Мадам Элеонора — единственный человек в мире для него, настолько любящий и преданный, что была готова оправдать любую слабость своего сына. Но в этой слабости, из-за которой он пал так низко, превратился в хозяйского лизоблюда, Френсис не мог признаться даже матери. Тем более, матери — непримиримой поборнице законов магического сообщества, свято верящей, что лишь благодаря справедливости этих законов и существует Страна Северных и Южных Народов. Хоть и грезилось мадам Элеоноре будущее во власти мудрых волшебников, принять власть тёмной магии она никогда бы не согласилась.

― Что тревожит тебя, мой дорогой, уже так давно? Материнское сердце ведь не обманешь. — Мадам Элеонора подошла к столу, за которым в раздумьях сидел её ненаглядный Френсис.

Кабинет был образчиком роскоши и комфорта. Ковры и картины; мебель из добротного дерева, кожи и текстиля; инкрустации, керамика и рельефы — всё располагало к созерцательной праздности и покою. И только книги и многочисленные свитки повсюду в строгом порядке и гармонии формы и цвета могли бы увлечь пытливую натуру и спасти от отупляющей успокоенности в чистеньком благополучном мирке.

Френсис поцеловал ухоженную руку в мелких морщинках, положенную ему на плечо, и прижался к ней щекой.

― Тебя тревожит то, что война даёт многим налогоплательщикам лазейки? Это, мой дорогой?

Френсис не отвечал. Он часто выбирал такую тактику с матерью, когда не знал, что сказать или боялся попасть впросак. Это вселяло в Элеонору уверенность, что её сын бесконечно мудр: немногословность ведь всегда была признаком ума и благоразумия.

Френсис встал из-за стола, напустив на себя личину государственного мужа, изнурённого думами о благе страны, и подошёл к окну, что выходило на площадь, носящую имя его незабвенного отчима. Мадам Элеонора последовала за сыном. У окна она нежно взяла в ладони лысеющую голову Френсиса и прижала к своей груди. Он был гораздо ниже ростом, чем мать, и потому всегда чувствовал себя ребёнком в её объятиях.

― Не знаю, мама, сколько времени продлится ещё это ужасное противостояние, но государство ослаблено… И не скоро ещё сможет вернуться к прежнему благополучию.

― Не забывай, сынок, что благополучие вообще не наступит, если мы не выйдем победителями из этого противостояния. Зло не сдаётся без боя. Возможно, если бы власть принадлежала избранным, принадлежала бы магам, то война закончилась не начавшись. Жаль, что мы слишком считаемся с людьми. Это всегда мешало нам идти вперёд, всегда создавало массу проблем. Я знаю, ты согласен со мной… Если бы нам не пришлось сотни лет доказывать людям своё доброе к ним расположение, если бы было принято решение сбросить эту ношу как балласт, сегодня мы далеко бы ушли… Вперёд. Что там феи и эльфы с их пресловутой вековой магической мудростью.

― Помнишь, ты говорила, что Берингриф — лишь сумасшедший преступник, маниакальный последователей безумных предков. А теперь он уничтожил полгосударства. Ты не думаешь, что в его руках непобедимая сила?

― Ну, положим, непобедимая сила теперь потеряна навсегда, — Элеонора имела ввиду Кочевницу. — Наши силы равны, сынок… Можешь мне поверить, очень скоро он лишится и последней надежды. Живя вдали от цивилизации, хоть даже и имея огромный магический потенциал, он никогда не сможет противостоять нашим знаниям и опыту. Скажу тебе по секрету, дорогой, — дама перешла на шёпот, — следующее выступление на Север будет серьёзно подкреплено.

Френсис старался не подавать виду, но ладошки похолодели и намокли, в горле пересохло, а на ум не шли никакие фразы, чтобы беспристрастно продолжить беседу и не вызвать подозрения у мудрого председателя магического совета. Но Френсис напрасно беспокоился. Дама, что умела вывести на чистую воду сотню изощрённых лжецов, никогда не смогла бы разглядеть даже очевидной для всех, доказанной многократно вины своего чада. Она совершала непоправимую ошибку: инвестировала все свои чувства и надежды в недостойного человека.

