— Послушай… — тихо произнёс он, переходя на русский. — *«Я мечтою ловил уходящие тени, уходящие тени погасавшего дня…»*

Жанна замерла, держа иглу на весу. Она не понимала слов, но ритм русской поэзии, низкий и хриплый голос Пьера действовали на неё сильнее любого морфия.

— *«Я на башню всходил, и дрожали ступени, и дрожали ступени под ногой у меня…»* — Пьер открыл глаза и посмотрел на неё с несвойственной ему нежностью. — Это Бальмонт. Про свет и тени. Как раз про нас сегодня.

— Звучит красиво, — Жанна закончила последний стежок и закрепила узел. — Даже если ты читаешь это, чтобы я не заметила, как у тебя дрожат руки.

— Это от кофе Ахмеда, а не от стихов, — Пьер притянул её к себе за талию.

Жанна не стала сопротивляться. Она прислонилась лбом к его лбу, вдыхая запах его пота, пороха и дешёвого табака. В этом огромном, проклятом соборе, окружённом монстрами, они на несколько секунд стали просто двумя людьми. Пьер коснулся её губ — мимолётно, почти невесомо, запечатлевая этот момент покоя.

— Обещай мне, — прошептала она, — что в следующий раз на колокольню мы пойдём вместе.

— Обещаю, — соврал Пьер, зная, что снова пойдёт один, если это потребуется. — А теперь дай мне ещё этого яда из кружки. Кажется, я начинаю привыкать к его вкусу.

Жанна тихо рассмеялась и, чмокнув его в небритую щеку, поднялась, чтобы собрать инструменты. Рассвет за окнами собора становился всё ярче, обещая новый день, полный крови и серебра.

Кофе Ахмеда, напоминавший по вкусу смесь гудрона и авиационного топлива, окончательно разогнал остатки сна. Пьер чувствовал, как по венам бежит бодрящий яд, заставляя чувства обостряться до предела. Сонливость ушла, сменившись холодной, расчетливой агрессией.

— Ахмед, бери портативный сканер и «Зиг». Ионеску — в машину, живо, — скомандовал Пьер, закидывая за спину ремень «Ультимы».

— Мы что, едем на прогулку? — Ахмед быстро подхватил сумку с оборудованием.

— Мы едем в деревню. Ликаны не сидят в лесу круглосуточно, им нужна база, провизия и глаза среди людей. А теперь я знаю, на что смотреть.

Они загрузились в бронированный «Хайлакс». Ионеску, втиснутый на заднее сиденье между сумками с БК, выглядел так, будто его ведут на эшафот. Пьер сел за руль, бросив на пассажирское сиденье Vector с примкнутым тридцатизарядным магазином.

Двигатель взревел, и внедорожник выкатился из ворот собора, вздымая фонтаны грязной жижи.

Деревня, примостившаяся в низине в трех километрах от базы, встретила их мертвой тишиной. Серые дома с низкими крышами казались пустыми, но Пьер кожей чувствовал десятки взглядов, сверлящих бронированные стекла из-за зашторенных окон.

— Прикрой сектор, — бросил Пьер Ахмеду, когда они затормозились на центральной площади у колодца.

Дюбуа вышел из машины, не снимая «Ультиму» с предохранителя, но держа палец на спусковой скобе. Он медленно обвел взглядом площадь.

Теперь он знал, что искать. Ликаны из «Гаммы» могли сменить облик, могли нацепить крестьянские тулупы, но они не могли избавиться от десятилетий муштры. Пьер искал не клыки. Он искал **силуэт**.

— Ионеску, за мной, — Пьер направился к местному трактиру, откуда тянуло кислым пивом и печным дымом.

Внутри было темно и сыро. Трое мужчин за столом в углу замерли с кружками в руках. Обычные горцы: грубые лица, мозолистые руки. Но Пьер смотрел на ноги.

Один из мужиков сидел, поставив стопы параллельно, готовый сорваться в рывок за долю секунды — классическая «штурмовая» стойка сидя. Второй держал кружку левой рукой, хотя на столе лежали обрезки вяленого мяса, которые удобнее резать правой. Правая рука, привыкшая к пистолетной рукоятке, покоилась на бедре, чуть согнутая в запястье.

— Добрый день, джентльмены, — Пьер заговорил на английском, чеканя слова. — Ищу старых друзей. Группа «Гамма». Говорят, они тут часто бывают.

Тишина стала осязаемой. Мужчина в центре — широкоплечий, с коротким ежиком седых волос — медленно поднял глаза. Они были человеческими, но взгляд… Пьер узнал этот взгляд. Так смотрят операторы Отдела, когда просчитывают траекторию пули в твою голову.

