Размышляя о вчерашних рассказах Наташи, как вести себя в лесу при встречи с медведем, незаметно протопали до Заворотного.

*** Для информации: при встречи с медведем – не дергаться, не делать резких движений и главное не бежать, т. е. не провоцировать зверя на нападение. Остановиться. Повернуться к нему лицом – на спину скорее всего бросится. Стоять, смотреть – сам уйдет. Поворчит, но уйдет. Если медведица с медвежатами – медвежата, как правило, бегут играть со встречным, а мать нападает, чтобы не рисковать. Так вот, от медведицы лучше лесть на дерево. Взрослые медведи по деревьям не лазают – у них крестец окостеневает и взрослая особь не способна лезть по стволу. Малыш – не страшно если полезет, можно столкнуть. Медведица уведет шпану, обязательно вернется проверит. Поворчит и только потом уйдет. И ещё, прежде чем напасть, то есть атаковать, медведь встает на задние лапы, потом бросается вперед и вот тогда уже ку-ку. Если прыгает на четырех лапах – значит не доволен, сердится – лучше отступить. Потихоньку, лицом к нему, не резко отходить назад или к дереву. Бежать или прыгать в воду бесполезно – он и бегает быстрее и плавает – будь здоров, да и вода ледяная. Дерево спасет, только дерево.

Вот такие рекомендации.

Итак, Заворотный. От этого места Байкал как бы заворачивает, изгибается. Отсюда и название. Здесь, на мысе стоит геологическая партия. Этот кусок земли Байкало-Ленскому заповеднику не принадлежит. Ребята добывают какой-то Арканзек (если я правильно его называю) – шлифовальный камень, применяемый в ракетостроительной отрасли для тонкой шлифовки деталей. Короче, дефицит жуткий. Тайга над геологами горит высоко в горах. Кто-то носится с огнетушителями – тушит. Мотаясь с водой от Байкала до сопки и вверх, ребята к вечеру видимо порядком измотаются – я им не завидую. Дождь нужен, дождь. Все остальное – мертвому припарка.

Геологи – наши люди. Без базара, вываливают на стол все, что есть, определяют две койки, и чувствуешь себя с этими парнями совершенно непринужденно и надежно – будто век их знал. Андрей Захаренков выделил нам свою комнату, обклеенную плакатами покорителей Байкала с автографами. Это ребята (финны или канадцы) зимой на «Буранах» перли по льду. Здесь ночевали. Были и конькобежцы – преподаватель и студенты (и студентки) Иркутского университета. Андрей говорит, что ноги чуть не отморозили, пришлось их на машине в Северо-Байкальск вести. А потом статья в газете, дескать прошли весь путь на коньках.

К вечеру горе-пожарники потихоньку стекались к нам познакомиться и потрепаться. Многие из них о нас тоже уже слышали – моторки ходят быстрее нас – и вот пришли посмотреть на двух… отчаянных парней, если мы их правильно поняли. К тому же друг Налейкин уже здесь как-то очутился.

– Мы твою собаку у Володи на станции оставили – сказал я ему. – Спасибо за приют в доме. Хороший дом.

– Угу – сказал Налейкин и стал донимать расспросами. Основательно достал, и я, сославшись на то, что некогда распивать чаи, пошёл стирать носки. Товарищ отклеился.

Вечером звенела гитара (Андрюха сам пишет довольно неплохие песни и играет порядочно), мерцали свечи, по-маленькой проскакивал наш спирт и снова рассказы об НЛО (опять похоже), о тайге и об особенностях работы геолога. Люди подходили и уходили. Но среди них был здоровый бурят Боря. Он рассказывал о Байкале много исторических и местных сказочных историй. Говорил о том, как и почему возникли названия некоторых мысов, бухт и мест (я после проверял по справочникам – официальные версии не всегда совпадают, ну да ладно), но был среди этих рассказов один, который заставил нас насторожиться.

