– От менингита умирают? – зачем-то спросил я, зная, что умирают.

– Да. Смотря какая форма. – Света у Вовы детский врач, она знает. – Дай Вову.

Я передал Вове трубку. Что делать?! Что делать?! В голове всё кругом. Я же чувствовал! Я знал, что что-то ни так! Знал! Знал! Что делать? Что? Твою мать!

Володя повесил трубку и молча смотрел на меня. Мне нужно было подумать, слова сейчас ни к чему. Пошли куда-нибудь посидим. Нужно что-то предпринять. Нужно что-то делать. Пошли на вокзал, пошли отсюда, хоть куда.

Завтра буду ещё звонить няньки Тимохиной, может она что пояснит. Скорее бы завтра, решать и действовать буду с утра – вечером не дозвонишься, дома никого.

Всю ночь провалялся на лавочках вокзала, так толком и не заснув, всё мучили вопросы, вопросы и глупые мои дурные фантазии (сплюнь три раза).

Ясно было одно, что если я не узнаю все о сыне, я не смогу нормально продолжать путь. И если, не дай Бог, что-то с ним случиться, я буду знать, что мальчик звал меня во сне, а я не приехал – я просто чокнусь. Я не прощу себе никогда, что какой-то сраный Байкал я променял на зов сына.

Переговорный открывается в шесть. Я гораздо раньше уже сидел у двери. Но и в шесть я ничего не узнал. Что делать? Этот вопрос я твердил, сам не слыша, что произношу его вслух. Я метался по городу, уходил к реке, за виадук к Байкалу, искал тихих мест, но не находил ни мест, ни успокоения. Вова всё это время был рядом, молчал, как тень скользил позади. Что делать? Надо ехать в Иркутск! Надо ехать! Что бы там не случилось, он звал меня – нужно ехать.

На почте сказали, что перевода нет. Значит, нет денег. Остается одно – Саенко Александр Васильевич. Это «в случае чего» наступило. Идем в ментовку.

Грязные, с пыльными рюкзаками, с ножами на ремне мы притащились в городскую милицию. Дежурный удивился, но ответил, что начальника пока нет. Когда будет – не сказал, явно не наше дело. Что ж делать? Будем ждать. В маленькой беседке до половины четвертого мы сидели и мозолили глаза всей милиции. Что-то ели, пили, доставали из мешков, и при этом ждали начальника милиции. Очень подозрительная парочка. Но никто не подошёл и даже слова не сказал. Смотрели на нас сквозь окно, переговаривались, уезжали и приезжали. А мы ждали.

Дождались. Александр, выслушав о моем горе, без лишних слов посадил нас на машину и привез к себе домой. Накормил, занял 400 рублей, пока мы мылись в душе, съездил на вокзал и купил билет на поезд на 22.05. Мы случайно услышали их разговор с Наташей в маленькой спальне. Последняя фраза Александра Васильевича дословно звучала так: «Горе – помочь нужно. А если я не прав… что ж, значит и так бывает». Потом вышел из комнаты и протянул мне деньги. До поезда мы просидели у него, смотрели телевизор, разговаривали о жизни и его работе. Вечером он увез нас на вокзал, пожелал мне удачи и уехал. Мы остались ждать состав. Я оставил часть денег Володе, да и что там денег-то было, если учесть, что на них был куплен билет – 75 рублей. Взял с собой 50, а оставшиеся мы проели в вокзальной столовой, где на нас смотрели как на прокаженных, особенно когда Вова стал кормить из своей тарелки бездомную собаку похожую на нас. Купили печенья и книгу. Договорились, что Вова звонит мне 14-го в 20.00, я говорю, как дела и когда прибываю. Если всё будет плохо, говорю, чтобы он возвращался, высылаю деньги. Если всё ничего – возвращаюсь сам. Двое суток мне добираться до Иркутска и столько же обратно, значить Вове неделю минимум жить здесь.

Ненавижу прощанье, но расставания от нас не зависят – кто-то уходит, кто-то остается. Таков вечный закон жизни, состоящей из потерь и расставаний. Перрон с грустным Володей отплывал в хвост состава, тоска сдавила горло, я сел в проходе на свободное место и тупо глядел в окно.

В 22.05 Вова остался на перроне в холодном северном краю. Я залез наверх и сразу уснул. Разбудила проводница, посмотрела билет, и я дальше провалился. Потом заправляю фляжку заваркой (т. к. нет стакана ни у меня, ни у проводницы). Залил кипяток – получился чай. Вагон пыльный и душный. Чай – очень вкусный!

