Шрам достал сигарету, но не зажёг её, просто катая фильтр по губам. Привычка экономить свет в «красной зоне» въелась глубже, чем устав.

— Пастырь. Это имя… оно звучит не как кличка вожака стаи. Оно звучит как старый позывной.

Жанна наконец отвела взгляд от прицела и посмотрела на него. В зеленоватом отсвете контрольных ламп её лицо казалось высеченным из холодного мрамора.

— Ты думаешь о том же, о чём и я? О том, что этот ублюдок слишком хорошо знает наши протоколы? Он не атаковал собор в лоб. Он ждал, пока мы выставим датчики. Он вычислил наши «мёртвые зоны» под колокольней раньше, чем мы успели их перекрыть.

— 28-й отдел не первый год работает в этих краях, — Пьер сплюнул на плиты пола. — До нас тут были другие. Группы зачистки, оперативники ГРУ, спецура НАТО под флагом ООН. Десятки профессиональных убийц, которые годами возились в этой грязи.

— Или кто-то из наших, — Жанна выпрямилась, разминая затекшую шею. — Кто-то, кто не сдох на задании десять лет назад, а понял, что на той стороне силы больше. Представь: опыт рейнджера или легионера, помноженный на физику ликана. Это идеальный солдат, Пьер. Оружие, которое само себя обслуживает и само принимает решения.

Дюбуа нахмурился, вглядываясь в темноту за окном.

— Чтобы так дрессировать зверей, нужно знать их психологию. И нашу тактику. Этот Пастырь… он не просто кусает за горло. Он командует подразделением. Угрозы по рации, маневры прикрытия — это почерк психологических операций. Это работа тех, кто проходил профильное обучение.

— Если он бывший из Отдела или смежников, — Жанна снова прильнула к окуляру, — то он знает наши лимиты. Он знает, что боеприпасы с серебром не бесконечны. Он знает, как долго мы можем держать периметр без ротации.

Пьер подошёл к ней вплотную. От неё пахло холодом, сталью и дождём. Он положил ладонь на холодный камень подоконника рядом с её винтовкой.

— Если он один из нас, Жанна, то он знает и то, что мы не берём пленных. И что 28-й отдел всегда доводит зачистку до конца.

— Значит, это будет «зеркальная» игра, — фламандка горько усмехнулась. — Специалист против специалиста. Только у него есть преимущество в темноте и стая за спиной. А у нас — этот собор и приказ.

— У него нет одного преимущества, — Пьер коснулся рукояти артефактного ножа. — Он думает, что всё ещё играет по правилам устава, просто сменив сторону. А я уже давно забыл, что такое правила. Мне плевать, кем он был — майором СпН или сержантом SAS. Сейчас он просто приоритетная цель. А цели имеют привычку заканчиваться.

Он посмотрел вниз. Там, среди вековых елей, снова послышались щелчки — короткие, ритмичные. Ликаны проверяли частоты, координируя посты.

— Слышишь? — Жанна замерла. — Опять пакетная передача.

— Они вызывают нас на бой, — прошептал Пьер. — Хотят знать, когда мы дрогнем.

— Ну, пускай ждут, — Жанна мягко щелкнула предохранителем, переводя винтовку в боевой режим. — У меня для «коллеги» припасён особый аргумент на двенадцать граммов серебра.

Пьер проверил артефактный нож. Чёрная сталь, выкованная в аномальных печах Зоны, не давала бликов даже под прямым светом. Он вогнал его в ножны на бедре и коротким движением проверил глушитель на «Глоке-17».

— Маркус, я в «мёртвую зону», — бросил он в гарнитуру, едва касаясь тангенты. — Хочу посмотреть в глаза их авангарду.

— Один? Это самоубийство, Шрам, — отозвался командир.

— Нет. Это аудит. Сидите тихо и не вздумайте подсвечивать периметр прожекторами.

Пьер скользнул в узкий дренажный лаз под южной стеной. Грязь, вонючая жижа и ледяная вода — его старые союзники. Он выбрался наружу в пятидесяти метрах от собора, за густыми зарослями ежевики.

Дождь превратился в мелкую ледяную взвесь. Пьер отключил ПНВ — электроника давала зернистость, а его собственные глаза, подстёгнутые базовой сывороткой Лебедева, уже адаптировались к глубоким сумеркам. Он видел движение теней там, где обычный человек увидел бы лишь черноту.

