Он прыгнул, оттолкнувшись от стены так сильно, что на бетоне остались глубокие трещины. В полете он выхватил нож у одного из падающих бойцов. Лезвие, усиленное мощью его руки, пробило шлем командира группы вместе с черепом, пригвоздив его к стальной переборке.

Через минуту в коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением поврежденной газовой магистрали и тихим писком тактических компьютеров на телах убитых. Пьер стоял среди обломков оборудования и разорванной брони. На его теле не было ни единой раны — лишь несколько серых пятен там, где пули пытались пробить его защиту.

Он посмотрел на камеру наблюдения, закрепленную под потолком.

— Это только первый круг, Лебедев, — произнес он, и звук его голоса заставил линзу камеры мелко завибрировать. — Я иду за тобой. Выпускай остальных.

Пьер подошел к следующей гермодвери, ведущей на Второй уровень. Ему не нужны были коды. Он просто вогнал пальцы в стык между бронированными плитами и с чудовищным усилием развел их в стороны. Металл визжал и деформировался, пока не поддался, открывая путь в темноту биологических реакторов.

Второй уровень «Объекта Зеро» встретил его не неоном, а запахом сырого мяса, аммиака и застоявшейся лимфы. Это был «Инкубатор» — огромное пространство, разделенное перегородками из бронированного поликарбоната, за которыми в мутном питательном растворе дозревали те, кого Лебедев называл будущим человечества.

Пьер шел по центральному проходу, и звук его шагов — тяжелый, лишенный человеческой мягкости — отдавался в пустоте зала металлическим лязгом. Его стальная кожа теперь слабо светилась изнутри: серебряная плазма «Адама» пульсировала в такт его замедленному сердцебиению.

— Выпускай их, — негромко произнес он, зная, что Лебедев слышит каждое его слово. — Не трать мое время на запертые двери.

В ответ раздался протяжный свист стравливаемого давления. Десятки капсул раскрылись одновременно. Из них, захлебываясь в околоплодной жидкости, начали вываливаться существа.

Это были **молодые альфы** — результат ускоренной селекции. Они были крупнее обычных ликанов, их мускулатура была гипертрофирована, а когти имели молекулярную заточку. Следом за ними из теней вышли «прототипы-гибриды»: существа с асимметричными телами, у которых кости были укреплены углеродным волокном, а нервная система была выведена напрямую к внешним костяным лезвиям.

Первый альфа прыгнул сверху, пытаясь использовать массу своего тела, чтобы прижать Пьера к полу. Его челюсти, способные перекусывать стальные балки, сомкнулись на плече Пьера.

Раздался противный хруст. Но это не были кости Дюбуа. Зубы альфы разлетелись в крошку о его металлическое плечо, не оставив на нем даже царапины. Пьер медленно, почти лениво, поднял руку и обхватил голову монстра. Его пальцы вошли в череп альфы, как в мягкую глину. Короткое усилие — и голова существа лопнула, забрызгав пол густой темной жидкостью.

Пятеро прототипов атаковали одновременно. Они двигались слаженно, как единый механизм. Один из них, с длинным костяным шипом вместо правой руки, нанес удар в корпус Пьера. Острие вошло в стык между мышцами, но Пьер даже не дрогнул. Он просто напряг стальные волокна пресса, зажимая лезвие внутри себя, и резким поворотом торса сломал кость врага.

— Ваша плоть слишком слаба, — рокот Пьера заставил вибрировать стекла инкубаторов.

Он перешел в наступление. Это не был танец бойца, это была работа промышленного пресса.

Пьер схватил ближайшего прототипа за конечности. Одной рукой он удерживал его за бедро, другой — за плечо. Резкий рывок в разные стороны — и существо было разорвано пополам. Позвоночник лопнул с сухим щелчком, а внутренности выплеснулись на стерильный пол. Пьер даже не посмотрел на останки.

Молодой альфа попытался нанести удар когтями в шею. Пьер перехватил его лапу в воздухе. Звук дробящихся костей предплечья слился с воем монстра. Дюбуа использовал скулящего альфу как живой снаряд, швырнув его в группу нападающих с такой силой, что удар буквально размазал троих о стену реактора.

