«Эти слова (Аполлония — Авт.) были встречены рукоплесканиями, куда более громкими, чем дозволено в государевом судилище. Тут император заметил, что слушатели сочувствуют подсудимому, и, будучи к тому же впечатлен твердостью и разумностью возражений Аполлония, объявил: „Я СНИМАЮ С ТЕБЯ ОБВИНЕНИЕ, НО ТЫ ОСТАНЬСЯ ЗДЕСЬ, ПОКУДА НЕ ПЕРЕГОВОРИМ МЫ НАЕДИНЕ“» [876:2a], с. 171.

Снова мы наталкиваемся на сюжет о том, что римский правитель захотел остаться НАЕДИНЕ с подсудимым. Кроме того, сказано, что ПИЛАТ-ДОМИЦИАН СНИМАЕТ ОБВИНЕНИЕ С АПОЛЛОНИЯ-ХРИСТА. Как мы уже видели, именно это и говорится, например, в Евангелии от Никодима: «Пилат, исполненный гнева (на иудеев — Авт.), вышел из претория и сказал иудеям: БЕРУ СОЛНЦЕ В СВИДЕТЕЛИ, ЧТО Я НЕ НАШЕЛ НИКАКОЙ ВИНЫ В ЭТОМ ЧЕЛОВЕКЕ» [307], с. 181.

Иудеи возмущаются и обрушиваются на Иисуса с новыми обвинениями. Пилат обращается за разъяснениями к Христу и, выслушав Его, остается при своем прежнем мнении: «Пилат, оставив Иисуса внутри претория, вышел и, приблизившись к иудеям, сказал им: Я НЕ НАХОЖУ НА НЕМ НИКАКОЙ ВИНЫ» [307], с. 182.

И тогда иудеи сменили тактику и заявили прокуратору: «Кто говорит хулу на цезаря, повинен смерти» [307], с. 182. И тогда Пилат понял, что дальнейшая его поддержка Иисуса может стоить карьеры ему самому, поскольку римскому кесарю тут же донесут, что Иисус хулил кесаря, а римский прокуратор, дескать, покрывал Его. И тогда Пилат выдает Христа на казнь. Правда, предварительно умыв руки и объявив, что он неповинен в смерти Иисуса.

Фактически то же самое рассказывает нам и Филострат: римский император настолько проникся уважением к Аполлонию, что публично объявил: Я СНИМАЮ С ТЕБЯ ОБВИНЕНИЕ. Мы видим хорошее соответствие евангельской и «античной» версий.

Согласно Евангелию от Никодима, во время суда над Христом Понтий Пилат настолько возмущен поведением иудеев, настойчиво требующих казни Христа, что бросает им обвинение в коварстве.

В ответ иудеи закричали: «Царь наш — цезарь, а не Иисус; Ему же волхвы принесли дары, как царю, и Ирод, узнав от волхвов, что родился Царь, хотел погубить Его… И Ирод избил младенцев иудейских, родившихся в Вифлееме» [307], с. 186.

Таким образом, во время суда над Иисусом при Ироде II всплывают воспоминания об Ироде I.

То же самое мы видим и в изложении Филострата. Римский император Домициан спрашивает Аполлония: «„По каким приметам ты предсказал, что в Ефесе случится моровое поветрие?“ — … „Беду я учуял первым, а ежели хочешь, государь, поведаю тебе и о причинах чумы“. Однако же император, испугавшись, я полагаю, как бы Аполлоний не назвал причиною мора ЕГО ЗЛОДЕЙСТВА И КРОВОСМЕСИТЕЛЬНОЕ ЕГО СУПРУЖЕСТВО, ДА И ПРОЧИЕ НЕПОТРЕБНЫЕ ДЕЛА, отвечал: „Нет, эти твои рассуждения мне не надобны“» [876:2a], с. 170–171.

Мы уже говорили, что Филострат путал Ирода I и Ирода II, именуя обоих одним и тем же именем — Домициан. Именно царь Ирод I был обвинен Иоанном Крестителем в неправедном кровосмесительном браке. Как мы видим, и евангелисты иногда при рассказе о временах царя Ирода II вспоминали события, происшедшие при царе Ироде I. (Ирод «Первый» и Ирод «Второй» — это наша терминология).

После того, как римский император Домициан объявляет, что он снимает обвинение с Аполлония, тот неожиданно заявляет следующее:

«„Ежели хочешь, дай и мне слово, а ежели нет — ВЕЛИ ОТНЯТЬ У МЕНЯ ТЕЛО, ИБО ДУШУ ОТНЯТЬ НЕЛЬЗЯ — А ВПРОЧЕМ, ДАЖЕ И ТЕЛА ТЫ У МЕНЯ НЕ ОТЫМЕШЬ — Но отступи, не убьешь ты меня, не причастен я смерти!“ — и, сказавши так, ОН ИСЧЕЗ ИЗ СУДИЛИЩА, что оказалось особенно уместно в сложившихся обстоятельствах. Намерения тирана были очевидны: он предполагал вести допрос не по существу дела… однако же Аполлоний… почитал наилучшим оборотом событий НЕ ТАИТЬ ДОЛЕЕ ПРИРОДУ СВОЮ, НО ЯВИТЬ ВПОЛНЕ, что никак невозможно полонить его помимо собственной его воли» [876:2a], с. 171.

