— Ты не представляешь себе, на что он способен, — возразил Харбан. — Его нужно остановить и уничтожить.

— В этом наши интересы совпадают, — сказал Оссакер.

— Осси! — воскликнула Миррон.

— Он будет портить и извращать все, чего мы пытаемся добиться, — заявил Оссакер. — Я сказал это во дворце и повторю это снова. Мы должны найти его и убить.

Миррон вздрогнула и посмотрела на брата, словно не веря своим ушам.

— Не может быть, Осси, чтоб ты вправду так думал. Не может быть…

— В клетку его не засадить, — спокойно продолжил Оссакер. — Другого выхода нет.

Джеред шагнул к ним, остановился позади Миррон и положил руку ей на плечо.

— Вы все согласны с ним? — вырвалось у нее.

Если б она была помоложе, то закричала бы или заплакала, но сейчас испытывала лишь глубокое разочарование. Ардуций видел это по энергетической карте сестры.

— Ты видишь другой выход? — спросил он.

— Да, — сказала Миррон. — Мы схватим его и предадим суду. Как принято в Конкорде. Если он окажется виновным, он умрет. Если нет, он уйдет свободным.

— Мы уже знаем, что Гориан виновен, — указал Оссакер.

— А так ли это? — возразила Миррон. — Умно ли с вашей стороны выносить вердикты и приговоры на основе слухов и показаний одного-единственного свидетеля?

— Он убил Менас и изнасиловал тебя, — парировал Оссакер. — Чего еще нам нужно?

— Это было десять лет тому назад! — возвысила голос Миррон.

— Время ничего не меняет. Гориан остался жив только из-за нашей неуместной привязанности к нему. Мы совершили ошибку, но повторить ее не имеем права.

— А что я скажу моему сыну, когда он спросит о своем отце? Что мы нашли его и убили за преступления, одно из которых и стало причиной рождения Кессиана?

— Миррон, мы все любим твоего сына, — ровным и рассудительным голосом сказал Ардуций. — И никто из нас уже очень давно не думал о Гориане как о его отце. Но дело даже не в этом. Кессиан — Восходящий, и по законам Восхождения он никогда не узнает, кто его отец. Так было всегда.

— А я никогда этого не понимала, — уперлась Миррон, — Какой вообще от этого может быть вред?

— Ой, да ладно тебе, Миррон, ты же все знаешь. Ранняя история Восхождения пестрит рассказами о юных дарованиях, погибших от рук своих отцов. Вот почему было принято решение забирать детей и скрывать от отцов сведения о них. А им не говорить об отцах.

— Миррон, — вмешалась Эрин, — слишком многие мужчины боятся того, что сами же порождают. И подумай о зависти. Иным, особенно тем, чьи таланты, проявившись, сошли на нет, нестерпимо видеть, как их дети добиваются того, чего сами они лишились.

— В данном случае не важно, справедливо это или нет, — подхватил Ардуций. — Значение имеет другое: это решение позволило покончить со смертями такого рода. Да, отцам приходится смириться, детям, когда подрастут, стараются все разъяснить. Мы тут все в одинаковом положении. Ни я, ни Осси тоже ничего не знаем о своих детях. Приятного мало, но мы относимся к этому с пониманием. По этой причине мы не занимаемся обучением той пряди, к которой могут принадлежать наши дети, если они одарены способностями. Мы вообще не знаем: обнаружились у них таланты или нет, находятся ли они здесь, в одной из классных комнат, или воспитываются в приемной семье в Вестфаллене. И ты не можешь требовать для Кессиана особого отношения.

— Хорошо, хорошо. — Миррон, сдаваясь, подняла руки. — Но это не меняет того, что мы затеваем дело несправедливое и неправедное.

— А ты предложи более гуманное решение, способное наверняка исключить угрозу, и я с интересом его обдумаю, — сказала Эрин. — Пока же мне представляется разумным поддержать мнение большинства. Пол, ты уж прости, но в нынешних обстоятельствах я не могу принять твою отставку. В начавшейся охоте мне могут понадобиться глаза и уши левимов. И я ни на кого не могу положиться так, как на тебя.

Но Джеред, похоже, даже не услышал этих слов — он смотрел на карку.

— Ты в порядке, Харбан? — спросил казначей.

