Впервые за всю свою жизнь он не ждал нападения. Впервые за всю жизнь он был по-настоящему дома.

Утро в Вене было девственно-белым и оглушительно тихим. Первый свет зимнего солнца, отражаясь от свежего снега за окном, просачивался сквозь щели тяжелых портьер, рисуя на паркете золотистые полосы. В номере пахло остывающим камином, дорогим мылом и тем едва уловимым ароматом покоя, который бывает только после долгого и трудного пути.

Пьер проснулся первым. Он лежал неподвижно, боясь спугнуть это новое, почти забытое ощущение — легкость в теле. Внутри него больше не было яростного гула серебряной плазмы, не было металлического привкуса во рту и вечного ожидания удара. Было лишь ровное тепло и мерное биение собственного сердца.

Он медленно повернул голову. Жанна спала, разметав по подушке свои волосы. В этом утреннем свете, без маски суровости и боевого грима, она казалась почти прозрачной, удивительно нежной. Пьер осторожно, одними кончиками пальцев, коснулся её плеча. Кожа была теплой и живой.

Он посмотрел на свою руку. Гладкая, лишенная шрамов и костяных наростов ладонь. Четырнадцать доз «Души» совершили невозможное — они вернули ему не только внешность, но и право на это тихое утро.

Жанна шевельнулась и медленно открыла глаза. В первый момент в её взгляде мелькнула привычная настороженность, рука непроизвольно дернулась к пустой стороне подушки, где обычно лежал пистолет. Но, увидев Пьера, она мгновенно расслабилась. Тень напряжения исчезла, уступив место мягкой улыбке.

— Доброе утро, — прошептала она, её голос был по-утреннему хриплым.

— Доброе утро, — ответил Пьер. Он притянул её к себе, укрывая их обоих тяжелым одеялом. — Слышишь?

— Что?

— Тишину.

Они замолчали, прислушиваясь. С улицы доносился отдаленный перезвон колоколов — Вена готовилась к праздничному богослужению. Снизу, из холла, доносился приглушенный звон посуды: кто-то уже завтракал, обсуждая планы на новый год. Но здесь, в их маленьком ковчеге, время будто остановилось.

— Нам не нужно никуда бежать сегодня, — произнес Пьер, целуя её в макушку. — Никаких планов. Никаких досье. Только кофе, прогулка по парку и, может быть, еще немного Бродского.

Жанна закрыла глаза, впитывая этот момент. Она чувствовала себя защищенной — не бронежилетом или стенами бункера, а присутствием человека, который прошел через ад, чтобы просто обнять её этим утром.

— Звучит как самый лучший план из всех, что у нас были, — ответила она.

Впервые за долгие годы они были просто Пьером и Жанной. Двумя людьми в самом сердце Европы, которые заслужили свое право на обычное, ленивое утро. И в этом простом факте было больше триумфа, чем во всех разрушенных лабораториях мира.

Через неделю в маленьком доме в пригороде Брюсселя Пьер сидел у окна. Он всё еще был слаб, его тело восстанавливалось медленно, а врачи (те, кому Жанна доверяла) говорили, что вирус «Адам» перешел в спящий режим. Он остался в его ДНК навсегда, как старое проклятие, готовое проснуться от первого серьезного стресса. Но сейчас… сейчас он был просто человеком.

Ахмед вошел в комнату, держа в руках газету.

— «Омега» объявила о банкротстве своего медицинского подразделения, — сказал он с улыбкой. — Акции рухнули. Интерпол начал расследование по факту незаконных экспериментов.

Пьер не ответил. Он смотрел, как в саду Жанна возится с кустами роз. Она обернулась и помахала ему рукой.

И легионер лишь улыбнулся в ответ уже мысленно планируя их медовый месяц где-то в Африке.

Цюрих в это время года выглядел как ожившая реклама частного банкинга: стерильный, дорогой и абсолютно спокойный. Ахмед сидел на террасе своего пентхауса, лениво помешивая лед в стакане коллекционного виски. На нем был шелковый халат, а на столике перед ним лежал тончайший планшет — кастомная сборка, мощностей которой хватило бы, чтобы обрушить сеть небольшого государства.

