― Какие придурки! — Елена стукнула себя кулаком пó лбу. — Заклятие стирания! Мы же можем стереть им память.

― Конечно. Мы так привыкли не злоупотреблять колдовством, что скоро станем забывать самые обычные для чародеев вещи…

―…И когда-нибудь станете такими, как мы, — грустно закончил Сэм.

Все растерянно посмотрели на мальчика в инвалидном кресле, и в воздухе маленького подземного домика повисла тишина.

Простой совет мудрого мальчика и не очень простое окончание разговора произвели впечатление и на Кочевницу, но она не могла позволить себе долго задумываться над происходящим. Её звала дорога, и она вняла зову.

Уже на следующее утро Нэнси с Оливией забыли об Альфреде и Роланда проводили в Оттел на заработки. А по дороге на север быстро и неустанно продвигались войска южан, и среди прочих — молодой отец с младенцем и дама на сносях. И никто не мог понять, как удаётся всей этой массе людей преодолевать огромные расстояния в короткие сроки и совсем без задержек в пути.

Близилось полнолуние и… снова — осень. Всё в жизни Кочевницы начиналось осенью: школа, студенчество и преподавательство в той — прошлой жизни. Но и здесь всё случалось по осени. Она явилась сюда в пору листопада, и впервые в жизни познала счастье взаимной любви год спустя. А теперь, когда близилась развязка страшного противостояния, природа не хотела разделять с людьми их бодрости и вдохновения. Она засыпала. Начало и конец сошлись, цикл пройден, и предстоял выход на новый уровень.

Марию не покидало ощущение начала конца. Она чувствовала, да просто знала, что путь кочующей рыбы лосось скоро окончится. Только бы не раньше срока, только бы не в кузнице или на поле боя… «Будь послушным, малыш. Ещё не время»…

― Обещаю вам, мой господин, ни один южанин не подойдёт к Вратам незамеченным! Они не сумеют обмануть наше зрение. — Глаза молодого чародея горели, смотрели преданно и подобострастно. Было видно, что юнец боготворит своего хозяина.

Люди постарше, собравшиеся вокруг огромного каменного стола, уставленного блюдами и подносами с едой и питьём, явно не разделяли вдохновенной уверенности своего соратника. И это не мог не заметить Тёмный Лорд Берингриф. Он и сам теперь не был уверен ни в чём. «У них …есть средство потушить огонь». Так сказала мамаша идиота Френсиса. А мадам Элеонора слов на ветер не бросает… И они сумели вынести тело Марии из Подводного мира. Очень смело… Проклятый выродок старины Флориана! Надо прихлопнуть этого клопа при первой же возможности…Слишком много хлопот от их семейства». Берингриф не слушал сидящих рядом колдунов. Ему не нужны их обещания. Он уверен, что всё будет так, как решит он, хотят этого остальные или нет, поддерживают его или нет, клянутся ему в верности или нет. …Очень нехорошо, очень… Я не увидел её тела, ничего не указывает на её гибель. Ничего… Кроме слухов, что распускают повсюду. Зачем им мёртвое тело»?

Берингриф думал, безразлично уставившись на мясистый нос колдуна, что с аппетитом уплетал жареного цыпленка. Этот господин, воспользовавшись оживлённым обсуждением планов патрулирования реки у Хайхилла, решил незаметно утолить голод. Сделать это за хозяйским столом удавалось не каждому. Гости боялись есть в присутствии хозяина: боялись невзначай рассердить его невниманием или чрезмерной прожорливостью.

Проследив взгляд Берингрифа, все тоже уставились на Хейгара. Так звали этого колдуна. Он был преданной ищейкой и слугой Тёмного Лорда. Жил на его подачки, никогда не имел семьи и даже не представлял, что может быть иначе. Ему приказывали убивать, он убивал, миловать — миловал. Мог украсть и разрушить, но мог и облагодетельствовать. Он был и ремесленником и ростовщиком, и охотником и крестьянином… Если приказывал господин. И ни разу не ослушивался хозяина. Хейгар знал, что господин всё видит и знает. А зачем кусать руку, что кормит тебя?

