БРЕЖНЕВ: «Никита Сергеевич, мне звонил из Будапешта КАДАР и просил оставить в Венгрии во главе советских войск генерала КАЗАКОВА, которого товарищ ЖУКОВ намерен перевести на Дальний Восток. К КАЗАКОВУ венгерские товарищи привыкли и я считаю, что надо считаться с мнением КАДАРА. Для Дальнего Востока маршал ЖУКОВ найдет другого командующего».
Я сказал: «В интересах обороны страны генерала КАЗАКОВА надо направить на должность командующего Дальневосточным округом, а для Венгрии мы найдем другого хорошего командующего».
БРЕЖНЕВ (нервно): «Надо же считаться с мнением товарища КАДАРА.»
Я ответил: «Надо считаться и с моим мнением. И Вы не горячитесь, я такой же член Президиума ЦК, как и Вы, товарищ БРЕЖНЕВ.» ХРУЩЕВ молчал, но я понял, что он недоволен моим резким ответом. Через пару минут БРЕЖНЕВ, взяв под руку ХРУЩЕВА, отошел с ним в сторону и стал что-то ему горячо доказывать. Я догадался, что между ними идет речь обо мне. После разговора с ХРУЩЕВЫМ, БРЕЖНЕВ ушел к себе на дачу, даже не простившись со мной.
Вслед за этой первой размолвкой состоялась вторая, более значительная.
Через пару дней всех нас пригласил к себе на дачу т. КИРИЛЕНКО по случаю дня рождения его жены.
Во время ужина состоялись выступления, тосты и опять выступления. Во всех выступлениях преобладало всемерное восхваление ХРУЩЕВА. Все восхваления он принимал как должное и, будучи в ударе, прерывал выступавших и произносил внеочередные речи.
Мне это не понравилось и я, по простоте своей, сказал: «Никита Сергеевич, следующее слово в порядке заявки имеет Аверкий Борисович АРИСТОВ.» ХРУЩЕВ обиженно: «Ну, что ж, я могу совсем ничего не говорить, если Вам нежелательно меня слушать.»
После чего у ХРУЩЕВА испортилось настроение и он молчал. Я пытался отшутиться, но из этого ничего не получилось. Этим тут же воспользовались подхалимы и шептуны, и мы с ХРУЩЕВЫМ расстались в этот вечер весьма холодно.
Откровенно говоря, я потом ругал себя за свой язык, зная, что ХРУЩЕВ, будучи злопамятным, такие выпады против его персоны никому не прощает.
До отъезда из Крыма в Югославию мне не удалось встретиться с ХРУЩЕВЫМ. Переговорив в Крыму с ним по телефону, я вылетел в Москву, откуда собирался через пару дней вылететь в Белград.
Накануне вылета я позвонил в Крым, чтобы доложить о том, что завтра вылетаю в Югославию, но мне сказали, что ХРУЩЕВ с группой членов Президиума вылетели в Киев, где Главком сухопутных войск МАЛИНОВСКИЙ по моему заданию проводил сбор высшего командного состава сухопутных войск.
На этом сборе командующий Киевским округом ЧУЙКОВ В.И. демонстрировал преодоление танками водной преграды.
Вместе с ХРУЩЕВЫМ, как мне было доложено, на сбор в Киев прибыли БРЕЖНЕВ, КИРИЧЕНКО, КИРИЛЕНКО, АРИСТОВ и МУХИТДИНОВ.
Я позвонил по «ВЧ» в Киев. К телефону подошел В.И. ЧУЙКОВ. Доложив о ходе сбора, он мне сказал: «Вам бы надо самому быть на нашем сборе. Делато здесь у нас очень важные».
Я сказал ЧУЙКОВУ: «По решению руководства я завтра утром должен вылететь в Югославию, а у Вас, Василий Иванович, я надеюсь будет все хорошо». ЧУЙКОВ продолжал: «Так-то оно так, товарищ Маршал, но все же Вам лучше было бы быть здесь самому». Интуитивно я почувствовал, что ЧУЙКОВ неспроста так мне сказал. Я попросил к телефону ХРУЩЕВА.
С Н.С. ХРУЩЕВЫМ у меня состоялся хороший разговор. Я сказал ХРУЩЕВУ: «не следует ли мне дня на три отложить свою поездку в Югославию и прибыть в Киев на сбор, говорят, что там на сборе возникло много интересных вопросов».
ХРУЩЕВ: «Откладывать Вашу поездку в Югославию не следует. Я думаю, что мы здесь сообща как-либо справимся, а когда вернетесь из Югославии, я расскажу все, что было здесь интересного».
