Маршал вышел наружу и сразу же отказался от попытки сосчитать разбросанные по земле мертвые тела. Теперь вместо воя ветра над площадью слышались стенания убитых горем людей. Двери и окна домов вдоль дороги шествий были сорваны или выбиты, и высыпавшие наружу ошеломленные люди растерянно озирались, не зная, за что хвататься, в то время как отовсюду неслись стоны, вопли, призывы о помощи.

При виде тел самых обычных, мирных горожан, изломанных и перекрученных противоестественным образом, Васселису стало дурно. Он насчитал восемь тел, свисавших с крыши и балконов пострадавших зданий, — их забросило туда ветром. На мостовой валялась сорванная одежда, хрустели под ногами осколки черепицы. Красное заходящее солнце придавало оставшимся после ливня лужам цвет крови.

И это прямо перед дворцом Адвоката! Васселис приложил руку к губам и опустился на колени у ближайшего тела. Это был мужчина средних лет. Без признаков жизни. Он лежал на спине, изо рта сочилась кровь, ноги и туловище образовывали почти прямой угол. Явный перелом позвоночника.

— Да примет тебя Всеведущий в свои объятия. Я скорблю о тебе.

— Скорбишь! — усмехнулся подошедший Гестерис. — Поздно, Васселис. Слишком поздно. С таким же успехом я мог бы разбросать по стенам свой запас взрывчатого порошка. По крайней мере, все кончилось бы быстрее.

И тут Васселис увидел, что к ним направляется Адвокат. Он коснулся руки Гестериса, и сенатор со свистящим вздохом обернулся. Лицо Эрин было бледным от потрясения, руки сцеплены на груди, походка такая, что казалось — она вот-вот упадет.

— Я только хотела заставить их разойтись… — потерянно произнесла она. По щекам ее струились слезы, волосы и одежду насквозь промочил дождь. — Только напутать, чтобы они разошлись по домам…

Гестерис вскинул голову.

— Это не оправдание содеянному! Такому не может быть оправдания. Это бойня! Они были безоружны, худшее, что они делали, — швырялись гнилыми фруктами. Я не могу более оставаться с тобой, мой Адвокат. И не буду.

Гестерис сорвал с головы шлем, бросил его наземь к ногам Адвоката и зашагал к дворцовому комплексу. Эрин обмякла, опустилась на колени и зарыдала.

А Васселису оставалось лишь стоять и смотреть. Слов утешения у него не было.

В честь первого дня заката генастро не трубили фанфары и горны. Не было празднования, молитв и пиров. Медвежьи Когти и цардиты помогали друг другу двигаться как можно быстрее, но мертвые все равно настигали их.

Надежда вспыхнула, когда разведка доложила о разделении вражеских сил и изменении маршрута, но тут же угасла. Те же разведчики сообщили о разграблении Асфорта, захвате боевых машин и усилении мертвецкого воинства. Пока это происходило, вымотанные легионеры Келл и их недавние пленники бездействовали, не прекращая тайного наблюдения за врагом. Конечно, его следовало бы атаковать, но она отдавала себе отчет в полном отсутствии шансов на успех. Потери среди мирных граждан неизбежны до тех пор, пока они не смогут организовать оборону столь масштабную и прочную, что это остановит продвижение мертвых.

Покинув Асфорт, мертвые повернули на юго-восток. Они двигались по пути, который должен был в конечном счете вывести на подступы к хребту Гау. Причем они прибавили шагу. Не то чтобы очень, но тем не менее их скорость возросла. Они не ведали усталости, не нуждались в отдыхе, не задерживались, если кто-то из них падал, и неуклонно шли вперед, тогда как живые впереди них выбивались из сил.

Разрыв в двенадцать миль сократился до десяти, восьми, потом до пяти. Сейчас он составлял едва ли две мили. И Келл понимала, что в ближайшие десять дней, то есть раньше, чем они успеют добраться до знаменитой линии пограничных укреплений Нератарна, известной под названием Драгоценная Преграда, их настигнут. Она шла рядом со своим конем, как и хромавший Рутрар, уступивший седло увечному воину. Позади не должен был остаться никто.

