зимовье, чтобы высохли вещи к утру. Дверь настежь. Вова спит. Только что прозвучал концерт Цоя (ему вроде 30 лет). Радио зачахло. Комары, дым. А я вспоминаю дом и думаю о родных, мечтаю о будущем и сожалею, что так медленно идём. Перевезут ли завтра? Какая будет погода? Тропа? Берега? Посылка в Томпе? Короче, голова забита вопросами, а тело устало от валежин и гор и сырости. (Комары. Когда-нибудь, надеюсь, я буду это переживать в воспоминаниях и может быть во сне).

Мы живём мечтой. Идём и живём мечтой – красивой и небезнадёжной, т. к. идём через себя. Свободные от мопедов и бензина, людей-козлов, от всего. В голове только пространство, время, мечта и постоянная готовность к опасности (медведь, срыв, обрыв, осыпь, скольз и т. п.). Вряд ли кому везло так, как мне – я со своим старым другом с детства столько перемолол чего в трудном и опасном путешествии. И он идёт впереди, проявляя заботу обо мне (вроде как врач, но и не совсем так). А у видика сегодня лучше – когда дождь. А когда я вернусь – а я вернусь, надеюсь, пройдя, проползя, прооравшись, – тоже рухну у видика. Маты, досада, голод, усталось, сырость, трудности – всё это вспомню…

Уже светает. 3.31.

22.06.92

Пустой день

Утро. 10.00. Дождь. Самый длинный день. Собираемся на берег варить завтрак и ловить попутку.

16.19. До сих пор не продвинулись ни на метр к югу. С 11 часов сидим в наспех сколоченном кем-то сарайчике на берегу Байкала. Сидим и смотрим в море в надежде увидеть лодку – ай, нет. Большая волна. Позавтракали, вспомнили Федора Конюхова, Райнхольда Месснера и 8 восьмитысячников. Вова сейчас спит, я уже покемарил. Высушили телогрейки, заштопались (я перчатки, Вова сапог). Тоска. Как бы переправиться? Вода в реке шумит и метров уже на 100–150 уходит в Байкал. Здесь поможет только лодка. Ждём.

Самый длинный день окончен. Весь день мы просидели в сарае на берегу Байкала у Ширильдыи не увидели ни одной лодки (большая волна, туман, дождь). Короче, весь день просидели в сарае, а река от дождя вспучилась ещё больше. Бесполезный день – вернулись в зимовьё. Завтра всё сначала – на дежурство в сарай, прокоптиться, как сегодня, до головной боли. У хозяина вчера съели пачку рожек, а сегодня утром много риса, а вечером около 700 вермишели. Хоть это радует. О, Господи! Дай нам преодолеть Ширильды и двинуть в путь. Сегодня Федоров должен нас встречать.

42
{"b":"114631","o":1}