Я уставший, худой и грязный, поэтому старался мало обращать на себя внимания, почитав, опять уснул. Но мой желудок творил чудеса и одна проблема, чтобы не затошнило.

Дальнейший рассказ про то, как я увидел сына, довольно грустный и очень личный. То, что написано в дневнике – достаточно, больше добавлять ничего не хочу. Продолжу с 14 июня – дня, когда я снова увидел Володю.

Проносили мимо каталки. Я купил рыбу с рисом и луком (всего 20 руб.) У меня было 50 р. и В. осталось 75, остальные из 400 р. на билет, столовую, печенье (20), книгу и что-то еще съестное.

Съел рыбу в солнечное утро под стук колес и грохот проносившихся составов, и все! Снова полистал книгу и ел хлеб.

Сон до Гидростроителя, а там «Ангара» ушла. Поезд идет до Вихоревки, там перецепляют вагоны (4 шт) к паровозам. Я залез в один вагон, договорился с проводницей, обрисовал ей ситуацию, она дала мне место, но отправила к начальнику поезда сделать пометку на билете.

Нач. поезда где-то не было, нужно было ждать, а т. к. штабной вагон находился рядом с рестораном, я зашел туда и посмотрел, что могу купить на 25 рублей. Мне дали рыбу с вермишелью и луком и 3 куска хлеба. Я все съел. Поблагодарив, я пошел к начальнику поезда – он сказал проводнице, чтобы меня приютили, я понял, ушел в свой вагон и, объяснившись с проводницей, завалился на предоставленное мне место.

Рядом в купе ехали дама с дочкой.

Они пили чай и ели конфеты (аромат!!!) и с презрением (а дочь с любопытством) смотрели на мой гардероб, но сумки не прятали и доверяли.

У меня было много возможностей взять со стола конфеты, но я запретил себе это делать, потому что я, во-первых:

Не мелкий воришка, а во-вторых:

Я терпел в надежде, что угостят (так и не угостили).

Читал. Спал, Читал. Тайшет. Перемычка вагонов, но не на «Ангару» – она опять ушла. Новокузнецк – Иркутск. На пироне пирожки, сало, пиво, молоко, зелень – все вот. Пирожки стоили 3 р. штука. Бабуля на последние 5 рублей дала мне 2 пирожка (жалок был мой вид), сказав сынок. Они были с капустой и плохо приготовлены, но я их съел и не наелся.

Боже мой, как я хотел найти денег и нашел под рельсом 1 рубль. В буфете, отстояв очередь, подал рубль и сказал: «Хлеба». Дали 3 куска. Я их съел. Запил из фляжки – и читать. Спать. Выходной.

До Иркутска тащились медленно. С остановками. Добрались. Я вырываюсь из вагона, под поезд и ходу к автобусам. На 20-ку, троллейбусом – домой. Дома никого, и у Вовы никого (я звонил с вокзала – трубку не брали). Я к Говорковым.

Встретил Копосову. Телефон. Обед. Двинулся до больницы. Ключ, разговоры, домой. Заехал к Солдатову – нет никого. Домой. Ванна. Тушенка, коржик, чай с сахаром.

Переодевшись (О, чудо!) – в больницу.

Зашел к Коле – в Листвянке, у этих дней свободных нет.

Сын выздоравливает, дал ему книгу для раскраски, Лариса угостила персиком и много чего еще.

Потом домой. Чай, рассказы. Стирка. Сережа Чувашев. Пиво с бутербродами. Много съемок на фотоаппарат. Звонок Диме. Стирка. Футбол. Гол. Шотландия.

7.45. Позвонил Дима, сейчас заедут все. Позавтракал. Перевесил вещи. Теплоход – на завтра 7.00. Нужно к Вале за деньгами, за билетами. Сейчас приедут, привезут, поедем доделки делать (палатку он не взял).

Дима подъехал в 9.00. Ничего не привез. Поехали к Вале – и той тоже дома нет. Отцу сказал, чтоб звонила. Поехали к Д. Загрузились. Забрал ящик тушенки для МРС (потерявшийся). Заехали к Косте, у брата забрали палатку – она уже месяц там лежит. Потом ко мне. Потом я загрузился, приехал тесть. Лариса дала 680 рублей на билет. Съездили, купили с В.Т. На обратном пути встретился Кадач – он дал 2000 руб. (а я ему записку к Вале). Потом купил сахар, сушек, печенья и т. п. Потом к Тиме. Весь день с сыном. Вечером к Вовиным родным, там ужин и затоварка. У Светы загрузил прянички, сахар, протеин и т. п.