Он больше не был тем дерганым парнем с вечными кругами под глазами. Лицо округлилось, взгляд стал тяжелым и уверенным. Его счета были полны, а его услуги как «независимого консультанта по кибербезопасности» стоили столько, что он мог бы купить тот ангар в Брюсселе вместе со всем кварталом и снести его просто ради забавы.

На экране планшета в режиме реального времени пульсировали две точки — Вена. Пьер и Жанна. Спутниковый канал, оплаченный через цепочку офшоров, давал картинку такой четкости, что Ахмед видел даже пар от их кофе.

— Танцуют… — Ахмед усмехнулся, глядя на архивную запись вчерашнего вечера. — Стихи читают. Какая идиллия.

Он глотнул виски, чувствуя приятное тепло. Пьер и Жанна думали, что они победили. Они думали, что «Омега» пала из-за их героизма, а четырнадцать ампул «Души» были случайным проявлением сентиментальности безумного профессора. Они верили, что Ахмед — их верный друг, который чудом находил лазейки в системах защиты.

Ахмед отставил стакан и поднялся. В глубине квартиры, за тяжелыми дубовыми дверями, находился его личный кабинет. Он вошел внутрь, и свет включился автоматически, выхватывая из полумрака массивный стол и единственное кресло, развернутое к окну.

В кресле сидел человек. На нем был безупречно сидящий костюм, а его руки, лежащие на подлокотниках, выглядели сильными и молодыми.

— Объект стабилен? — спросил человек, не оборачиваясь. Голос был глубоким, властным, лишенным всяких признаков старости.

— Стабильнее некуда, профессор, — Ахмед почтительно склонил голову, и в этом жесте не было ни капли той фамильярности, с которой он общался со Шрамом. — Четырнадцать инъекций впитались идеально. Аномальная энергия Зоны зацементировала вирус «Адам». Теперь он — идеальный носитель. Без побочных эффектов, без откатов.

Лебедев медленно развернул кресло. Его помолодевшее лицо в холодном свете мониторов казалось маской античного бога.

— Жанна? — коротко бросил он.

— Отрабатывает роль на сто процентов. Она — его лучший якорь. Пока она рядом, он чувствует себя человеком. А пока он чувствует себя человеком, он не замечает, как работает фоновый протокол передачи данных. Мы получаем телеметрию его метаболизма каждые пять минут.

Лебедев удовлетворенно кивнул. Все эти «побеги», «рейды» и «уничтожения серверов» были лишь масштабным полевым испытанием. Корпорация «Омега» была отработанным материалом, балластом, который Лебедев сбросил, чтобы инсценировать свою смерть и вывести проект на новый уровень.

— Пьер всегда был эмоциональным, — небрежно заметил Лебедев, глядя на экран, где Шрам обнимал Жанну. — Это его слабость. И это наша гарантия. Он думает, что он свободен. Но на самом деле он — мой самый успешный автономный сервер.

— Когда начнем вторую фазу, сэр? — спросил Ахмед.

— Пусть отдохнут, — Лебедев едва заметно улыбнулся. — Пусть насладятся своей «победой». Счастливый образец живет дольше. А ты, Ахмед, молодец. Ты хорошо сыграл свою роль «верного связиста». Без твоих «подсказок» он бы не догадался вырвать чип так эффектно. Это добавило ему веры в собственные силы.

Ахмед лишь скромно улыбнулся.

— Иди, отдыхай. Завтра нам нужно подготовить отчет для новых инвесторов. Они хотят видеть, как работает «Душа» в долгосрочной перспективе.

Ахмед вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Вернувшись на террасу, он снова взял бокал. Снег над Цюрихом казался ему предвестником большой удачи. Пьер Дюбуа танцевал в Вене, Жанна верила в любовь, а Лебедев строил новый мир.

И только Ахмед знал, сколько на самом деле стоила эта тишина.

— С Новым годом, Пьер, — прошептал он, глядя на мерцающую точку на карте. — Танцуй, пока музыка не кончилась.

Киевский воздух в этот вечер пах морозной пылью и выхлопными газами — резкий, химический запах, застревающий в горле. Метель мела по Крещатику, превращая прохожих в сутулые, запорошенные снегом тени, спешащие укрыться в метро.