- Думаю, нет смысла суду вновь пересчитывать, сколько здесь находится валюты, - высказал свое мнение гос. обвинитель.

- Настаиваю на пересчете! Хотя бы в пачках! - заявил я. Адвокат, конечно, поддержал. И объективности ради пересчитали. Восемьдесят аккуратненьких пачечек.

- А теперь, высокий суд, я прошу задать вопрос обвинению, куда здесь впереть еще двадцать?

Ну, это был еще тот удар.

- Если поплотнее сложить… спрессовать… - попытался, было отбиться ТТ. - Ничего не понимаю… Ведь в оперативном… в протоколе… там тот же портфель, но со ста пачками! И такой же полный. Вот, посмотрите - передал он суду для обозрения оперативное дело. То самое, для обвиняемого недоступное.

- Портфели разные, - после длительного колебания констатировал судья.

- Обвинение просит месяц для проверки и получения новых доказательств.

- Ходатайство отклоняется.

- Обвинение ходатайствует вызвать и допросить лиц, проводивших эксперимент.

- Ходатайство отклоняется. Еще ходатайства, дополнение есть? Суд объявляет судебное следствие законченным и переходит к прениям.

Все! Все!!! Судья явно принял решение. И по тому, что не оглашал характеристики и прочую письменную составляющую, - явно в мою пользу. А ТТ в прениях… просил-таки меня осудить! Правда, с учетом всех (это он так надавил) исключительных обстоятельств - к наказанию, не связанному с лишением свободы. Спасибо и на этом. Скомкала свое выступление и Лисичка - адвокатесса. Уже все предельно ясно. Проформа. А вот в последнем слове я задал - таки ТТ! Он только поначалу приподнял свое грузное тело, повернул свое широкое лицо к судье, протестуя. Потом как-то разом обмяк, сидел за своим столиком, словно набитый соломой Страшила. Только не в кафтане, а в кителе. Судья дважды предупреждал меня не переходить на личности, а потом - лишил слова. Ну и пусть.

Когда судья удалился в совещаловку, прокурор быстро выскочил из зала. А Мамка подошла вплотную к клетке, рыкнула на конвой и долго смотрела на меня, радостно улыбаясь. Эх, Зоя Сергеевна! Все-же, какой вы молодец! Как вам теперь у ТТ замом работать? А мне… Мне… Требовать восстановления? Компенсации? Вот выйду - подумаю.

На оглашении приговора не было уже и Мамки. Куда-то по неотложным делам сорвали. А я остался. У адвокатессы остался. И ванну принял и переночевал. У- ух, как переночевал! Прости, Тамара, но тут такие вот дела… К счастью, только к утру вычислили. Ким вычислил, и Лисичка протянула мне свой сотовый.

- Можешь не приезжать, конечно. Можешь и не отвечать. Но знать должен - ТТ застрелился. Вчера. После твоего последнего слова.

- А ты меня последним словом не упрекай! Это он трусости и подлости своей не вынес!

- Он выполнял свой долг.

- Долг? Долг - посадить невиновного? - сажали и при меньших доказательствах. И осуждали за милую душу. Но не про это. Он оставил записку. Там и тебе.

- Не хочу.

- Приедешь? Похороны сегодня.

- Нет… Не могу. Уезжаю. У меня отец умер. Тоже из-за ТТ. Мне домой надо.

- Прощай тогда.

Вот и все. "Прощай тогда". Как будто я виноват. Как будто не меня…

- Боже, какой кошмар, - прошептала все слышавшая Наташка ( так, оказывается, звали Лисичку). - Надо ехать.

- Ну, это без меня. Я сейчас в суд, свои вещички, документы, а потом в дорогу. Есть дела поважнее.

- Понимаю… А я… Это он меня устроил. Я в прокуратуре стажером была. Без должности. А потом место - за тридевять земель. Вот он и помог сюда устроится. Поеду. Тем более, есть окно. Подзащитные переболели.

- Это как?

- Эпидемия какая-то. Кожная. И еще что-то там произошло. Странное. Ты ничего не слышал? - девушка потянулась через меня за сигаретами на тумбочке. Кожа-то какая! Вчера и не прочувствовал толком!

- Нет, я вообще-то больше в одиночке.

- Ты знаешь, что следователь, который вел твое дело рехнулся? И еще там что - то с конвойными и надзирателями. И заключенными. В общем, представители всех слоев тамошнего контингента. Про всех не знаю, а вот два моих - слегли. И так слегли, что их в какой-то центр на обследование повезли. Каких-то редких болезней. Типа проказы.