Успокоенный таким дружеским разговором, в утро следующего дня я с группой генералов и офицеров вылетел в Севастополь, откуда на крейсере «Кутузов»20 отбыл через Босфорский пролив в Югославию.
К Босфорскому проливу мы подплыли на утро следующего дня. Здесь мне не приходилось бывать и я с интересом рассматривал такой важный, с оперативной точки зрения, пролив соединяющий Черное и Средиземное моря.
Ранним утром к крейсеру демонстративно подошел катер, на котором находились американские офицеры, которые со всех сторон сфотографировали наш крейсер «Кутузов». На берегах пролива, за исключением американских военнослужащих, не было видно ни одной турецкой души. Так было на всем протяжении Босфорского пролива. Греческие острова, которых в Средиземном море было масса, а также прибрежная полоса греческой территории выглядели голо, мрачно и бедно.
Обогнув греческие и албанские берега, мы вошли в воды Адриатического моря. Вдали виднелась Италия. Югославские товарищи нас встретили на своих кораблях в море на подходах к порту. В порту нас встретили торжественно почетным караулом и было много югославского народа.
В Белграде мы имели встречу с Маршалом ТИТО, РАНКОВИЧЕМ, КАРДЕЛЕМ, ПОПОВИЧЕМ, государственным секретарем по делам обороны и многими другими.
Через пару дней товарищ ТИТО пригласил нас в горы на охоту на горных козлов. Для меня охота была очень удачной. Я убил четырех козлов. ТИТО убил только одного и мне показалось, что он не особенно доволен своими результатами, а стрелял он не менее шести раз.
После охоты нам была предоставлена возможность поездки в Хорватию, Сербию, Долматию и другие места. Везде и всюду мы встречали бурные восторги и радость в адрес советских людей, которые так много сделали для освобождения югославского народа от немецкой фашистской оккупации.
Нам приходилось вести многочисленные беседы с военными, партийными и государственными работниками, с рабочими, с интеллигенцией. Я был тронут той любовью и симпатией, которую все они выражали в адрес Советского Союза.
Перед отлетом в Албанию я послал ХРУЩЕВУ шифртелеграмму, в которой сказал, что югославский народ и его руководство с большой симпатией относятся к Советскому Союзу, что наши люди, которые здесь побывали, видимо, тенденциозно освещали недружелюбие югославских руководителей. Я предлагал пересмотреть наши взаимоотношения в сторону их улучшения.
Оказывается в Президиуме ЦК мое предложение было истолковано так, как будто я пытаюсь диктовать свою линию Президиуму, и как будто не отвечающую марксистско-ленинской линии ЦК по югославскому вопросу.
Однако, несколько лет спустя, после поездки ХРУЩЕВ А в Югославию, Югославия была признана действительно социалистической страной и, безусловно, дружественной нашему народу, а тогда в 1957 г. меня за такую точку зрения выругали по возвращении в Москву из Югославии, хотя за эти минувшие годы ничего в Югославии и не изменилось.
Из Югославии мы вылетели на ТУ-104 в Албанию, где нас очень гостеприимно встретил албанский народ, его армия и руководство партии.
Находясь в Албании, я получил сведения о том, что Президиумом ЦК созван партактив военных работников и что до моего возвращения в Москву мне из Москвы не могут передать по каким вопросам проходит партактив, на котором присутствует весь руководящий состав Армии и флота и в полном составе Президиум ЦК партии.
Вполне естественно, меня не могло не насторожить и не взволновать то обстоятельство, что актив собран почему-то в моем отсутствии. Я запросил своего первого заместителя КОНЕВА. Он ответил через мой секретариат в том же духе. Настроение было испорчено. Через пару дней мы вылетели из Албании в Москву.
Приземлились мы в аэропорту Внуково.
В окно самолета я увидел встречающих меня всех маршалов Советского Союза и главнокомандующих всеми видами вооруженных сил, среди которых был ЧЕРНУХА — технический работник при Президиуме ЦК.
После того, как мы все перездоровались, ко мне подошел ЧЕРНУХА и сказал, что меня сейчас же приглашают на Президиум ЦК. Там, говорит ЧЕРНУХА, все в сборе.
Я сказал, что заеду домой, переоденусь и сейчас же приеду.
Явившись в Президиум,[320] я увидел за общим столом всех членов и кандидатов Президиума, а также всех тех маршалов, кто встречал меня на аэродроме. Мне предложили коротко доложить о поездке в Югославию и Албанию. Я доложил основное.