— Вы ошиблись адресом, наемник, — ответил «горец» на чистом английском с легким техасским акцентом. — Здесь живут только пастухи.

— Пастухи, которые стригут овец ножами Ka-Bar? — Пьер кивнул на поясницу мужика, где под курткой отчетливо проступали очертания тактических ножен. — И которые носят обувь с подошвой Vibram?

Пьер сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Он почувствовал знакомый запах — не просто зверя, а запах чистки оружия и дешевого армейского табака.

— У тебя на шее шрам, приятель, — Пьер указал стволом дробовика. — Характерный ожог от лямки тяжелого рюкзака при длительном марше. И татуировка на предплечье, которую ты пытался свести кислотой. Щит и цифра восемь.

Мужчина медленно поставил кружку на стол. Его мышцы под курткой напряглись, как стальные тросы.

— Пастырь сказал, что пришлют лучших, — прохрипел он, и его голос начал вибрировать, приобретая звериные нотки. — Но ты просто еще один мертвец в дорогом шмоте.

— Ионеску, на выход! — рявкнул Пьер.

В следующую секунду стол полетел в сторону. Ликан не стал трансформироваться полностью — это заняло бы слишком много времени. Он просто рванул вперед с невероятной человеческой скоростью, выхватывая из-за спины нож.

Пьер нажал на спуск «Ультимы».

*Бам!*

Первый выстрел из «Ультимы» был лишь точкой отсчета. Тяжелый серебряный дротик пригвоздил плечо «техасца» к бревенчатой стене, но тот даже не закричал. Вместо этого он выдал короткую ругань на чистом английском и, рванув чеку гранаты прямо зубами, оттолкнулся от переборки.

— Ложись! — рявкнул Пьер, вбивая Ионеску под массивную дубовую лавку.

Он не стал дожидаться взрыва. Перекатом ушел за стойку, сбивая задом батарею пыльных бутылок. Грохнуло так, что с потолка посыпалась вековая труха вперемешку с осколками глиняных кружек. Уши заложило ватой, но Пьер уже чувствовал вибрацию пола — двое других «пастухов» сорвались с мест.

Один из них, широкоплечий детина с изуродованным лицом, перемахнул через стол в зверином прыжке. В его руках тускло блеснул обрез.

*Бам!*

Пьер выстрелил из «Ультимы» навскидку, целясь в центр массы. Дротик «S-DART» вошел ликану в грудь, пробив старый кевларовый жилет, скрытый под тулупом. Тварь отбросило назад, впечатав в пылающий очаг. Запахло паленой шерстью и кипящей кровью. Фиолетовый дым от серебра повалил из разорванной груди, как из выхлопной трубы.

Второй враг зашел слева. Он не прыгал — он двигался технично, по-спецназовски, прикрываясь колонной. Короткая очередь из «Узи» вспорола столешницу над головой Пьера.

Шрам выпустил дробовик на ремне и выхватил «Вектор». Магазин на тридцать патронов был заряжен серебряной экспансией.

— Поешь серебра, сука! — Пьер высунулся из-за стойки и выдал длинную очередь.

Оружие в руках пело — сухой, ровный стрекот. Пять патронов ушли точно в колено ликану, дробя сустав в кашу. Тварь рухнула, и Пьер, не давая ей опомниться, всадил еще три пули в череп. Голова ликана лопнула, разлетаясь ошметками серого вещества и шерсти по стене.

— Десять ушло! Двадцать в магазине! — Пьер сменил позицию, чувствуя, как адреналин сжигает остатки усталости.

Из облака пыли в центре зала вылетел «техасец». Плечо его дымилось, кожа на лице начала лопаться, обнажая серую щетину и мощные челюсти, но он всё еще держал в руке армейский нож.

— Ты… сдохнешь… легионер! — прохрипел он. Голос его уже мало напоминал человеческий.

Он сократил дистанцию за один рывок. Пьер не успел вскинуть «Вектор» — ликан ударил ногой в грудь, выбивая воздух и отбрасывая Шрама к стене. Нож твари полоснул по воздуху в сантиметрах от горла Пьера.

Шрам выронил автомат и выхватил артефактный нож Лебедева. Чёрный клинок хищно блеснул в полумраке.

Лезвие к лезвию. Искры брызнули в стороны, когда сталь столкнулась со сталью. Ликан был сильнее, его масса давила Пьера к полу, но у Шрама было преимущество в технике и холодном рассудке. Он пропустил удар мимо, резко уходя вниз, и всадил свой нож в подмышечную впадину ликана — туда, где броня не защищала сустав.