Перед нами — совершенно откровенный намек на Воскресение Христа. Он «неожиданно исчезает», причем подчеркнуто, что в этом проявилась его ПРИРОДА, то есть, скорее всего, божественность Иисуса, которую он не захотел далее скрывать от своих судей.

Мотив исчезновения Христа во время его Страстей нам уже хорошо знаком по предыдущим нашим исследованиям. В книге «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги» мы показали, что знаменитый первый римский царь Ромул является одним из отражений Христа. Так вот, его Вознесение во время Страстей тоже описано Титом Ливием как «неожиданное исчезновение», причем на виду у всех.

Филострат продолжает: «Итак, когда обвиняемый покинул судилище СТОЛЬ ДИВНЫМ И НЕОБЪЯСНИМЫМ ОБРАЗОМ, то чувствования тирана оказались отнюдь не таковы… почти все полагали, что он заорет дурным голосом и велит объявить по беглецу всеимперский розыск… — ничего подобного! — то ли он нарочно пошел наперекор общему мнению, то ли понял, что нет у него управы на Аполлония… ТИРАН ИСПЫТЫВАЛ НЕ БЕЗРАЗЛИЧИЕ, А ПРЕВЕЛИКОЕ СМУЩЕНИЕ… Тиран и выдал свое изумление и замешательство…

Вот так Аполлоний окоротил тирана, внушавшего ужас всем эллинам и варварам» [876:2a], с. 187.

Здесь подчеркнуто, что «исчезновение» Аполлония-Христа было расценено всеми как необъяснимое чудо. Именно как чудо трактуется Воскресение в христианстве. Причем в Евангелиях говорится именно об ИСЧЕЗНОВЕНИИ ТЕЛА ХРИСТА из гробницы (Матфей 28:2–6).

У Филострата вновь звучит тема, что римский правитель смущен поведением Аполлония и не объявляет розыск по нему. Евангелия тоже говорят, что Понтий Пилат сочувствовал Иисусу и даже хотел отпустить Его.

Флавий Филострат переставил местами Воскресение и казнь Аполлония-Христа. Только что мы познакомились с рассказом о «неожиданном и чудесном исчезновении» Аполлония в самый разгар суда над ним. И только потом Филострат приводит различные мнения о том, как же все-таки БЫЛ КАЗНЕН АПОЛЛОНИЙ. Вот этот текст, который должен был бы предшествовать рассказу о Воскресении = Исчезновении.

«Дошел до эллинов слух, о заключении Аполлония… они уже не уповали на его спасение, да притом ходили еще слухи о КАЗНИ ЕГО, БУДТО ТО ЛИ СОЖГЛИ ЕГО НА КОСТРЕ, ТО ЛИ ЗАЦЕПИЛИ КЛЮЧИЦЫ ЕГО КРЮЧЬЯМИ и так размыкали живьем, то ли сбросили в пропасть, то ли утопили в море» [876:2a], с. 190.

Итак, в качестве первых двух версий казни Аполлония названы: сожжение на костре и «зацепление» крючьями его ключиц. Но ведь это — совершенно откровенное указание на распятие Христа, а также на то, что руки его были прибиты гвоздями — то есть «крючьями» — к перекладине креста, вдоль которой были раскинуты руки Иисуса, см. рис. 1.80.

Здесь уместно напомнить, что, согласно «античной» версии, Сократ-Христос в конце драмы Аристофана тоже сгорает в пылающем костре. В книге «Начало Ордынской Руси» мы уже показали, что в некоторых старых источниках гору Голгофу, где распяли Христа, называли КОСТРОМ. В старом русском языке слово КОСТЕР обозначало, в частности, БАШНЮ или КРЕПОСТЬ. И вообще, нечто высокое, сложенное из бревен [866], т. 2, с. 347.

Если Голгофу в каких-то источниках назвали КОСТРОМ, то поздние редакторы, не разобравшись, могли превратить распятие Христа на Голгофе в сожжение на костре.

Рис. 1.80. «Распятие». Парижский Парламент. Мастер Дре-Бюде (Андре Ипрский). Якобы около 1452 года. Лувр. Париж. Взято из [143:0], с. 127.

Рис. 1.81. Фрагмент картины «Сожжение Савонаролы». Неизвестный флорентийский мастер. Якобы 1498 год. Монастырь. Сан-Марко. Флоренция. Гору Голгофу, где распяли Христа, могли иногда именовать «костром». В память об этом иногда похожим образом казнили людей. Взято из [143:0], с. 169.