- Проказы? - встрепенулся я?

- Мг… И у них уже не такая нежная кожа. как у тебя, - мягко скользнула она пальчиками по плечу. Ай, глупости. И не было никогда. Потому, что больше не у кого и нет.

- Кроме тебя, - притянул я Лисичку к себе.

Стажером? У него в прокуратуре? Как он говорил: "Ни одной здесь в прокуратуре не пропустил"? Ну что же, и в этом есть какая-то справедливость. Ты уже… того, а я, вот, унаследовал. Нехорошо подумал, конечно, со зла. Но к Наташке это не относилось. И на наших отношениях не сказалось…

- Ну что же. Прощай. Наверное, и не увидимся.

Мы прощались, когда солнце уже перевалило на вечер и до отхода поезда оставалось всего - ничего. На похороны Лисичка не поехала. Живой ей оказался нужнее. Прости ТТ за такую маленькую месть, но и ты не дал мне попрощаться с отцом.

- Ну, почему же не увидимся?

- После того, что случилось, ты здесь не останешься. как бы не реабилитировали, на тебе клеймо. Даже к нам не переберешься. Не было такого. В лучшем случае - где-нибудь на другом краю света.

- Ну, я тогда просто к тебе приеду.

- Ладно тебе, врунишка. Но будет тяжело - приезжай. Провожать не буду. Зачем дразнить гусей? Мне здесь еще и жить, и работать.

"Гусями" оказались подкатившие на вокзал к отходу поезда Мамка и Саныч. Два зама прокуроров двух соседних районов.

- Ну, удачи тебе, сынок, - обняла меня Зоя Сергеевна. - Пока больше ни о чем говорить не будем. Перегорит, перекипит, пар выйдет, тогда и поговорим.

- Я доберусь до тех, кто…

- Вот я и говорю, не перекипело еще.

- Вот, возьми на дорожку, - протянул мне дипломат Саныч. - Помянешь. Тут…

- Нет! Один раз уже взял. Ученый.

- Ну ты зачем так? Думаешь, мы…

- Не думаю я ничего. Но от вас… ну все, счастливо.

Я влетел в вагон и даже дверь в своем купе задвинул. И не выглядывал в окна до самого отправления. И потом удержался - не посмотрел. Валька, та хоть поняла свою подлость и даже на вокзал не заявилась. А эти - как ни в чем не бывало. Или наоборот - эти хоть что - то прочувствовали, а она… Все-же надо было съездить, хоть в глаза взглянуть. Да и вещи там кое какие. Ай, мелочи. С чем взяли тогда, то вернули. Документы тоже с собой. Бусы - так вообще в укромном месте в столице. А остальное - оторвать и выбросить. Нет! Я вернусь, ребятушечки, ох как вернусь! Думаете, одним ТТ отделаетесь? Следак тот прыщавый в дурдом загремел? Вот скорбный долг выполню, и вернусь. И по цепочке, по ступенечке - от одного к другому:" Тук- тук- тук, кто в тереме живет?" Кто заказал? Кто исполнил? Кто хихикал? Кто молчал? Впрочем, две последние категории трогать не буду.

У могилы я просидел долго. Правда, все больше смотрел на памятник матери. Говорят, она умерла, когда мне было три годика. Не помню. Ничего не помню. И вот - на фотографии - не помню. А отец, он повдовствовал, а потом женился опять. Мачеху помню. С тех пор, как и себя - с четырнадцати лет. И отца тоже - с этого же времени. Когда вынырнул. И вот что страшно. Не больно, а только так… тоскливо, словно умер не родной, а… Нет! Ну, как же не родно?! Да брось ты самому себе-то врать. Близкий. Любимый. Но не родной. Прости, па, что на твоей могиле вот так. Я тебя очень любил… но врать сейчас… Вот тот, который привиделся вместе с испанским Хвостом дракона -тот… Я тупо уставился на венок с потрепанной уже дождем лентой: «Дорогому папочке от сына». Кто-то в мое отсутствие. Кто? Лорка, наверное. Как же его тогда расстроило наше сообщение. Я ему по сотовику - мы с Лоркой сейчас придем, решили пожениться. Нет, продержался ровно. Даже шампанское открыл. А потом, когда я ее проводил и вернулся…

- Ты уже можешь прокормить семью? Уже есть специальность? Нет, водила - это здорово. Но и для тебя, и для девушки твоей - это предательство!