Ардуций тоже обратил внимание на Харбана. Он сидел, уставившись на Миррон расширенными от ужаса глазами. Вернулась и дрожь, причем на сей раз дрожали не только руки.

— У Гориана есть сын? Твой сын? — выдавил карку.

Миррон кивнула.

— Тогда он тоже должен быть уничтожен, — прошептал Харбан.

На миг в комнате воцарилась полная тишина.

— Если ты его хоть пальцем коснешься, я расплавлю твой череп, — отчетливо произнесла Миррон.

Ардуций вздрогнул. Оссакер ахнул, ощутив мощную энергию ее ярости.

— Нельзя допустить, чтобы он присоединился к Гориану. Нельзя допустить, чтобы он достиг зрелости, — в ужасе и отчаянии воззвал ко всем Харбан. Лоб его покрыла испарина. — Пророчество…

Последние слова потонули в воплях и угрозах. Восходящие вскочили на ноги, Харбан тоже. Все жестикулировали и орали, силясь перекричать друг друга. Лишь Эрин сохраняла спокойствие.

— Тихо!!

Голос Джереда громом отразился от стен и привел в чувство всех, кто находился в комнате.

— У меня такое ощущение, будто я перенесся на десять лет в прошлое! — грозно продолжил казначей. — И все это безобразие вы творите в присутствии моего Адвоката. Вам надлежит следить за собой. Я ясно выражаюсь?

Последовало молчание. Потом все кивнули.

— Миррон, никто не собирается убивать твоего сына. Он в самом безопасном месте Конкорда. К нему никто не прикоснется. Харбан, ты просто лишил меня дара речи. Что это было за заявление? Мы все понимаем, что ты напуган, но вспышки такого рода недопустимы.

Ардуций видел, что Харбан не раскаивается. Он встал, и Джеред тут же призвал двух стражников.

— Проводите гостя в его комнаты. И пусть он никуда не выходит оттуда без вашего сопровождения.

— Да, господин Джеред.

— Я не стану убивать его, — пожал плечами Харбан. — Это ваше дело, а не мое. Но вы не понимаете, с чем столкнулись, а с каждым днем отсрочки угроза становится сильнее. Подумайте и о другом. Сотни лет мы неправильно истолковывали пророчество. В Карке наши лучшие умы всегда считали, что слова «отродье Восходящего» относятся к мертвым, которых он контролирует. Но, оказывается, это не так, вы понимаете?

859-й Божественный цикл, 5-й день от рождения генастро

Вечером Миррон стояла у двери в комнату, где мирно спал Кессиан, ее чудесный мальчик. Она ушла из покоев канцлера вслед за Харбаном — ее, разумеется, взяли под охрану, в саду под балконом патрулировала стража. Джеред позаботился обо всем, но ей было страшно.

— Никто не причинит тебе вреда, мой мальчик, пока я жива, — прошептала женщина. — Я никогда не покину тебя.

Ардуций и Оссакер предложили остаться с Миррон на всю ночь, но она заперла двери для всех, вознамерившись справиться со страхом в одиночку и не допускать каких-либо перемен, способных встревожить мальчика. Ей повезло, что Кессиан еще неопытен и не умеет толком считывать истинные эмоции с энергетической карты, однако чутье у него имелось. На протяжении дня Миррон не раз отмечала, что сын смотрит на нее с особым вниманием, не раз он опускал свою ладонь на руку матери, словно для того, чтобы ее успокоить. Он ничего не говорил и не задавал вопросов, но ясно было, что это ненадолго.

«Что же мне рассказать тебе, — ломала голову Миррон, — если нельзя говорить правду?»

Она прошла к окнам в комнате Кессиана и снова их проверила. Оконные проемы закрывали крепкие и плотные ставни. В дус на вершине холма было холодно, и толстые ставни, в дополнение к красивым, должно быть стоившим целое состояние, витражным стеклам помогали сохранять тепло. Наклонившись, мать поцеловала Кессиана в лоб.

— Спокойной ночи, милый, — сказала она, вышла из комнаты и закрыла единственную дверь.

Напротив, по другую сторону прихожей, находились распахнутые двери ее спальни, но Миррон туда не пошла, а устроилась прямо в холле, в кресле, куда принесла подушки и одеяло. Все-таки поближе к комнатке Кессиана. Кресло с откидной спинкой выглядело неудобным, но Миррон это не волновало — ей не верилось, что в эту ночь она вообще сомкнет глаза.