– Иду, иду! – крикнул он, выключая в лаборатории красный свет.
Досада от того, что его прервали, вмиг улетучилась, стоило ему распахнуть дверь. На лестничной площадке с виноватой улыбкой на хорошеньком личике и спортивной сумкой через плечо стояла Сандра – его двадцатидвухлетняя сестра.
– Лютик, ты? – воскликнул он, назвав ее ласковым детским прозвищем.
Сандра бросилась ему в объятия:
– Хай, большой брат! Рад меня видеть?
– Спрашиваешь! Дай-ка я на тебя полюбуюсь! – Улыбаясь, он цепким взглядом охватил шапку белокурых волос, огромные карие глаза, маленький вздернутый носик. По обыкновению одета она была отнюдь не «от кутюр», но весьма своеобразно и со вкусом. Для путешествия через Атлантику она выбрала свободные джинсы, рабочие ботинки – по ее словам, последний писк студенческой моды – и зеленую армейскую куртку, купленную на блошином рынке в Лондоне четыре месяца назад.
Она развела руками:
– Как тебе нравится мой наряд?
Тед рассмеялся:
– На тебе – очень.
Приняв из рук сестры сумку, он обнял ее за талию. Они вместе прошли в комнату.
– Почему не предупредила, что приедешь? Я бы встретил в аэропорту.
– Времени не было. – Сандра рухнула на широкую красную софу и скользнула взглядом по черно-белым снимкам на стенах. Какие-то события… Снято недавно, впрочем, она не удивилась. Тед, такой же неугомонный по отношению к окружающему его интерьеру, как и к личной жизни, менял их регулярно.
– Я выехала из Остина примерно в то же время, когда ты выбирался из Сараево.
– Как ты узнала об этом?
– Позвонила Ллойду. – Она самодовольно улыбнулась. – Не только у тебя, знаешь ли, есть мозги.
– Не спорю, не спорю.
Сандра, потянув брата за рукав, заставила его присесть на софу.
– Теперь моя очередь инспектировать. – Нахмурясь, она вглядывалась в милое открытое лицо, взъерошенные светлые волосы, темно-василькового цвета глаза, которые он унаследовал от отца, двухдневную щетину на квадратных скулах. – М-м-м, ты выглядишь усталым. Но видимо, надо благодарить Бога за то, что ты вообще остался жив, судя по тому, что я слышала в новостях.
– И что же?
– Что английский вертолет с журналистами на борту взлетел с аэродрома Сараево под ураганным огнем. Ты ведь летел на нем, не так ли? Ты был на борту этого вертолета!
– Перестань хмуриться, Лютик, а то у тебя появятся преждевременные морщины. Какая разница, в каком я был вертолете? Я здесь, перед тобой, целый и невредимый.
Выражение лица Сандры ничуть не изменилось.
– Клянусь Господом Богом, Теодор, если ты будешь продолжать в том же духе, у меня не только морщины появятся. К выпускному курсу я буду единственной седой студенткой. И все потому, что очень беспокоюсь за тебя.
– Так перестань волноваться.
– Легко сказать! У тебя ведь нет братца-авантюриста, искателя приключений!
– Искатель приключений, черт! Просто я таким образом зарабатываю себе на жизнь.
– А почему бы тебе не делать это по-другому, менее рискованно? Например, снимать показы мод. Наверняка будешь загребать кучу денег.
– Да, и через неделю умру от скуки.
– От скуки? – Она насмешливо взорвалась. – С Клаудией Шиффер, целый день дефилирующей перед тобой в нижнем белье?
Закинув руку на спинку софы, он неопределенно пожал плечами.
– Как говорится, если увидел одну манекенщицу в нижнем белье, считай, что видел их всех.
Он, конечно, слегка преувеличивал, но Сандра знала, что ничто не увлекало Теда так, как его нынешнее занятие. На пятнадцать лет старше ее, он получил первое признание, как фотожурналист во время американского вторжения в Гренаду. В 1989 году, когда он работал по заданию «Лондон таймс», шумный успех ему принесли заставившие мир содрогнуться снимки двух арабских боевиков, ворвавшихся в стамбульскую синагогу и расстрелявших двадцать одного прихожанина. Сейчас, девять лет спустя, он ничуть не остыл. Лишь в глазах появилось какое-то странное печальное выражение, раньше она такого не замечала. Видимо, война в Югославии потрясла и его.