― Знаешь, мама, главное, чтобы это подкрепление не обошлось нам большой ценой. Столько погибших…

Элеонора даже прослезилась, растроганная сочувствием сына.

― Нет, мой дорогой. Всё взвешено и продумано. Дело поручено Орландо и его людям. Ты знаешь, они редко дают осечку. Тем более, в таком деле… Они справятся.

― В каком, мама?.. — Френсис будто между прочим бросил матери вопрос и озабоченно стал перебирать бумаги на столе.

Элеонора начала говорить очень тихо, наклонившись над столом и сыном. В самое его ухо.

― Орландо снова отправится в кузницу Берингрифа. У нас есть средство потушить огонь. Это погубит всех его всадников. Он останется без армии… Понимаешь? — Элеонора хотела ещё что-то сказать, но устрашилась своей откровенности. Поспешно чмокнула сына в щёку, распечатав комнату и послав ему лучезарную улыбку, скрылась за дверью, оставив за собой шлейф тонкого изысканного аромата дорогих духов.

А Френсис, не помня себя от нечаянной радости, бросился к шкафу с книгами, передвинул один из фолиантов и нырнул в проём, открывшийся в стене. На ходу он бормотал заклинания, запечатывая всё за собой. Уверенно шагая по длинному извилистому коридору, он сиял, зная, что такая весть, хоть и огорчит хозяина, но и поднимет его — Френсиса в глазах тёмного мага.

В конце коридора — ржавая металлическая дверь. За нею — чаша с магическим огнём из кузницы Берингрифа. Когда последние меры предосторожности были приняты, Френсис заговорил. Он обстоятельно рассказывал о планах южан — всё, что знал. Когда рядом не было хозяина, речь сборщика налогов не путалась. И в это же время в тронном зале Лорд Берингриф внимал ему, темнея лицом и воспламеняясь ненавистью.

В Оттеле полным ходом велась подготовка к наступлению: подтягивались и организовывались все имеющиеся военные силы. Кто не владел магическим оружием, вооружался тем, чем издревле пользовались люди в охоте на диких животных и в своих междоусобных войнах. И хотя роль таких бесхитростно вооруженных солдат в этой войне была не очень велика, им вменялось в обязанность добывать пищу остальным, присматривать за лошадьми и слонами, разбивать лагерь и ухаживать за ранеными, а в том, что таковые будут, никто не сомневался. И им понадобится не только магия, но и обычные перевязки, кормление из ложечки и прочее.

На постоялом дворе Кривого Билла тоже собирались в дорогу. Давно был разработан план добычи воды из Подводного мира и её компактная упаковка. Эдуард рассчитал, что погасить магический огонь в кузнице Берингрифа сможет и одна кружка волшебной жидкости из озера, но решено было набрать её побольше, чтобы уж наверняка. Потом воду упакуют, заключив в капсулу, какими пользуются для изготовления хлыстов. Она не разобьется и сделает жидкость недоступной для магии Тёмного Лорда.

Самым сложным оказалось рассчитать время, чтобы прийти к реке у Хайхилла ровно в полнолуние и подтянуть к сроку войска. Никакие хронологические расчёты Эдуарда не давали гарантий. Зато гарантии давала Мэри. Она жила в норе под дубом, каждый день встречалась с Орландо — чаще всего он ночевал именно там, и не переставала упрашивать любимого взять её с собой:

― Если я буду с вами, мы попадём в Хайхилл как раз к сроку, и войска не замешкаются в пути. Вот увидишь, Орландо. Ты не можешь отрицать, что я права.

― Ты должна остаться здесь — в безопасности. Ты же сама говорила, что этот малыш спасёт мир.

― Спасёт. Куда он денется? Вот он: здесь. — Мария взяла руку Орландо и приложила к атласному бантику под самой грудью. — Если он выжил в замке Берингрифа, в Подводном мире и даже в гробу, то с ним ничего не случиться. Поверь мне.

Ни один вечер не обходился без споров. И однажды Орландо сказал:

― Ты никуда не пойдёшь. И больше не будем об этом, Мэри.

Впервые Мария, совсем как когда-то Лизи, просто не стала возражать. Она, конечно, боялась новой разлуки и была уверена, что расставание не пойдёт на пользу никому, но подчинилась и поклялась себе больше не просить Орландо взять её с собой.