Стертые, покрытые волдырями ноги отчаянно болели, требуя отдыха, плечи сгибались под тяжестью груза, который здоровые несли за себя и за тех, кому по-настоящему следовало бы дней пять лежать пластом для минимального восстановления сил. Однако такой возможности не было ни у кого. Безостановочное продвижение мертвых заставляло всех легионеров, способных переставлять ноги, идти и идти вперед. Страх подгонял их лучше, чем любые приказы. Всадникам, конечно, приходилось полегче, однако теперь начали сдавать и лошади.

— Можем мы вообще хоть что-нибудь сделать? — размышляла вслух Келл. — Свернуть с дороги, пропустить их на Нератарн? А может быть, все-таки стоило напасть на них у Асфорта? Посмотри, сколько машин они там захватили.

— Нет, — возразил Рутрар. — Ты не должна так думать. Атаковать их у Асфорта было бы чистой воды самоубийством, ты сама это прекрасно понимаешь. Намного лучше будет, если мы выведем их навстречу армии, чем если они выйдут к какому-нибудь беззащитному городу дальше на юге.

— Да, конечно, ты прав.

— Прав-то прав, да только нам от них не оторваться.

— Ну, не смешно ли это? — в сердцах воскликнула Келл. — Мертвые еле-еле делают меньше двух миль в час, и тем не менее они скоро наступят нам на пятки.

Рутрар поморщился — морщиться от боли его заставлял каждый шаг.

— Пока еще не наступают. Однако мы каждый день проходим по сорок миль, и ни люди, ни кони не в состоянии долго поддерживать такой темп. Мы и так добились больше, чем я мог себе представить.

— Но ведь этого все равно недостаточно. Мы не сможем добраться до Нератарна, при таком раскладе не успеем. Они нагонят нас дня через два, в крайнем случае через три.

— А нам еще далеко до цели?

— Разве это имеет значение?

— Еще как имеет, — ответил Рутрар. — Потому что мы можем послать кого-то вперед, к рубежу, чтобы они известили обо всем произошедшем моего короля и твоих соотечественников. Твоя кавалерия может опередить их, увеличить разрыв настолько, что их уже не догонят, даже если кони падут. Поехать другой дорогой, наконец.

— А остальных оставить и обречь на смерть?

— Это недостойный упрек, генерал.

— Извини. — Келл ощутила укол вины. — Просто я вижу, какими мы стали, и не могу не гордиться. Всего двадцать дней назад мы с упоением убивали друг друга. Сегодня цардиты помогают эсторийцам в достижении общей цели, а в результате и те и другие становятся сильнее. Разделиться сейчас — значит отказаться от достигнутого.

— Я смотрю на это иначе, — возразил Рутрар. — Я уверен, и ты сама можешь убедиться, что все здесь, и конные и пешие, понимают, насколько важно, чтобы хоть кому-то удалось добраться до Нератарна и предупредить моего короля. Он движется сейчас туда во главе двенадцати тысяч воинов Царда, и необходимо, чтобы они сражались вместе с Конкордом, а не против него. Только в этом случае у нас появится надежда на успех.

Келл кивнула, соглашаясь.

— Тогда нам придется расстаться. Потому что я не покину своих людей, а тебе придется уехать.

— Не обязательно. Вместо меня может поехать кто-нибудь другой.

— Как посланец ты нужнее, — заявила Келл. — Я ни на миг не сомневаюсь в твоей отваге и желании отомстить, но не могу рисковать. Наше послание должно быть выслушано королем Хураном и теми, кто командует обороной Нератарна. Молю бога, чтобы Даваров остался жив — тогда, по крайней мере, Конкорд не обратится в бегство.

— Для меня было бы честью сражаться рядом с тобой.

— Так же, как и для меня. — Келл и Рутрар посмотрели друг на друга, и она почувствовала сожаление из-за того, что их дружба продлилась так недолго. — Ну? Что ты будешь делать?

— Поговорю со своими воинами. А ты должна поговорить со своими.

— У меня есть идея получше. Поднажмем посильнее, пройдем еще часок, а потом остановимся и поговорим со всеми вместе.

— Ты ведь знаешь, преградив мертвым дорогу, мы едва ли сможем задержать их, не то что остановить. Нас тут четыреста пятьдесят человек, а их больше шести тысяч.