Он двигался как тень. Каждый шаг — сначала на носок, прощупывая почву на предмет сухих веток или мин-растяжек. Вес тела перенесён, фиксация, движение.

В «мёртвой зоне» под колокольней пахло по-особенному. К запаху мокрой шерсти примешивался резкий, химический аромат оружейного консерванта.

Пьер замер у ствола старой сосны. В десяти метрах, в неглубоком окопе, обложенном дёрном, сидел ликан. Тварь не рычала. Она неподвижно смотрела на собор, прижав к плечу приклад карабина «Застава». На голове ублюдка была надета гарнитура, а когтистая лапа уверенно лежала на пистолетной рукоятке.

Но внимание Пьера привлекло другое.

На стволе соседнего дерева, на уровне глаз, был закреплён химический источник света (ХИС), прикрытый изолентой так, чтобы давать лишь узкий, едва заметный луч в сторону леса.

**«Тактический маркер для захода группы»,** — пронеслось в голове у Пьера. — **«Протокол „Ночной заслон“. Отдел 28, редакция десятого года».**

Пьер скользнул ближе. Сердце билось ровно — 45 ударов в минуту. Сыворотка Лебедева купировала страх, оставляя лишь чистый, кристаллический расчёт.

Он увидел второго. Ликан-корректировщик сидел чуть выше по склону. В его руках был лазерный дальномер. Тварь сделала жест лапой — чёткий, лаконичный сигнал «Вижу цель», который используют в спецподразделениях, когда радиосвязь нежелательна.

Пьер подобрался к первому стрелку со спины.

Ликан внезапно повёл носом. Чутьё зверя вступило в конфликт с дисциплиной солдата. Тварь начала разворачиваться, обнажая клыки, но Пьер уже был в прыжке.

Левая рука перехватила пасть, вдавливая челюсть назад, чтобы ликан не смог издать ни звука. Правая — вогнала артефактный нож точно в основание черепа, проворачивая лезвие. Кость хрустнула, как сухая ветка. Ликан обмяк. Пьер плавно опустил тушу на дно окопа, стараясь не задеть карабин.

Дюбуа быстро обыскал разгрузку убитого.

В боковом кармане он нашёл то, что искал. Пластиковый жетон на цепочке. Потёртый, залитый чёрной кровью, но узнаваемый. На нём не было имени, только личный номер и эмблема — стилизованный щит с цифрой «28».

— Сукин ты сын… — прошептал Пьер.

Это был жетон группы «Гамма». Десять лет назад они пропали в этом секторе. Считались уничтоженными.

Второй ликан на склоне что-то заподозрил. Он издал короткий свист — точно такой же, каким подзывают напарника в дозоре. Пьер замер, прижавшись к телу убитого.

Тварь на склоне поднялась во весь рост. Огромный, покрытый шрамами антропоморф в обрывках старой формы Отдела. Он не стал рычать. Он спокойно, по-хозяйски, достал из кармана рацию и произнёс хриплым, ломаным голосом:

— Контакт в секторе «Зулу». Крыса в капкане. Начинайте.

Спустя секунду лес вокруг Пьера ожил. Вспыхнули ИК-маяки, и тишина взорвалась лаем коротких очередей.

— Маркус, это Шрам! — крикнул Пьер в микрофон, уходя в перекат под огнём. — Теория подтверждена! Это «Гамма»! Они не просто разумны, они — это мы, только с клыками! Открывайте огонь по маркерам, живо!

Пьер выхватил «Глок» и двумя выстрелами погасил ХИС на дереве. Теперь началась настоящая охота. И в этой охоте он больше не собирался играть по правилам.

Грязь чавкала под ботинками, засасывая ноги, словно живое болото. Пьер рванул через перелесок, пригибаясь так низко, что ветви ежевики хлестали по шлему. Сзади, из серой хмари тумана, хлестнула короткая очередь. Пули вгрызлись в ствол сосны в сантиметрах от его головы, выбив фонтан щепы.

— Суки… — выдохнул Пьер, перекатываясь за гранитный валун.

Группа «Гамма» работала образцово. Никакого воя, никакой звериной суеты. Только сухие хлопки выстрелов и короткие щелчки раций. Ликаны-ветераны обходили его классическими «клещами», грамотно используя рельеф. Это был почерк 28-го отдела — жёсткий, эффективный, направленный на полное уничтожение цели.

Пьер вскинул «Вектор». В магазине было тридцать патронов.45 калибра с серебряным сердечником. Один короткий контакт — и пять штук уже ушли в темноту.