Тишина за столом насторожила Хейгара. Он замер с набитым ртом и ножкой цыпленка в руке, огляделся и чуть было не проглотил язык, когда обнаружил страшный взгляд, направленный на свой нос. А Тёмный Лорд налил вина в бокал и поставил его перед обалдевшим слугой, как-то «по-доброму» улыбнулся, встал и вышел в проём в стене.

Твёрдой уверенной походкой Берингриф преодолел несколько огромных залов, с десяток коридоров и лестниц вниз — в подземелье. Ему никто не встретился, да и не мог встретиться на пути. Рабы и файрбонинги никогда не шастали здесь без разрешения. А гости… Гости все остались в столовой и наконец-то могли поесть по-человечески хоть и с оглядкой на многочисленные, подсматривающие за ними, факела на стенах зала. Гости тоже не имели права передвигаться по замку просто так. Их всегда сопровождали слуги-рабы, лишённые чувств и ощущений, живущие волеизъявлением хозяина подобно муравьям-рабочим в огромном каменном муравейнике.

В самое нутро этого муравейника направлялся Тёмный Лорд. Он теперь день за днём проделывал этот путь. Когда-то в далёком детстве его водил так же часто в подземелье отец. Он учил Берингрифа кузнечному делу. Каждый потомок Кейвдэвла обязан был познать тайны кузнечного мастерства, ибо они сделали их великого прародителя непобедимым. Мышечная память весьма долговечна: Берингриф не делал этого уже, казалось, тысячу лет, но вспомнил всё в одночасье.

Ещё недавно он мечтал, что приведёт в кузницу своего сына, а теперь… Появится ли когда-нибудь в замке другой хозяин? Тёмный Лорд знал предсказания старого маразматика Сильвера, но никогда в них не верил, как не верил ни во что, придуманное людишками и колдунами. Он сам был магом, но он был лучшим из всех. Это всегда говорили его отец и дед. Потомки Кейвдэвла рождены, чтобы покорить мир, подчинить его себе. И они делали это веками. Почему он — Берингриф должен стать последним? Почему он должен не удержать власть над этой проклятой страной с её эльфийским прошлым?

Каждый вопрос, рождаемый воспалённым самолюбием и ненавистью, гулким эхом от удара молота о наковальню разносился по подземелью. Это сам господин работает в своей кузнице. Когда Тёмный Лорд начинал творить магическое действо, рабы становились почти бездыханны. Он не мог контролировать их в эти минуты и заставлял погружаться в состояние, граничащее со смертью. Но дело Тёмного Лорда было куда важнее труда рабов. Он ковал всадников, что имели мощь, подобную той, какую даёт файрбонингам рождение в кузнице его предка. Каждый, выкованный тёмным магом всадник стоил сотни, изготовленных рабами. Берингриф использовал всё своё колдовское дарование и огонь чаши, которая хранила своё содержимое со времён Кейвдэвла.

Уже несколько дней войско южан продвигалось по безжизненным снежным пустыням северных земель. Приближалась зима итак достаточно суровая в здешних местах. Но теперь просто негде было укрыться от ледяного ветра, колючего снега и удушающего, с привкусом крови воздуха. Некоторые люди не выдерживали и возвращались на Юг. Другие, более восприимчивые к магическому воздействию, научались противостоять дыханию самой смерти. С помощью колдовства слонов покрыли густой длинной шерстью серебристого цвета, и они теперь походили на мамонтов, искупанных в серебрянке.

Кочевница настаивала на движении без остановок. Все диву давались: и люди, и животные давно обессилили от многодневной гонки, холода и уныния, которое проникало в души вместе с отравляющим воздухом. Пищу принимали на ходу, спали тоже: по очереди в повозках. Но никто не болел и не отставал.

Приближалось полнолуние, и тревога нарастала в сердцах посвящённых в тайну. Особенно выказывал беспокойство молодой отец Хранителя Ключа. Роланд ни на минуту не выпускал из рук Альфреда во время всего похода, а теперь он просто помешался на своём чаде: совсем не спал, охраняя спокойствие младенца, не позволял ему даже пискнуть. Роланд очень напоминал своего отца, который целую вечность назад также опекал и боготворил Сэмюеля, пока не познал истинную тяжесть бремени, что легла на худенькие плечики беззащитного мальчугана.