Последний из прототипов, самый крупный, попытался использовать встроенный в предплечье гидравлический клинок. Пьер просто встретил удар кулаком. Сталь столкнулась с костью. Клинок прототипа вошел в руку Пьера на несколько сантиметров, но серебряная плазма тут же начала плавить инородный предмет. Пьер второй рукой схватил врага за нижнюю челюсть и просто потянул вверх. Нижняя часть черепа отделилась от верхней с влажным звуком разрываемых сухожилий.

Через три минуты в «Инкубаторе» не осталось ничего живого. Пьер стоял в центре зала, по колено в темной крови и обрывках синтетической плоти. На нем не было ни единой глубокой раны — мелкие порезы от костяных лезвий затягивались прямо на глазах, оставляя на месте стальной кожи лишь тонкие серебристые шрамы, которые тут же исчезали.

Он поднял руку, рассматривая кровь врагов на своих когтях. Она казалась ему чем-то бесконечно чуждым и примитивным.

— Это всё, что ты можешь мне противопоставить? — Пьер посмотрел в объектив камеры, которая теперь была забрызгана останками альфы. — Твои дети умирают, так и не успев родиться. Я на пороге Третьего уровня. Открывай.

Он не стал ждать ответа. Пьер подошел к следующему затвору и, вместо того чтобы искать панель управления, просто ударил по ней кулаком. Мощность удара была такова, что электроника мгновенно выгорела, а многотонная плита деформировалась, вылетев из пазов.

За дверью его ждал Третий уровень — «Святая Святых», где воздух был ледяным, а стены были выложены древним камнем монастыря. Там, в тишине, его ждало то, ради чего всё это затевалось.

Третий уровень «Объекта Зеро» встретил его мертвой тишиной древнего камня. Это место называли «Святилищем» — здесь, за стенами монастыря Святого Стефана, наука Лебедева достигла своего апогея, сохранив при этом эстетику средневекового склепа. Высокие готические своды были оплетены жгутами оптоволокна, словно черным плющом, а холодный воздух пах пылью веков и едким озоном работающих серверов.

Пьер Дюбуа, которого все — от наемников до выживших — знали только как **Шрама**, шагнул в полумрак. Он больше не был человеком в привычном смысле, но он категорически отказывался называть себя «Адамом». Название, придуманное Лебедевым, было клеймом, а имя «Шрам» было заслужено в грязи Лиона и крови Гданьска.

Его тело, перестроенное сывороткой «Адам», напоминало оживший монумент из вороненой стали. Серебряная плазма в его венах гудела, как высоковольтная линия, а белое свечение глаз выжигало тьму, превращая мир в тактическую карту тепловых сигнатур и векторов движения.

### Группа «Призраки»: Последний заслон

Впереди, в нефе собора, его ждали. Группа «Призраки» — личная гвардия Отдела 28. Это не были зеленые новобранцы или выращенные в чанах альфы. Это были ветераны-инвалиды, чьи тела были на две трети заменены высокотехнологичной керамикой и титаном, а разум был объединен общим нейроинтерфейсом «Улей».

Они не выкрикивали угроз. Они просто начали охоту.

— Контакт. Цель: Шрам. Дистанция — сорок метров. Применить рельсотроны.

Тишину разорвал свист, переходящий в ультразвуковой визг. Вольфрамовые болты, выпущенные из магнитных пушек, ударили Шрама в грудь. Кинетическая энергия была такова, что пятитонные колонны собора дали трещины от ударной волны. Шрама отбросило назад, его стальные пятки пропахали в древнем известняке глубокие борозды.

Он замер, упершись когтями в пол. В местах попаданий его кожа раскалилась добела, а из микротрещин сочилась сияющая плазма. Но он не упал.

— Моя очередь, — прорычал Шрам. Его голос, усиленный модифицированными связками, ударил по барабанным перепонкам оперативников, вызывая системные сбои в их шлемах.

Молча рванулся вперед. Это не был бег — это был снаряд, выпущенный из пушки. Преодолев сорок метров за доли секунды, он возник перед первым оперативником раньше, чем «Улей» успел просчитать траекторию.