Тед вытянул свои длинные ноги поперек кофейного столика.
– Расскажи-ка мне лучше, Лютик, как твои дела в колледже.
– Отлично. Папа наконец-то смирился с тем, что я не буду поступать на юридический.
– Насколько я понял, твое сердце все еще горит педагогикой.
– И сильнее, чем когда бы то ни было. Просто потребовалось время, чтобы смириться, вот и все.
– Нелегко, наверное, тебе пришлось?
– Не тяжелее, чем тебе, когда ты объявил, что собираешься стать фотожурналистом и так его разочаровал. – Она рассмеялась. – Мне кажется, в глубине души он всегда считал, что я стану второй Энн Ричардс.
– Тогда тебе надо ездить на «харлее».
Сандра с хохотом уткнулась ему в плечо.
– Господи, Тед, ты всегда знаешь, как меня рассмешить!
Глядя на нее сверху вниз, он пытался догадаться, что же все-таки привело ее сюда на этот раз.
– Так вот зачем ты отмахала пять тысяч миль! Чтобы вволю посмеяться?
Не услышав ответа, он приподнял ее двумя пальцами за подбородок и посмотрел ей в глаза.
– Что-то случилось, сестричка?
– Нет. Просто… – Она вскочила. – Может, прогуляемся? У меня все затекло после восьми часов перелета, хорошо бы малость размяться.
– Конечно. – Он поднялся. – Куда пойдем?
– Даже не знаю. Как насчет той чайной, что понравилась мне в Голдборне? «Бюргард»?
Тед снял со спинки стула коричневую кожаную куртку пилота бомбардировочной авиации и натянул на плечи.
– «Бюргард», так «Бюргард».
Вскоре они уже пробирались через оживленный Портобелло, где воскресным днем можно было найти все что угодно – от допотопных пишущих машинок и старинных книг до африканских масок. Раньше, когда Тед только-только поселился в Ноттинг-Хилле, район пребывал в запустении, кварталы выглядели убого, с обшарпанными домами и запущенными парками. Но за десять лет реконструкции здесь все изменилось. Ныне улицы расцветили магазины-бутики, художественные галереи и модные рестораны для самой изысканной городской публики.
«Бюргард», модный чайный салон на Голдборн-роуд, был одним из любимейших Сандрой мест в Лондоне. Он привел ее сюда однажды летом, когда она впервые приехала к нему. Смотреть на нее, вожделенно пожирающую глазами корзинку с пирожными, было одно удовольствие. Так же как и фотографировать.
Заведение было забито битком, но благодаря знакомой официантке им тут же предложили сесть за стол. Оба заказали чай «Ерл Грей» и пирожные ассорти, Тед довольно потер руки.
– Ну, так что случилось, Лютик? Твой дружок доставляет тебе неприятности? Если он… – он многозначительно хрустнул костяшками пальцев. – Дай только знать, и я ему устрою!..
– В настоящий момент у меня нет приятеля. – Взгляд Сандры скользнул в направлении пожилого джентльмена с маленьким мальчиком, очевидно, внуком, которые заняли соседнюю кабинку. – С папой беда.
Он и сам уже догадался об этом, поскольку у Сандры не было привычки сваливаться как снег на голову, не предупредив заранее.
– Он снова заболел?
Она медленно кивнула:
– Он умирает.
Непонятно, какая из эмоций была сильнее – изумление или горечь. Он всегда считал отца неподвластным бедам, и не без основания. В свои шестьдесят три бывший сенатор штата Техас прошел корейскую войну, на него дважды покушались террористы, он выжил в вертолетной катастрофе, унесшей жизни трех американских конгрессменов. Если и был на земле человек, способный обмануть смерть, то это именно Чарльз Кендалл.
К горлу Теда подступил комок.
– Рецидив рака?
Сандра кивнула:
– Он уже давно чувствовал себя неважно – какие-то боли в боку, усталость. В конце концов, ему надоело мое занудство, и он согласился на обследование. – Ее голос дрогнул. – На этот раз болезнь засела в печени. Это не операбельно.
– Проклятие! – Он дождался, когда официантка выполнит заказ, затем заговорил вновь: – Сколько ему осталось?