– Есть, – говорил парень, – одна деревня у Онгурен, Курулта – там раньше жила шаманка. Конкретная была шаманка. Вся округа её знала. Буряты к ней, как что – сразу шли. И сила у неё шаманская была о-го-го, я тебе доложу. Так вот, стали, то ли до войны, то ли после, не скажу точно, коммунисты гноить старуху, донимать, знаешь, по религиозной теме. И, короче, достали – померла шаманка, а может ухлопали – не знаю. Но с той поры в деревне никто не живет. Как-то само получилось, что все разъехались, побросав дома. С виду вроде обжитая, но никто не живет – дух Шаманки появился и выжил всех. Говорят, она до сих пор бродит по деревни (мужики как-то ночью видели) и не дает в домах никому жить. Туристы там вообще не бывают. Один знакомый охотник вынужден был заночевать в деревни – то ли грозу переждать, то ли ждал кого – не важно, – и так получилось, что ночевать остался как раз в том доме, где раньше эта Шаманка жила. И что ты думаешь? «Сижу, – говорит, – у печи, курю, чай грею. Задумался, гляжу на огонь и … Сначала, – говорит, – не понял, а потом чувствую – кто-то по спине гладит. А в доме никого. Так вот, – говорит, – весь напрягся, чувствую, от каждого прикосновения, мурашки по спине бегают, а оглянуться боюсь. И вдруг, за спиной голос: „надолго?“ Как подкинуло, – говорит. – Оглядываюсь – никого. Вещи схватил и в Онгурёны. По дождю, по ночи – поебать. Ушел» Вот такая история. И это ни только у него было. У моего напарника…

– А в каком она доме жила? – я перебил Борю.

– Точно не скажу, какой по счету, но слева от дороги. Дорога там одна на всю деревню, второй или третий – не помню. На два хозяина. Её правая половина, с крыльцом.

– И что, в этой половине он ночевал?

– Угу.

– Мы тоже там ночевали.

– …? – Боря недоверчиво посмотрел на нас.

– Отвечаю. Правда, всю ночь тоже что-то не очень спалось… – и тут я рассказал ему о наших ощущениях той ночи.

Парень замолчал, обдумывая услышанное. В доме воцарилась тишина, даже заглох патефон – все смотрели на нас. Потом хлебнул чаю и произнес: «Ну, ребята, теперь точно Байкал пройдете. Раз Шаманка пропустила – с бурятскими духами, считай, вы договорились. Наливай – надо взбрызнуть».

Мы чувствовали себя героями. Звонче зазвучали песни, потекли рассказы о подобных случаях в таёжных зимовьях, закипел чайник, зазвякали кружки. Все напились и стали врать ещё больше. Нормальный прокуренный бедлам, но дружелюбный и не злой. Мы были на седьмом небе. Шутили, я даже песни пел, взяв гитару, а Вова сидел красный от чая. Спать разошлись поздно, и плохо помню как. Андрюха ещё бренькал на гитаре, а мы уже храпели в темноте на растянутых сетках мягких кроватей.

Часов в пять Андрей нас разбудил. Они поехали в Онгурены – он пришёл попрощаться и пригласить в гости к нему в Смоленщину – адрес он оставил на столе. И всё умолкло, только слышался звук удаляющейся лодки.

«Куда они поехали? На Море такая волна!» – подумал я, и провалился в сон.

Утром в поселке никого. Только мы. После вчерашнего в доме бардак и грязь. Пожрав остатки засохшей пищи, накипятив на костре воду, мы отмыли посуду, подмели пол, навели марафет. Потом попили горячего чаю, написали записку со словами благодарности, прихватили с собой сухари и пошли до Северного Кедрового.

Дорога классная, укатанная геологами. Где-то здесь на тракторе обычно гоняет Андрюха. Идем, болтаем о вчерашних встречах. Птички поют, Байкал шуршит – красота.

К обеду дошли до зимовья. По нашим данным этот мыс Северный Кедровый. (Завтра мы узнаем, что ошиблись). Стали готовить обед, поджидая хозяев. В зимовье полно продуктов и вещей, даже журналы и книги. Набор открыток с видами Италии – как он сюда попал? Казалось, что вот-вот придет кто-то. Готовили с запасом на всякий случай. Нажравшись до отвала, повалявшись на соломенных матрацах, даже немного вздремнув, мы двинулись дальше по дороге. На песчаном берегу полно медвежьих следов – зарядили ружье. Заповедник заповедником, а зверя уважать надо.

Дорога потянула влево в распадок между гор. Почему-то мы решили идти дальше по дороге. Наверное, надеялись, что в конечном итоге будет ответвление к берегу, так как здесь выбраться на берег довольно сложно: между гравийным наносом береговой линии и лесом – заболоченное озеро. Пошли вверх по дороге. Примерно через час дошло, что ответвления не будет, дорога идет в горы, в карьер, где работают геологи. Возвращаемся.